– Снимите с них мешки, – требует он, но злодеи не тушуются, почти сразу скидывая ткань с голов.

Блэк смотрит хмуро, сцепив от злости зубы, а девочка плачет и шмыгает носом, завидев отца. Но… Но девочка в одном тоненьком платье – на такой высоте, под разгулявшимся ветром, зимой – и не дрожит? А Блэк? А Блэк бы просто злился? Он бы рвал и метал одним только взглядом – уж что-что, а глаза у Псины всегда были самой «разговорчивой» частью тела, и в них бы Люциус сейчас должен был видеть Адское пламя, а не жалкие фальшивые искры.

– Это не мой муж, – твердо и громко заявляет он, и тут же все вокруг приходит в движение.

Лже-Сириус и лже-ребенок хватают сундук, подтаскивают его к краю галереи, выбивают им же перила и, уцепившись за ручки, сигают с высоты в воду. Кроун зачем-то кричит, и двое оставшихся магов метают в них сразу несколько кинжалов – Люциус успевает сбить с ног идиота, но все равно получает длинные глубокий порез на плече. Маги же следуют за упавшими вниз. И только потом появляются авроры на метлах и снимают барьер.

– Как вы догадались? – к Люциусу тут же подбегает усатый командир.

– Девочка не дрожала, а тут довольно холодно. Да и мужа своего я знаю достаточно хорошо, чтобы отличить от подделки, – Малфой уверен, что узнал бы Блэка под любой обороткой или чарами.

– Где моя дочь?! Где Грета?! – Кроун кидается к аврорам, и его быстро уводят с галереи, а к Люциусу подходит Гарри.

– Возвращайтесь на Гриммаулд-плейс, – он подает ему его палочку и говорит жестко, как будто гвозди в чужой гроб вколачивает. – Мы их найдем.

И Люциусу ничего не остается, кроме как вернуться на площадь. Дом встречает его странным спокойствием и почти мертвой тишиной, которая длится почти пять секунд. А потом к нему подскакивают Драко и Люпин, а Северус с тяжелым вздохом достает из саквояжа склянки с зельями.

– Отец!

– Где Сириус?

И Малфой начинает рассказывать, отвлекаясь только на горькие восстанавливающие и успокоительные. Чем закончится это дело никто предсказать уже не сможет. Люциус чувствует себя одновременно и выжатым как лимон, и готовым броситься в любую секунду хищником. Он знал, что там, где участвует Блэк, все обязательно пойдет наперекосяк!

Еще два часа проходят в ожесточенных разговорах, хождениях из угла в угол и нервных возгласах. Северус наливает себе рюмку коньяка, Люпин заламывает руки, а Драко не знает куда себя деть от назойливого шипения змеи. А потом из коридора слышится звук открываемой двери, и у Люциуса земля уходит из-под ног.

***

– Сириус!

Ремус обхватывает Бродягу обеими руками вместе с девочкой.

– Живы мы. Сбежали. Все в порядке.

Люпин быстро отступает, позволяя другу вздохнуть и тут же отправляет патронус в Аврорат. Не проходит и минуты, как возле дома оказываются авроры, и Сириус, успевший только кивнуть остальным собравшимся, уходит вместе с ними – они первыми должны узнать, что произошло с заложниками.

Ремус неловко оглядывается, не скрывая улыбки облегчения, но его энтузиазм никто не разделяет. Северус недовольно хмыкает что-то навроде: «тупой Пес» и объявляет, что возвращается домой. Драко, тоже успевший радостно выдохнуть, суетится возле отца, который, к счастью, что сидел, а так бы не удержался на ногах от шока. Малфой закрывает глаза и роняет голову в подставленные руки. И Ремус прекрасно знает, что в такой ситуации может сделать только одно – он подает Люциусу очередное зелье и мягко ведет палочкой над чужой макушкой, усыпляя.

– Теперь все будет хорошо. Сириус скоро вернется, – обещает оборотень Драко. – Ты же не будешь возражать, если я оставлю твоего отца ночевать здесь? Он наверняка захочет сначала поговорить с Сириусом.

– Да, конечно, – Драко кивает и помогает левитировать отца в комнату Бродяги.

Они устраивают его в постели, проверяют, как заживает его рана, а потом возвращаются на кухню. Драко мнется в дверях, все еще бесконтрольно волнуясь, но и эту причину Ремус знает.

– Тебе тоже стоит отдохнуть, Драко. Я не позволю им поругаться, когда Бродяга вернется. А если что-нибудь еще случится, то обязательно пришлю тебе патронуса.

– Спасибо, – кивает Малфой-младший и тоже уходит к себе.

А Люпин принимается ждать. Теперь уже сколько угодно и до самого конца. Если Бродяга смог откуда-то выбраться, то попасть туда обратно – дело пары мановений волшебной палочки. А уж в его способностях и сомневаться не стоит.

Чтобы хоть чем-то себя занять он начинает готовить любимый Сириусом морковный пирог. Без помощи магии и с трудом вспомнив рецепт, но тщательно и вдумчиво. Два с лишним дня сплошной нервотрепки изматывают их всех донельзя, но оборотень знает, что хуже всех было Сириусу, и он же быстрее всех от этого негатива избавится – выследив сейчас и поймав своих обидчиков. А вот Вуивр так просто от своего гнева не отделается – унижение и угрозы в особняке, страх за Сириуса, бесполезная попытка спасения и новое исчезновение супруга за возмездием. Добавить к этому сопутствующие чувства, возведенные магией в степень, и получится просто сокрушительный удар по нервной системе. И именно поэтому Ремус оставляет Малфоя в спальне Бродяги – среди его вещей, его запаха и в его постели. Это поможет снять напряжение. А когда Сириус вернется, то будет слишком устал, чтобы спорить, и достаточно внушаем, чтобы пойти на компромисс.

Но это не значит, что и им с Северусом пришлось легко. Взрыв в Целле сродни удару под дых – такое яркое напоминание о прошлом, что хуже некуда. Северус, может, и более гибок в этом отношении, проведя почти половину жизни подвергаясь опасности, а Ремус уже успел расслабиться и отвыкнуть от подобных «встрясок». Начиная от беспокойной питомицы, устроившей истерику, как только Северус уехал, и заканчивая возвращением Сириуса с ребенком на руках. Он уже не сможет так просто пережить подобное.

Поначалу Люпин думал, что ворона скучает по зельевару, хандрит, огрызается и психует. Он и сам тоскует в какой-то степени по неизменной ехидце, презрительным взглядам и горделивой, заносчивой осанке – Снейп был константой в мире оборотня, а сблизившись в последнее время, он понял, что уже не сможет ее отпустить. Поэтому поездка зельевара хоть и не совсем тревожит, но и особой радости не вызывает. А уж что случилось потом… О, он прекрасно может себе представить, что Люциус чувствовал в особняке – Ремус точно так же отреагировал бы и на похищение Сириуса, и на похищение Гарри. Теперь получается, что и Снейп попал в число жизненно важных для оборотня людей. И что Ремусу с этим делать?

Он фиксирует эту мысль, чтобы додумать ее позже, на свежую голову, а не сейчас, когда может ошибиться в самом же себе и сделать в корне неправильные выводы. Пробует свое кулинарное творение на вкус и остается довольным результатом. Умывается, снова заваривает кофе, встречает сову с первой утренней газетой и погружается в изучение сенсации.

А к девяти утра Сириус возвращается снова, но теперь больше никуда не торопится.

Он сам порывается обнять друга, ведет на кухню, с голодным рычанием поглощает плотный завтрак и параллельно рассказывает о своем приключении: о том, как заметил фигуры возле особняка, как попался им, как выбрался из плена и как блуждал по окраине Лондона, лишь каким-то чудом наткнувшись на какого-то «старичка-мага-любителя маггловского кино», любезно согласившегося аппарировать их на площадь. А потом – как вернулся в Аврорат, как показывал место, где их держали, и как вместе с аврорами искал следы злоумышленников. И как они нашли многих виновников, но еще не всех, конечно же. Ремус внимательно слушает, пересказывает инцидент в Германии, а потом говорит про Люциуса и Кроуна и про передачу денег. Сириус про последнее уже наслышан от авроров, но почему-то не верит, что Малфой мог бы так отреагировать. Из уст друга это звучит убедительнее.

Закончив с едой, Бродяга закуривает, с блаженным стоном выпуская горький дым, и Ремус решает огорошить его в последний раз.

– Я оставил Люциуса здесь, в твоей спальне.