Они очень долго говорят. Бродяга рассказывает о своем бытии собакой, Гарри – о том, что происходило у них. Постепенно вся картина складывается, обрастает подробностями и недостающими деталями. Постепенно судорожная хватка на его плечах расслабляется, и крестник, измученный, засыпает у него под боком. Ремус и Люциус молчат – они только слушали, не задавая вопросов. Но и уходить не торопятся. Ремус снова приносит чай, а Малфой продолжает смотреть на Бродягу из-под полуприкрытых ресниц. Сириус не пытается расшифровать этот взгляд – он тоже устал, но знает, что Вуивр обязательно выскажет ему все, что думает. Не сейчас, так потом. Они тоже обязательно поговорят. И этот разговор наверняка будет куда как тяжелее, чем этот.

Наутро Сириус отправляется в Аврорат – опять все в той же компании. Его сведения дополняют картину и тут, но процедура эта, в общем-то, ему уже знакомая. Рассказ, опознание, улики. Преступники и причиненная магия. После авроров идут журналисты – Сириус утомляется болтовней, но не может оставить прессу без ответов – Малфой опять-таки не позволит. Но Люциус эти ответы хотя бы укоротит, а потом и вовсе сошлется на неотложные дела – например, потащит Блэка в Мунго, проверять голову. На вкус Бродяги врач Малфоя прекрасно справился с его болячками, но тот настаивает, и он соглашается – только бы побыстрее расправиться. И только под вечер он наконец добирается до своего агентства. Сара утирает слезы, Луис крепко обнимает, а у Денеба тоже подозрительно блестят глаза. И только Фрэнка он не видит. На Митчелла махают рукой, оставляя напоследок, а пока рассказывают о том, как шли дела агентства в отсутствии хозяина. О том, как преданные помощники искали его не покладая рук, придумывали разные способы поиска, не сдавались. Как решили с десяток мелких дел, поддерживая агентство на плаву, и как отложили несколько очень интересных заказов специально на случай, когда начальник вернется. И только потом рассказали про Митчелла – как тот искал его при помощи зелий и как сошелся со Снейпом, все больше пропадая в чужих лабораториях, а не с ними. Сириус сглатывает ком в горле, благодарит друзей за заботу и преданность, а с Фрэнком он потом еще поговорит.

Ужин на Гриммаулд-плейс все в том же составе, и Сириус понимает, что Малфой больше не будет ждать – время вот-вот настанет.

– Блэк, ты понимаешь, что это не должно повториться? – начинает Люциус, когда они остаются наедине в спальне Сириуса.

– А ты понимаешь, что мне сегодня уже дали это понять всеми возможными способами? – Бродяга ерничает, отвечая вопросом на вопрос, но ему никогда не нравилась риторика.

– Я говорю о нашей связи, – Малфой прекращает ходить вокруг да около и пристально смотрит в глаза.

– И что с ней? – Сириусу, если честно, сейчас не до нее – до кровати бы добраться.

– Мы должны закрепить ее. Завершить ритуал. И тогда мы сможем найти друг друга где угодно, хоть у черта на рогах – магия это позволит. Я не собираюсь больше рисковать, – озвучивает свое решение Люциус, но Сириус не был бы Сириусом, если бы так просто согласился.

– Так и я не собираюсь рисковать. Поэтому дергать связь совершенно незачем, – отпирается он.

– Я понимаю, Блэк, – Малфой хмурится и сжимает пальцами переносицу. – Ты решил, что твоя гордость выше наших страданий. Что ж… я даю тебе еще немного времени подумать. Свое решение я тебе озвучил и обязательно приведу его в исполнение.

– Что, как в прошлый раз? – ощетинивается Бродяга, мигом вспоминая прошлое Рождество.

– Нет, но так, что тебе лучше согласиться добровольно, – ухмылка Вуивра не сулит ничего хорошего. – Я умею уговаривать и добиваться того, чего хочу. Тебя я хочу очень сильно.

Сириус задыхается на двусмысленности и надеется, что не покраснел, а Малфой говорит настолько серьезно, что он верит. Сразу же. Что тут с ним эта связь сделала? Он окончательно с катушек съехал?

– И еще одно: завтра ты ночуешь в мэноре и в моей постели. Весенний ультиматум все еще в силе, – и теперь эта ухмылка смертельно-ядовитая. Ну конечно же, как он мог об этом забыть?

– И не подумаю даже, – фыркает Сириус, а у самого нервно сжимается в груди – майская гроза и крепкие руки поперек его туловища – Малфой не сдает позиций в отношении него. Больше не сдает. И Бродяге придется принять это как данность и подумать о контрмерах.

– Четыре ночи в неделю в обязательном порядке, – Вуивр соглашается на торг, но Сириус не собирается ставить свое тело.

– Нет.

– Да. Или я придумаю что-нибудь еще. Например, систему штрафов за пропущенные ночи или какие-нибудь другие поощрения для себя одного.

– Что за детский сад? – Бродяга уже не на шутку разозлен, а Вуивр только снова усмехается и идет на выход.

– Я когда-то давал тебе право выбора, а теперь выбираю сам. Твои возражения больше не принимаются. Спокойной ночи.

Он уходит, а Блэк готов хвататься за голову – Малфой, кажется, умом тронулся от тоски по нему. И что ему с ним делать? Снова вступать в конфронтацию? Снова бороться? О да, Сириус по их пикировкам тоже успел соскучиться. И кажется, и по самому Малфою тоже. В пику он решает какое-то время не бриться – Гарри оценил его новый «брутальный» вид, а Вуивра можно просто позлить этой бородой – Бродяга окончательно становится похож на пирата.

Первая ночь в мэноре проходит относительно спокойно. Сириус немного нервничает, а Малфой, замечая его тревогу, глумится, не скрывая улыбок. Вот уж нашел себе развлечение! Но он его не трогает – Бродяга ждал новых медвежьих объятий, но Вуивр просто укладывается на свою половину кровати и гасит свет. Какое-то время они проводят в тишине, а потом Сириусу надоедать ждать подвоха слева от себя, и он засыпает – день опять был трудным, и «тактильные инсинуации» Малфоя – явно не то, что лишит его сна. А на вторую ночь он пьет зелье для сна без сновидений и на Люциуса вообще больше не смотрит. Пускай считает себя победителем – это всего лишь небольшое сражение, главный бой Блэк оставит себе.

А потом Вуивр придумывает эти «каникулы» в Африке… В любое другое время, в любой другой компании, но не сейчас и не с ними. У Сириуса полно дел в агентстве, а Снейпа и вовсе хочется придушить за то, что в это самое агентство залез своими сальными ручонками и умыкнул у Бродяги, пожалуй, самого ценного работника. Блэку обидно до боли, и виноватый взгляд Фрэнка ничуть не помогает. Митчелл быстро подбирается и стоит на своем – ему жаль, но зельеварение оказалось именно той стезей, где он хочет себя реализовать. Все так же интересно, захватывающе и необычно, но без риска быть убитым каким-нибудь маньяком. Сириус, конечно же, понимает его опасения, и даже мог бы пойти на уступки, но Фрэнк непреклонен – полгода – не месяц и не два, когда он еще сомневался. Теперь – он уже влюблен в эту работу. И Бродяге приходится скрипеть зубами, еще раз попытаться уговорить, а потом только приставать к Снейпу с законными обвинениями. Он же абсолютно не понимает, что зельеварение будет так же часто встречаться в его работе, как ювелирные изделия и магические артефакты. А они там, в своих лабораториях, все равно ничего нового не придумают. Ну или полезного. Вот Сириус и рычит, защищая «свое», а его никто не понимает: Сопливус рычит в ответ, Малфой опять собирается затеять представление, а вот Ремус… Черт, он же обещал. Обещал быть сдержаннее, и уж точно не хотел обидеть друга. Теперь придется заглаживать вину, извиняться и просить понять – и Рем обязательно его и простит, и поймет, но не Малфой… С его всплеском справиться сложнее.

– Этого ты добивался? – злится Люциус, но обеденные салфетки уже обратились в пепел, и он старается подавить свою магию, чтобы не разжечь полноценный пожар.

– Конечно! Игра на твоих нервах – моя самая любимая! – огрызается Сириус. Ну какого же черта Вуивр постоянно встревает? Бродяга о нем вообще не думал, а тот орет так, как будто он женат на Снейпе и всеми силами защищает мужа от гадкого Пса. Серьезно, это касалось только его и Сопливуса, но никак не Малфоя.