Лишь оказавшись на левом берегу Волги, скрытые от взора потерявшего их след неприятеля казаки остановились. Опустившись в изнеможении наземь, Пугачев немного отдышался, потом осмотрелся вокруг себя и еле слышно промолвил.

— Да, народу не густо однако ж…

— Кто переплыл, вроде бы все тута. Сотня одна, другая… Никак не боле, — откликнулся произведенный два дня тому назад в генерал-поручики Иван Творогов и, избегая смотреть на Пугачева, угрюмо добавил. — Велики наши потери, Ваше величество. Много народу полегло, не счесть. Лошади, пушки, обоз — все врагу досталось. Да и пленных, по всему, немало будет. Остальные разбежались кто куда…

Пугачев помедлил и нерешительно спросил:

— А из штабных кого не досчитались?

Творогов нехотя обошел атаманов и, пересчитав их, стал докладывать, загибая пальцы:

— Не видать Фалкова, Тюрина, Филинкова, Торнова… Что с оными, мне неведомо, а вот Андрейка Овчинников, кажись, того…

Пугачев поник. Видно, совсем плохи его дела, если бог отнимает у него таких людей, как генерал-фельдмаршал Овчинников. Добрый был казак, обученный. Еще в самом начале восстания он перебежал к нему из полевой команды царского подполковника Наумова.

Прикрыв обеими ладонями глаза, Пугачев просидел так несколько минут, потом вдруг, спохватившись, вскинул голову и, пройдясь по казакам полным надежды взглядом, громко позвал:

— Кинзей, ты где? Отзовись!

— Арсланова тут нету… — раздалось с разных сторон.

— Так ведь он навроде бы вместе с нами переправлялся… — растерянно добавил кто-то.

Стараясь скрыть от других раздирающие его душевные муки, Пугачев бодрился.

— Ничего, ребята, фельдмаршал Арсланов уцелевших соберет и в скорости назад возвернет, — сказал он, а сам подумал: — «Куды ж подевался мой Кинзей? Без него ж мне — каюк! Казаки Кинзея боялись и лебезили передо мной, а таперича, того и гляди, схватят, повяжут да на свою выгоду царевым прислужникам сдадут. Так что будь начеку, брат Емеля, гляди в оба».

Михельсон, не зная, в какую сторону подался переправившийся через Волгу Пугачев, решив повременить, не стал форсировать реку. Прихватив с собой отставших мятежников, он отвел свой отряд к Царицыну, где его поджидал откомандированный императрицей после заключения мира с турками Александр Суворов.

Приняв от полковника команду и ценные трофеи, генерал-поручик, не мешкая, перебрался на другую сторону Волги и отправился на поиски Пугачева.

После поражения под Черным Яром Пугачев так и не смог больше оправиться. Неоднократно испытывавшая его судьба, давшая было ему еще один шанс бежать и спастись, окончательно отвернулась от него. На поимку разбитого наголову самозванца были брошены значительные силы. Круг замыкался. Дороги на север и на юг — к Астрахани, на запад и на восток — к Яику, были заблокированы.

Зная о том, что правительственные войска рыщут за ним повсюду, Пугачев понял, что, в какую бы сторону он ни пошел, встречи с неприятелем ему не избежать, и предложил своим людям схорониться на время в одной из глухих затерявшихся в степи деревушек.

Не надеявшиеся на прощение со стороны властей помощники его забили тревогу, соображая, как им поступить. Ближайший из них — любимец Пугачева Иван Творогов, давно замышлявший при случае выдать его властям, решил, что такой момент настал. Вечером он завел с атаманами серьезный разговор.

— Браты, дела наши — хуже некуда. Может, надоумите, как быть? — вкрадчиво начал он.

— Мы вот тоже сидим кумекаем, голову ломаем, — развел руками Железнов.

— И так ни до чего и не докумекались?

— Покамест нет. А ты чего предлагать?

Не успел Творогов рот раскрыть, как в разговор вступил пугачевский адъютант Чумаков:

— Так вот и сидим сложа руки, дожидаемся, кады нас схватят. Нет, чтобы бежать, покуда не поздно, по одному на Яик.

Полковник Федульев замахал на него руками:

— И не подумаю! Как же, поди, попробуй-ка нынче туды сунуться, вмиг скрутят да в острог.

Атаман Бурнов тоже был против возвращения на Яик.

— Надобно уговорить государя на Кубань бежать, а опосля — в Персию.

— Так он и сам навроде не прочь был туды податься.

— Не прочь-то не прочь… Да рази ж кто ведает, что нас в той стороне ждет. Со всех сторон обложили, супостаты.

Терпеливо дождавшись, когда стихнет спор, Иван Творогов опасливо оглянулся по сторонам и заговорил вполголоса:

— А таперича меня послу хайте, браты. Никуды мы с вами бежать не станем, потому как нет в том нужды. По моему разумению, надобно нам Емельку властям сдать…

Атаманы возбужденно загалдели:

— Так то ж измена!

— Товарища свово, стало быть, на плаху, а самому сухим из воды?!.. Вон ты чего удумал!

Иван Творогов струхнул и начал оправдываться:

— То не я, а Перфильев удумал. Он мне все уши прожужжал, мол, как обслабнет Емеля, хватайте его и в Яик к коменданту везите, а я тем временем прямиком к царице, за нас за всех хлопотать, благо, ему в Питере бывать доводилось… Сдается мне, что Афанасий наш так и сделал. Вроде со всеми через Волгу переправлялся… А кто его опосля видал?

Но возмущенные атаманы не желали его слушать.

— Брось сказки-то сказывать! Будто его кто до царицы допустит! Да и как он туды доберется? Мы, чай, все меченые…

— Подвесить тебя, шельму, за ноги — и вся недолга!

— Верно, и поделом!.. — ополчились все против Творогова.

Тот весь затрясся. Еще немного, и весть о том, что он подбивал казаков на заговор, долетит до Пугачева. Творогов отлично понимал, чем это ему грозит. Что ж, ничего другого не остается, кроме как идти до конца.

— Будет вам, браты, угомонитесь! Точно бабы крик подняли. Чего толку орать-то! Давайте-ка лучше сообща все как следовает обмозгуем. Про то, что нас повсюду разыскивают, вам и без меня ведомо. Рано ли, поздно ли — все едино, попадемся, угодим в западню аки зайцы. Думаете, нас по головушкам погладят да отпустят? Кабы не так! Снесут всем головушки-то, как покойничку Хлопуше, царство ему небесное. А вот ежели мы Пугача сдадим, дело другое. Тады уж и на милость матушки-императрицы уповать резон.

Атаманы молча переглянулись.

— Честь замарать, чтоб шкуру свою спасти — вот чего ты нам предлагаешь, паскуда! — проговорил сквозь зубы Тимофей Железнов и перекрестился.

— Худое у тебя на уме, тезка, — с осуждением произнес Иван Федульев.

Побелевший от страха Творогов уже не знал, что делать. Если он не найдет с ними общий язык, пиши — все пропало.

— Да вы чего, браты. Послу хайте меня, Христа ради, — взмолился он.

— Благодарствуем, послу хал и уж. Слово свое ты сказал, — пробурчал Федульев.

Доигрался… Сейчас вцепятся, повяжут, накинут ему веревку на шею и поволокут к Пугачеву. Однако никто так и не сдвинулся с места. И Творогов понял: да они же все рисовались друг перед другом, о чести будто бы вспомнили, в благородство играли. Это значит, что, пойдя на такой риск, он невольно подыграл товарищам. Да пускай себе тешатся, лишь бы согласились. Он терпеливо выжидал.

— Ну чего у тя там ишо? Выкладывай! — не выдержал Иван Бурнов.

— Что ж, послу хаем. Токмо учти, енерал-поручик: станешь сызнова на измену толкать, пощады не жди! — без злости сказал Федульев.

У Ивана Творогова все равно не было иного выхода.

— Про то, что Пугач царь ложный, ноне всякий ведает. Не сегодня — завтра его все равно изловят да вздернут. И нам перепадет, ежели мы это дело в свои руки не возьмем. Вот и соображайте, где нам выгода… Ишо благодарить меня станете.

Первым нарушил наступившую тишину Чумаков:

— Сдается мне, что ты нас на верность царю-батюшке спытать задумал. Так ведь? Признавайся, не таись!

— Что ты, Федор, куды уж там спытывать, кады у нас под ногами земля горит, — крестясь, ответил ему Творогов. — И в мыслях такого не имел.

— Ну как, братва, а ежели нам мозгами пораскинуть?.. — предложил тогда Чумаков.

Этого оказалось достаточно, чтобы Иван Творогов вновь воспрял духом.