— Вот уж ей-богу… — усмехнулся Рейнсдорп. — Отчего ж они тогда, такие смирненькие, постоянно бунтуют?!.
— Так ведь и русские крестьяне бунтуют, не так ли, Ваше превосходительство?! — отпарировал его ехидное замечание Рычков и, воспользовавшись наступившей заминкой, продолжил: — Мы, великороссы, в обход грамот, жалованных Иваном Грозным после присоединения Башкирии к России, беспрестанно тесним и грабим башкирцев, безнаказанно разворовываем и незаконно отнимаем у них земли, облагаем непосильными податями, лишаем свободы, продаем и покупаем их, беспощадно истребляем. Чтобы предотвратить новые выступления, мы додумались аж до того, что запретили людям близлежащих деревень общаться друг с другом. И они все это должны, по-вашему, терпеть? А вы попробуйте-ка поставить себя на их место, Ваше превосходительство!..
— Вот, оказывается, что у вас на уме, Петр Иванович, — побагровел губернатор. — От вас прямо-таки разит бунтарским духом и, кажется, даже посильнее, чем от самих башкирцев. Кабы я не знал вас, то, послушавши такие речи, пожалуй решил бы, что имею дело с одним из зачинщиков башкирских восстаний.
— Я — историк, Ваше превосходительство. И посему стараюсь судить обо всем, по возможности, непредвзято.
Рейнсдорп поморщил мясистое лицо и покачал головой.
— Genug[29]… Пора, очевидно, прекратить столь бессмысленный разговор, Петр Иванович, — сказал он и вызвал к себе секретаря губернской канцелярии.
— Петр Никифорович, подготовьте-ка от моего имени послание владельцу белорецкого завода господину Твердышеву. Приказываю оному помиловать беглецов…
— Будет исполнено, Ваше превосходительство, — по-военному четко ответил Чучалов, отдавая честь.
Несмотря на положительный исход, академик Рычков не испытывал к губернатору чувства благодарности. Распрощавшись с Рейнсдорпом, он вышел на улицу. Чтобы отвлечься от неприятных ощущений и немного развеяться, Петр Иванович решил пройтись вдоль крепостной стены мимо Сакмарских, Орских, Яицких, Самарских да Водяных ворот.
Свежий воздух подействовал на Рычкова умиротворяюще. Теперь он мог позволить себе вернуться домой. Особняк его находился как раз напротив двухэтажного каменного губернаторского дома.
Отобедав, Петр Иванович прошел в свой кабинет и первым делом написал старшине Шайтан-Кудейской волости письмо, в котором сообщил ему о том, что удалось сделать по спасению беглых рабочих. Затем, плотно прикрыв дверь, чтобы ему никто не мешал, ученый приступил к обработке материалов, собранных им за два месяца посещения разных населенных пунктов.
Увлекшись любимой работой, он забыл не только о времени, но и окончательно избавился от неприятного осадка, оставленного беседой, состоявшейся в кабинете губернатора.
«Вот мое истинное призвание — запечатлевать все вокруг себя, что есть, и то, что было, — с удовлетворением подумал он, откинувшись на спинку кресла. — Память людская должна быть закреплена в слове летописца. Когда-нибудь и наше, нынешнее время, за древнее признавать будут. Вот тогда сгодятся и мои записки».
Разминая пальцы, Рычков думал о том, как воспримут его бескорыстный труд далекие потомки. Смогут ли они воочию представить себе то, что видел он во время своих долгих странствий, почувствуют ли вкус того, что ощущал он, описывая картины сего благодатного края.
Ему вспомнился почему-то тот загадочный утес, увиденный им во время плавания по реке Сим. Башкирское население связывает его с шайтаном и утверждает, будто издавна и по сию пору происходят в том месте странные вещи… Сколько же еще загадок таит в себе эта земля?!.
Вдруг скрипнула дверь. Увидев входящую в его кабинет жену, Рычков рассеянно улыбнулся.
— Чего тебе, голубушка?
— Пора ужинать, — сказала Алена Денисьевна.
Петр Иванович прибрал разбросанные по столу бумаги и только после этого вышел из комнаты.
Передохнув немного после ужина, он вернулся в кабинет. На этот раз Рычков развернул карту и, склонившись над ней, принялся наносить тут и там новые точки, снабжая их соответствующими топонимами.
Если подумать, с географических карт все как раз и началось, с его безобидного желания сопроводить их необходимыми пояснениями. Тогда Рычков и предполагать не мог, что все его справки, заметки и записки составят однажды огромный труд, который он назовет «Топографией Оренбургской».
Много внимания он уделял и продолжает по-прежнему уделять коренному населению этого края — башкирам, изучая их историю, быт, нравы и фольклор.
Привыкший видеть в хозяйствах русских улья с домашними пчелами, Петр Иванович не мог надивиться способности башкир к разведению бортевых пчел, отмечая их огромное количество по всей Башкирии. Ему приходилось описывать особенности сего промысла, подчеркивая, что в размножении бортевых пчел башкирцы очень искусны, и удивляясь тому, что от выдолбленных ими ульев «деревьям никакого вреда не делается».
«Башкирцы, у которых лесные места, от сих бортевых пчел получают себе великий доход… Много таких, из которых у одного по нескольку тысяч бортевых деревьев имеется…»
До сих пор не переставал восхищаться Рычков и местными лошадьми. А уж он-то, будучи завзятым путешественником, знал в них толк.
«Лошади башкирские издавна в России за крепких лошадей почитаются, между которыми резвые иноходцы бывают… Башкирцы как зимою, так и летом все свои табуны содержат на степи, ибо как бы ни глубок был снег, однако лошади его обвыкли разгребать, а по их названию тебенить ногою, и так подснежною травою, имея на себе от лета довольно жиру, содержатся; токмо для немногих лошадей, которых башкирцы в зимние времена для езды употребляют, заготовляют они сено, потому что степная лошадь с виду хотя и кажется не тоща, однако ж, будучи употреблена к езде дальней или тяжелой, вскоре слабеет…»
Почувствовав усталость, Рычков поднялся из-за стола и покинул кабинет. Услыхав в коридоре шаги, из соседней комнаты навстречу мужу вышла с газетой в руках Алена Денисьевна. Она показала написанную им статью о крапиве, опубликованную в последнем номере губернских ведомостей.
Супруги уютно расположились в гостиной на диване, и Алена Денисьевна приступила к чтению вслух. Это был один из любимых моментов их семейной идиллии, позволявший Петру Ивановичу отвлечься от напряженной работы и расслабиться. Дослушав до конца, Петр Иванович остался доволен.
— Надо же, напечатали без сокращений. Сказать по правде, статья удалась. Мне она самому нравится… — сказал он и, увидав, что жена одобрительно кивает головой, добавил: — Весьма полезная вещь. Мне хотелось, чтобы и другие народы узнали о том, как башкирки оное растение в быту используют, и взяли изложенные мною сведения на заметку. Лично я прежде и сам не знал, что из крапивы можно выделывать холсты, вить прочные веревки и канаты или нити для неводов.
— Что и говорить, Петруша, то была добрая затея. Вспомни-ка, дорогой, какую роль сыграла в свое время твоя статья об употреблении башкирками козьего пуха, — заметила Алена Денисьевна, прослывшая и сама искусной рукодельницей. — Благодаря твоим усилиям промысел пуховых шалей был освоен и поставлен в Оренбурге на широкую ногу. Так, может, на сей раз за крапиву возьмутся?
— Вот пускай и берутся. Для того и писал. Все, что есть полезного в природе, должно служить человеку, — сказал, поднимаясь, Петр Иванович и удалился в свой кабинет.
VII
Получив письмо от Рычкова, Юлай выехал в сопровождении Салавата в Белорецк.
Застыв на одном месте, Азнабикэ долго смотрела им вслед. Те уже успели скрыться из виду, а она все продолжала стоять, как будто пыталась разглядеть сквозь завесу оседающей дорожной пыли дальнейшую судьбу так быстро повзрослевшего сына. Давно ли Салават был беспомощным младенцем, всецело зависящим от нее, от матери! Теперь же он неотрывно находится при отце, который все свое время проводит в разъездах. И редкая удача — встретиться с любимым единственным сыном и прижать его к сердцу.
