– Я и не знал. Но хотел, чтобы так было, – Локи больше не увиливает. Как всегда, когда загнан в угол, он предпочитает давать яростный отпор, нападать первым, припрятав предательский нож в рукаве. Но сейчас они не сражаются.

Тор чувствует тепло, что растекается по его груди из эпицентра-метки по плечам, животу, шее. Он все еще не может поверить в то, что слышит, но магия соулмейтов уже откликается на признание. Они действительно родственные души, и если брат уже так давно чувствовал к нему нечто большее, то вполне мог… Что? Надеть его личину, отправиться на Землю и обзавестись потомством? Он что, настолько его любил? В это поверить еще сложнее, и Тор тут же хмурится.

– Зачем? – у него перехватывает спазмами горло. Гнев, недоумение, страсть и тоска смешиваются внутри во взрывоопасный коктейль, и Локи сжимается, опускает голову и тяжело выдыхает, подавленный его эмоциями. А потом вдруг совсем невесело усмехается.

– Решил увековечить тебя, дорогой братец.

Тор разъяряется, встряхивает Локи за плечи, собираясь приложить о стену, но на лице брата он видит гримасу боли, что терзала того до сих пор. Боль, что очень хорошо знакома и самому Тору. И вместо удара он прижимает его к груди. Локи всегда был обманщиком, и прямо сейчас он опять врет! Он не смог его забыть, он скорбел по нему с невероятной силой, он страдал и жаждал. И с этой надобой он решил справиться вот так… Тор не вправе его осуждать – он сам долгое время считал брата погибшим и точно так же страдал. Если бы не провидица, он бы до сих пор так думал и мог бы никогда его вновь не встретить – что уж теперь говорить о делах мидгардских…

И все-таки это поражает: Локи хитрил, уворачивался, говорил полуправду, но иногда поступал так, что в его намерениях невозможно было усомниться. И вот теперь, если подумать еще раз, то ребенок, рожденный «от него» – это самое завуалированное и самое искреннее признание. Тор более чем уверен, что не услышал бы от Локи ни слова о любви, но он уже все знает о его чувствах.

– Не юродствуй, – теперь он ему улыбается. Теперь он знает о Локи все. Теперь их противостояние наконец-то окончено.

Лафейсон фыркает в ответ, отодвигается, смотрит с подозрением, зная характер брата и насколько тот скор на расправу. Ему самому, конечно, тоже нечем хвастаться, но он не собирается оправдываться. Никогда этого не делал, не станет и начинать.

– Значит, у тебя есть сын, – еще раз повторяет Тор, отпускает чужие плечи и чувствует, что скорее рад этому, чем раздосадован.

– Который намерен посадить меня в тюрьму, – хмыкает Локи, напоминая, что они все еще далеки от разрешения ситуации миром.

– И почему я не удивлен? – Тор смеется, забывая о напряжении последних нескольких часов и десятков лет. Его брат снова вместе с ним, а значит, любое дело им по плечу. Вот когда они порознь, тогда и случаются всякие «неприятности». Разного масштаба и степени поправимости. Но теперь все будет в порядке.

– Ты что-то говорил об угрозе колонии, – Локи недовольно складывает руки на груди, стараясь скрыть волнение, и Тор тут же становится серьезным.

– Да, Новый Асгард в опасности, и ты должен мне помочь.

– Ты только поэтому меня искал? – Локи почти оскорбляется, а Тор понимает, что брат не поверит ни единому его слову, если прямо сейчас не заглянет в его душу. Поэтому он снова встает вплотную.

– Это наш народ, Локи. Наш новый дом и теперь – наша общая судьба. Ты мне нужен.

Он говорит так уверенно, что у Лафейсона невольно заходится сердце. Он, может быть, с чем-нибудь и поспорил бы в утверждении брата, но не прямо сейчас. Не сейчас, когда тот пришел к нему после долгих поисков и умоляет о помощи.

– С чего ты взял, что за это время я стал сострадательным и послушным?

– Если бы ты был таким, то не был бы моим братом, – Тор снова усмехается. И он уверен в том, что говорит. – Мне незачем тебя заставлять, ты и так мне не откажешь.

Он не просто уверен, он знает это – так всегда было. Стоило одному поманить пальцем, другой оказывался рядом. Сказать обидное слово – и услышать десяток в ответ. Вызвать на бой – и получить сражение, охватывающее целые миры. Они ничего не жалели друг для друга.

– Как всегда самоуверен, – Локи отводит взгляд и сжимает губы, чтобы не выдать невольную улыбку. – И какой у тебя план? Снова нестись сломя голову неизвестно куда, чтобы спасать всех не щадя живота своего?

– Чем плох этот план? – невинно спрашивает Одинсон, понимая, что Локи уже согласен, но отвечает ему старпом, пришедший вместе с капитаном к их камере.

– Тем, что данное предложение слишком абстрактно. Не содержит в себе конструктивных деталей, четкого порядка действий или хотя бы намека на тактическую составляющую.

– На месте разберемся, – беззаботно отвечает Тор, но внутри ощущает волнение – и свое, и Локи – они все еще на корабле Федерации, и убедить офицеров будет не просто. Просто от них только сбежать.

– Погоди, Спок, – капитан останавливает его, готового начать спор, и пристально смотрит на Лафейсона – свою превалирующую головную боль. – Сначала вопрос к тебе: это правда?

Локи ничуть не тушуется под этим взглядом. Да, он не хотел встречаться с этим человеком и встречаться так, но его жизнь снова совершает умопомрачительный кульбит, и выбирать визави не приходится.

– Да. Это проблема? – он знает, что провоцирует его, но когда тот самый «визави» в растрепанных чувствах, манипулировать им становится гораздо проще. Локи в совершенстве отточил этот навык еще в детстве на Торе.

– А сам как думаешь?! – рычит Кирк в ответ и с удовольствием кинулся бы на него с кулаками, если бы их не разделяло силовое поле.

– Я смотрю, у вас не самые близкие отношения, – встревает Тор, но его непосредственность сейчас явно лишняя – выяснив только половину правды, он не знает всей остальной.

Той, которая для Джеймса Тиберия Кирка была самой важной.

– У нас никакие отношения. Он мне никто, – Кирк быстро берет себя в руки, позволяя гневу клокотать внутри, но больше не проливаться наружу.

– Отлично, потому что у меня план есть, – взгляд Локи становится острым, а в голосе появляются ядовитые нотки. – Вы отпускаете нас, а дальше мы разбираемся сами. Каротским властям можешь сказать, что Фуордос погиб при попытке к бегству на корабле боевиков.

– Это обман и нарушение десятка положений Устава, – протестует вулканец, и вот теперь Локи обворожительно ухмыляется.

– Держу пари, твой капитан уже не раз это виртуозно проделывал.

***

Еще одним, но гораздо более долгим и внушительным, «лучом озарения» становится нападение Нерона. Да, он все еще считает, что причастность к жизни мидгардцев – это полная чушь, пусть и увлекательная, но теперь, уже застряв во всем этом по самые рога, он не может дать задний ход. Тор ведь всегда шел до самого конца, каким бы трудным ни был этот путь, вот и он не имеет права отступать. Его мидгардская женщина беременна, и он намерен во что бы то ни стало помочь сохранить дитя. В этом «Риме» он будет поступать как «римлянин», и ни за что не свернет с этого пути – уж точно не тогда, когда их корабль расстреливает в упор противник.

Он чувствует гнев. Такую ненависть и ярость, которых не испытывал уже очень давно. Со времен Таноса, что забрал у него брата. Теперь же Нерон пытается забрать у него память о нем. В конце концов, он прошел через все это, прожил совершенно чужую жизнь не для того, чтобы расстаться с ней абсолютно бесславно. Он не для этого учился ходить, приобрел аллергию на фисташки, разбивал коленки, читал по ночам квантовую физику, играл в регби, приглашал на свидания или стал первым помощником капитана корабля Звездного флота. Не для этого собирался стать отцом. Но когда обстоятельства снова складываются так, что выход из ситуации не более чем один, он готов приложить любые силы, чтобы спасти то, что ему дорого. Даже если это опять принесет ему смерть.

Капитан уходит на «Нараду» и его наверняка убьют жестоко и не быстро, а вот его исполняющему обязанности о подобном предстоит только мечтать. Против ромуланской огневой мощи они почти бессильны, и выход тут только один – тот самый, что обязательно оценил бы Тор – храбрый, самоотверженный и героический. «Самоубийственный», – поправляет он сам себя и тут же вспоминает, для кого он это делает. Для той самой, маленькой частички своего брата. Для его памяти. Для того героя, воина, соратника и опоры, каким он был для народа и Асгарда, и Мидгарда. Так пусть же он будет им! Пусть ни один из них больше не посмеет его забыть! Пусть только он сам наконец забудет его… Отпустит эту боль, сотрет его лицо, жесты и привычки из своей памяти и наконец сможет двигаться дальше.