Но на этот несчастный короткий миг он ощущает причастность к этому механизму. Ощущает себя его деталью и наконец понимает, ради чего, почему и зачем. Даже пчелиная матка, породившая миллионы детей, однажды умирает и ей находят замену. Скоротечность – вот в чем был весь смысл. Проживая свои маленькие, никудышные жизни, наполненные низменными страстями, мидгардцы никогда не повторялись – у каждого было что-то свое. И никогда не было сотен лет под рукой, чтобы познакомиться со скукой. Они жили ярко, полно, как будто не задумывались о завтрашнем дне – они и так знали, что скоро умрут. В отличие от богов, в которых давно уже не верили.

Вот оно что. Наивный Тор позавидовал им, всего лишь однажды успев пресытиться. А распробовав, и вовсе перестал наслаждаться неограниченностью своего бытия. Он хотел сюда, где все текло и менялось ежесекундно. Где никогда не бывало скучно и праздно. И он не хотел быть просто наблюдателем, но и не хотел больше ими править. Он просто хотел жить, как они. И кажется, он его желание выполнил…

Тор вроде бы никогда не мыслил мелко, так что такой подставы он от него не ожидал.

***

– Джим, выдохни, – Боунс бросает это сразу же, как только появляется в дверях переговорной.

Он устало падает на ближайший стул, запрокидывает голову и с минуту молчит, прикрыв ладонью глаза. Кирк и Спок, до этого бурно обсуждавшие ситуацию, тоже замолкают. Капитан продолжает мерить отсек хаотичными шагами, а Спок не отрывает от него пристального оценивающего взгляда.

– Двое офицеров охраны мертвы. Гибсон и Тхалин. Все остальные – вне опасности, – Маккой говорит ровно – очевидно, усталость велика настолько, что заставляет не растрачивать последние силы на бурные эмоции. – Держу пари, если бы не эти двое, погибших было бы больше.

– Их бы не было совсем, если бы не он! – Джим гневается, бурлит, как вода в реакторе, и ни на секунду не может остановиться.

– Поэтому я и говорю тебе успокоиться, – Леонард добавляет строгости в голос и садится на стуле ровнее, готовясь излагать свою точку зрения. – Еще немного и я объявлю тебя пристрастным, если наш дорогой коммандер отчего-то предпочитает молчать.

Кирк задыхается от возмущения, а вот Спок ни капли не тушуется.

– Это очевидно для всех, кроме капитана. Но констатация этого факта вызовет лишь новый виток конфронтации.

– А зря, – Маккой не дает ему продолжить и еще больше хмурится. – Джим, если не успокоишься, я накачаю тебя седативным.

– Я спокоен! – рычит Кирк. С обидой, но уже не может не переключаться на серьезный настрой СМО.

– Был бы спокоен, понял бы, что даже если бы Фуордос остался самим собой, за ним бы все равно пришли. И вот тогда точно не факт, что жертв было бы меньше, а сам Фуордос не сбежал, – давит Маккой. – Включи уже свои капитанские мозги и выключи гормонального подростка!

Кирк и Боунс впиваются друг в друга тяжелыми взглядами, но капитан действительно начинает понемногу остывать, и Спок решает, что вот сейчас, когда хоть кто-то смог до капитана достучаться, тот наконец внемлет голосу разума и логики.

– Доктор Маккой прав, все эти вероятности уже не имеют значения. Прямо сейчас мы получили сигнал об опасности, угрожающей целой колонии. Считаю первостепенным решение этого вопроса.

– Да? А ты не забыл, что первостепенным нашим заданием была доставка Фуордоса на Карот-3? – интересуется Джим со злорадным любопытством. – Может, сначала этим займемся?

– И как? – подает голос Маккой и тут же сам себе отвечает. – Сдашь им Лафейсона, который, может, и не виновен ни в чем?

– Он же сказал, что убил Фуордоса, Боунс!

– Он сказал, что тот мертв, не более. А потом спас твою задницу от каротского боевика. Если Одинсон говорит, что без него и без нас не справится…

– И что ты предлагаешь? – Кирк перебивает его, и смотрит на друга, как на молодого кадета, впервые вышедшего в космос.

– Успокоиться! – рявкает доктор и для убедительности хлопает кулаком по столу. – Я прекрасно понимаю, что у тебя сейчас творится в голове, но если ты поддашься этим эмоциям, то жертв будет не двое, а, возможно, целая колония!

– Доктор, Одинсон не уточнял степень и характер угрозы… – начинает Спок, но и ему прилетает от щедрого Боунса за компанию.

– Тебя это тоже касается! Почему ты все еще не взял на себя его полномочия? Забыл, чем все обернулось в прошлый раз?

Джим ошарашенно моргает на эту отповедь и морщится, вспомнив о Вулкане. А Споку и подавно хреново – ему все еще припоминают его ошибки.

– Боунс, ты не посмеешь…

– Посмею еще как, Джим, – заключает Леонард. – Если ты сдашь его каротским властям как метаморфа, он ни за что не будет молчать о том, что он – твой предполагаемый отец. И обязательно отбрехается – это-то ты уже должен был понять. А я буду обязан отстранить тебя по психологическим показателям. Понимаешь теперь, в какой мы заднице?

– А мы оттуда выбирались? – риторически спрашивает Кирк, стараясь дышать ровно и глубоко, чтобы очистить сознание, отринуть эмоции и действительно начать думать.

– Предположение о том, что помощь Лафейсона должна быть обязательна, основано только на словах Одинсона, – немного помолчав, осторожно начинает Спок.

Он прекрасно знает, насколько люди могут быть пристрастны, когда дело касается их близких. Не только люди. И сейчас он безмерно благодарен доктору за своевременное вмешательство – упомяни вулканец о чем-то подобном, капитан счел бы это чуть ли не предательством. А вот к словам друга прислушается – друг же. Спока поражает сила воздействия и даже вызывает зависть – он предпочитает так интерпретировать возникшее чувство.

– У нас слишком мало информации об угрозе…

– И слишком много той, о которой нужно доложить Адмиралтейству, – фыркает Кирк, но Леонард видит, что передышка пошла капитану на пользу – шестеренки в его мозгу начинают вращаться и генерировать десяток вариантов дальнейшего развития событий. Боунс не сомневается, что Джим найдет самый верный, но и не подстегнуть его азарт не может.

– В пору придумать план, который обязательно не понравится нашему коммандеру, – он наконец возвращается к излюбленному сарказму, и Джим не может не дернуть уголком губ, глядя на то, как Спок хмурится.

Его тянет нервно расхохотаться, снова поддаться истерике, но на это все еще нет времени. Им нужно действовать. И быстро. И именно от его решений сейчас будут зависеть не только жизнь и свобода Локи и Тора, но и ни в чем не повинных жителей Нового Асгарда. Хоть раз бы каждая из их миссий не становилась смертельно опасной.

– Есть у меня парочка идей. Но вы оба правы: нам нужна информация, – Джим наконец собирает себя в кучу, отгораживается от воющего урагана в своем сердце, насколько может, и берется за работу.

А Маккой и Спок, синхронно мысленно вздохнув от облегчения, поднимаются следом за ним,чтобы принять участие в новом допросе экс-преступников.

***

– Он и правда твой сын?

Вопрос повисает в ионизированном воздухе камеры без ответа. Локи не хочет об этом говорить. Он не хочет выворачиваться наизнанку и позволять Тору увидеть его слабость. Его единственную слабость.

– Локи, не молчи! – в грубом голосе Одинсона отчетливо слышна боль. Он все еще мало что понимает, все еще пытается разобраться, но точно не позволит брату слукавить.

Он берет его за плечи, разворачивает к себе лицом и пристально смотрит в глаза. Время для игр кончилось давным-давно, они уже не дети, когда всю вину можно было спихнуть на другого. Тор хочет, чтобы он, наконец, все ему рассказал, поэтому держит брата крепко, но бережно.

– Это уже не имеет никакого значения… – тихо отвечает Лафейсон. Смотреть на Тора и больно, и волнительно в равной степени. Он так долго считал его погибшим, что до сих пор не может принять изменившуюся реальность: его брат снова рядом с ним.

– Имеет, – спорит Тор, а потом неожиданно понимает. – Ты не мог знать, что я предназначен тебе…

Это осознание шокирует его не меньше, чем новость об отцовстве. Ему слишком сложно пробраться через тот лабиринт лжи, что выстроил Локи, но прямо сейчас, кажется, он докопался до правды.