А Спок все равно сомневается. Вот капитан-то на лжи собаку съел – с него станется притвориться, что все в порядке, а коммандер снова может не понять, где здесь неправда. Теперь он этого страшится. Теперь он не может позволить себе заблуждаться. Теперь он не может использовать одну лишь логику для решения каких-либо проблем. И этот страх выматывает его. И он не становится меньше, когда доктор Маккой говорит, что Спок всего лишь научился переживать за своих друзей. Спок всегда умел! Просто чем дольше он боится, чем внимательнее вглядывается в чужое лицо, чем сильнее хочет подарить Джиму покой, тем глубже он увязает в собственных чувствах. Точнее, тем сильнее он усугубляет свой эмоциональный дисбаланс – никакие медитации не помогают. И уже через пару месяцев, после нескольких новых заданий и сотни световых лет, отмерянных двигателями «Энтерпрайза», Спок понимает, что окончательно вляпался. Понимает и признает это. Сразу после того, как капитан сам решается на откровенный разговор.

– Спасибо тебе, – говорит однажды Джим за их очередной вечерней партией. – Я говорил тебе это тогда, но хочу еще раз повторить. Спасибо за то, что согласился со мной. За то, что все это время не давил на меня, не заставлял высказаться или проявить эмоции. Я знаю, что для тебя это было сложное решение, и я ценю его. Ценю твою поддержку, Спок. Все, что ты делаешь, делал и будешь делать для меня. Начиная шахматами и заканчивая докладами в Адмиралтейство.

Он длинно выдыхает, отводит взгляд, оставив наконец в покое пешку – Спок уже собирался объявлять мат – и недолго молчит, собираясь с мыслями. Спок знает, что это еще не все, но уже чувствует себя польщенным словами капитана.

– Я никогда не забуду это. Я никогда ему этого не прощу. Но постараюсь думать об этом поменьше, если не получится вообще. Хотя бы потому, что у меня уже есть близкие люди, которые никогда меня не предадут. Которым я могу верить. Это ты, Боунс, Скотти, ребята на мостике, мой экипаж. Этого достаточно. А он… он уже однажды разрушил мою семью, и я не дам ему сделать этого снова. Ни при каких обстоятельствах.

Спок прекрасно понимает, что он – всего лишь один из числа, но не может не радоваться – он тоже внес свою лепту. Он сделал, пожалуй, чуть ли не больше других, и это еще больше сплотило их как команду, как семью, как первых офицеров и друзей. И вот тут-то его сознание и сигнализирует: они стали близки как никогда, но что же дальше? Что будет дальше с этими отношениями? Отношениями, на которые редкий вулканец способен. Вот тут-то Спок и понимает, что встрял по самое «не могу» и что остановить этот своеобразный «крейсер», разогнавшийся до варп-12, уже невозможно – ни тормозов, ни инерционных гасителей, ни маневровых. Спок больше не сможет видеть в Джиме друга, близкого друга, члена семьи – его просто «потащит» дальше. А дальше… он поймет, что их взаимодействие, их дружба, их близость смогли возникнуть только из-за того, что его катра посчитала Кирка подходящим, комфортным и желанным партнером. Ведь после разрыва связи с Т’Принг, а этот партнер был сугубо номинальным, он все равно не мог не чувствовать подспудного одиночества. Тоски по, пусть и слабому, эфемерному, безэмоциональному отклику в сознании от другого существа. Даже отношения с Нийотой этого не исправили. А Джим, в сравнении – не безголосый отклик, он – якорь, что приземлился на чужое «дно» сознания и остался там вместе с оборванной цепью. Джим – не институтское увлечение, не приятно проведенное время за увлекательной беседой, не надежный товарищ, прикрывающий в бою. Он – все это вместе, помноженное на десяток раз. Он нужен, он важен, он необходим как воздух. Он… тхайла. Тот, кого выбрала его катра, слишком поздно поставив об этом в известность разум. И он уже не сможет выбрать кого-то другого. Больше не сможет его оставить. Больше не сможет обманывать себя и считать Джима кем-то другим – ни капитаном, ни другом, ни товарищем.

Поначалу он наивно думает, что это осознание – единственный минус в плане Маккоя бдеть за капитаном. Но очень скоро Спок понимает, что осознание проблемы – это совсем не то же самое, что ее решение. Что ему делать с этими чувствами? Как с ними бороться, как их подавлять, как держать под контролем? Как развивать, как прятать, как давать им волю? Как, Сурака ради, сказать об этом Джиму? И сказать ли? Вот что на самом деле сложно. Сейчас рядом с ним нет вулканского целителя, который бы объединил их разумы и связал ничего не значащей связью, как было с Т’Принг. Сейчас Споку нужно разобраться с этим самому. И как можно скорее – даже если его «биологические часы» могут ошибаться, но однажды время пон фарр придет, а без подтвержденной связи и без целителя закончится это все только одним – неминуемой смертью.

Но разобраться с этим как не просто, так и не быстро. Даже если капитан, по слухам, в качестве сексуальных партнеров выбирал оба пола – иногда и другие, если индивидуум был крайне ему привлекателен – это не значит, что он выбирает их среди собственного экипажа. По тем же слухам – это редкость. Гораздо чаще это были партнеры, находимые в увольнительных, на дипломатических миссиях, а иногда и при исследовании новых миров. Спок мысленно прикидывает статистику и тут же одергивает себя – начать нужно с главного, с того, что они оба – первые офицеры, отношения между которыми слишком часто делали бы их эмоционально скомпрометированными в опасных ситуациях. Устав такие отношения не возбранял, но и не поощрял. Очень не поощрял. Отважиться на это – новый груз ответственности, к которому придется подойти с максимально открытыми глазами. И Спок не может поручиться за Джима – захочет ли тот этой ответственности? И еще больше не может поручиться за себя самого – капитан уже однажды умирал у него на руках, а он после этого был в таком гневе, что готов был убить. И тогда они были всего лишь друзьями. Но тогда он еще состоял в отношениях с Нийотой, да и после была далеко не одна миссия, где капитан рисковал подобным образом. Но теперь он уже ничего изменить не сможет – однажды Кирк снова может умереть, а Спок погибнет следом. Выхода нет – или молчать и умереть, когда придет пон фарр, или молчать и дожидаться возможности побывать на Новом Вулкане, чтобы пройти колинар, или… Или попытаться построить отношения с капитаном.

Ни один из этих вариантов не устраивает его полностью. И он продолжает мучиться сомнениями – месяц, полгода, год. Ощущая, как с каждым днем Джим становится ему все ближе. Открывается, доверяет, улыбается тепло и смотрит с хитрым прищуром. Поддерживает в сложных ситуациях, ругается беззлобно и шутит, охотно объясняя в чем, собственно, был юмор. Он забирается ему под кожу, дышит одним с ним воздухом, редко, но всегда в нужный момент, прикасается к плечу или спине, и всегда, теперь всегда честен с ним, говоря о своих чувствах. Если подумать, то на самом деле шансы Спока заполучить его выше нулевых. Однозначно. Но он все еще сомневается, и как бы доктор ни клял его когда-то за мнительность, а правильный ответ он находит слишком поздно. Тогда, когда тело начинает бунтовать, разум – метаться в агонии, а нереализованные чувства обвиваются вокруг его катры тугими кольцами и душат, душат, душат…

***

– Какая встреча! – Тор действительно рад его видеть. Нет, не только из-за того, что он может помочь им сбежать – просто, по-товарищески, с уважением.

И безумно рад, что Кирк искренне улыбается в ответ – тому, у кого лицо его отца – и такого отца. Рад, когда Кирк отвечает на рукопожатие, а вот когда спрашивает, как он здесь оказался, так Одинсон и понимает, что ни за что не хочет его расстраивать. Он коротко оглядывается на их с Локи столик, предсказуемо видит пустые стулья и понимает, что брат с ним в этом солидарен. Как бы они ни уповали на новую встречу, та принесет лишь новую боль. Возможно, стоит оставить как есть – не нужно встречаться, когда раны еще свежи – прошел всего-то год – мало для того, чтобы успокоиться и забыть. Поэтому Тор смиряется и врет, что на Менкенте он по торговым делам Асгарда. На купца он не похож настолько, насколько это возможно, и Кирк понимает правильно – Тор снова ищет. Все еще ищет того, кто этого не заслуживает.