А вот по прошествии года, у Центавра, случается осечка – его накачивают каким-то наркотиком и похищают прямо в толпе. Конечно, его привычная личина асгардца достаточно разительно отличается и от харадцев, и от толиманцев, представленных в большинстве на одной из планет-близнецов, но он все-таки здесь далеко не единственный инопланетянин. А выбирают почему-то именно его, и хуже всего то, что он не успевает прийти в себя хоть сколько-нибудь, когда положение становится еще хуже. Его переправляют на один из терраформированных спутников вблизи Менкента и, вероятнее всего, собираются продать на аукционе – банально только до того момента, когда «оценщик товара» неожиданно признает в нем йотуна. Без каких-либо видимых подручных средств. Он бы назвал не больше трех, способных на это, но в этой системе и у подобного рода индивидуумов таким целям могут служить только кристаллы Килгары. Редкость даже большая, чем сами йотуны. Ценность его тут же возрастает в десятки раз, степень его защиты – тоже. И тоже – защиты от него – он обзаводится прекрасными образцами браслетов со вкраплениями нефрита, блокирующими его магию и заставляющие принимать свой истинный облик. Вот именно в таком виде он и пойдет с элитного молотка, обитого красным мехом.

Он оскорблен до глубины души и готов выгрызать себе свободу зубами – он не станет достоянием какого-нибудь чокнутого Коллекционера! Не будет ни чьей-то игрушкой, ни диковинным питомцем! Черт побери! Он – Бог хитрости и обмана, он выберется из этой передряги, как бы его ни стерегли и как бы ни сковывали. В конце концов, охрана в таких местах даже если и умнее обезьяны, но обязательно, обязательно найдется хотя бы один страж, который допустит ошибку и станет хотя бы на минуту невнимательным.

Ему даже почти не приходится ждать – на третью ночь в сыром каменном мешке в неурочный час раздаются тяжелые шаги. Из-за бледного, но непрерывного свечения браслетов он не сразу может разглядеть фигуру, подошедшую к его темнице, но как только тяжелая решетчатая дверь открывается, он не может не вскинуть брови в удивлении.

– Уф, насилу тебя нашел, – Тор скидывает с плеч плащ привратника, и Локи в шоке не может не съязвить.

– Что, так много йотунов в округе?

Одинсон лишь хмыкает в ответ, недолго разглядывая его серо-синюю кожу с ритуальными отметинами, а потом достает хитрую отмычку и отпирает браслеты на чужих руках.

– Идем, – бормочет Тор, и быстро ведет их по лабиринту подземных ходов.

К тому моменту, как они выбираются на поверхность, пропажу одного из «лотов» уже обнаруживают, и сейчас им нужно как можно скорее убраться из богатого, но редкозастроенного пригорода. Желательно – в мегаполис, где затеряться проще, чем капле в море. Так они и поступают – Локи в очередной раз меняет обличие, а Тора, если что, скрутить сложнее, чем его младшего брата.

– Переждем пару суток – сейчас они будут любой челнок шерстить до последнего трюма, – предлагает Тор, и Локи согласно кивает. Не только потому, что брат прав, но и потому, что голос этого брата полон печали, досады и гнева. Что-то случилось опять?

Выяснить это он собирается в баре, куда его ведет Одинсон – столица Менкента-1 готовится к празднованию Дня своего основания, и приезжих здесь очень много – на них никто не обратит внимания в толпе – или им второй раз так же не «повезет». Просто нужно выбрать правильное заведение, и они смогут провести не только ночь в баре, но и день – в комнатах над ним, что обычно за отдельную плату сдаются без проверки документов.

Они заказывают вино в темном полуподвальном помещении – хорошо обставленном и без посетителей, имеющих привычку плясать пьяными на столах, затевать драки или продавать запрещенные вещества. Локи пьет, потому что все никак не может избавиться от озноба других подземелий, а для Тора большинство инопланетных вин – либо вода, либо помои – настоящую амброзию они не пробовали уже очень давно.

Лафейсон согревается медленно, но как только «оттаивает» окончательно, так сразу и вспоминает старую поговорку: чем быстрее бежишь от собаки, тем быстрее она догонит. Он бежал очень быстро, но Тор – не пес – Фенрир, по сравнению. Как же он мог забыть эту простую истину? Он его догнал и вот-вот разорвет на части – именно это означает тяжелое молчание брата и взгляд, не отрывающийся от бокала с местным пойлом.

Но как только Одинсон поднимает голову, невзначай скользит по посетителям боковым зрением, так тут же давится выпитым.

– Да быть этого не может… – ошарашенно произносит он почти благоговейным шепотом, и Локи аккуратно оборачивается, и тут же хочет сказать то же самое – в другом углу бара – шумная компания в форме Звездного флота. И конечно же, среди офицеров не может не оказаться их «старый добрый друг».

Лафейсон хочет снова проклясть собственную судьбу. Или попробовать снова договориться с фатумом, но он и правда видит Джима в этой компании. Сейчас! В этом баре! И судя по абсолютно искреннему удивлению Тора, их появление в этой точке вселенной в данный момент времени никем из них не запланировано. Это просто чудо какое-то!

– Ты… – Одинсон хмурится, полуспрашивая-полуотвечая сам себе, и Локи тут же отнекивается.

– Ни разу. Стал бы я тогда сидеть в подвале.

Тор прищуривается, глядя на него теперь слишком пристально, а потом вдруг усмехается без капли веселья.

– Ты тогда «переоденься». Потому что если он кинется на тебя с кулаками, я его останавливать не буду.

Локи кривится, но сидя в темном углу, прикрытом бархатной портьерой, никто не заметит, что у одного из асгардцев, на самом деле, кривой нос, неправильный прикус, бельмо на одном из глаз, брови слишком бледные для мышиного цвета волос, а щеки впалые и пару дней не знали бритвы. Да и вообще, один из них довольно старше другого, а на первый взгляд и не скажешь – но в подобных заведениях, обычно, больше одного-двух раз на посетителей и не смотрят. Если, конечно, те ведут себя прилично.

Лафейсон изменяется до неузнаваемости и не может по привычке не съехидничать, тоже понимая, что эта встреча не сулит ничего хорошего.

– Думаешь, личина, например, Скурджа понравилась бы ему больше? – он лихорадочно ищет выход из новой порции неприятностей, что вот-вот грядет.

Одинсон непонимающе хмурится, но так и не сообразив, просто останавливает его пререкания жестом.

– Сиди здесь. Я попробую договориться, чтобы он взял нас с собой – вот уж на «Энтерпрайзе» точно никто искать не будет.

А Локи бы поспорил. И не только с этим – снова лезть в пасть к бешеному льву? Увольте. Даже если эта «пасть» – сейчас самое безопасное место. Даже если в нем, несмотря на все собственные зароки, все равно просыпается азарт – снова попробовать проскочить под самым носом – а вдруг в этот раз получится?

И пока брат обнимается с капитаном, смеется, пожимает чужие руки и договаривается, он пытается распалить себя до нужной степени бесстрашия и отвлечься от дурных предчувствий. Слишком часто все у него идет наперекосяк.

***

Пока Джим болтается по асгардской колонии, Маккой перехватывает вулканца на серьезный разговор. Потому что, когда Кирк вернется, он соберет начальников отделов и будет решать их судьбу – свою, «Энтерпрайза» и миссии. И Леонарду просто позарез нужно иметь «козырь в рукаве» – когда Кирк для себя что-то решает, он этому решению следует, и переубедить его почти невозможно. Почти – нужен хотя бы один по-настоящему весомый аргумент, а Боунс уверен, что только вулканца капитан послушает. Если никого вообще, то хотя бы его.

– Ты должен встать на его сторону, – Маккой откладывает распотрошенный трикодер на стол и встает перед старпомом на расстояние вытянутой руки.

– Поясните, – Спок наверняка догадывается, о чем идет речь, но все равно переспрашивает, проверяя, правильно ли понимает.

– Если он решит рассказать Флоту правду, ты его отговоришь. Если решит соврать, ты согласишься с этой ложью и ни словом, ни словом, блядь, не упрекнешь его за нее, – охотно растолковывает Маккой. – Потому что если он сознается – пойдет под трибунал, а в космосе не окажется еще очень долго. Нужно пояснять, что будет в этом случае с нами? Со всем экипажем и с тобой, в первую очередь?