Оттого он хочет встать рядом, прикоснуться к руке и разделить чужую боль, как свою. Облегчить этот груз и помочь справиться со свалившимися на них новостями. Хочет прижать к себе и убеждать до саднящего от слов горла в том, что Джим больше не один. Что любим, что нужен как воздух, что его в любой момент поддержат – хоть Спок, хоть весь «Энтерпрайз» разом.
Но Кирк закрывается ото всех. Взгляд режет без ножа, а речь отрывистая и резкая. Он все-таки выпускает Одинсона и Лафейсона из камеры, предоставив каюты и свободу перемещения по кораблю. Но общается теперь исключительно с Тором – войдя в систему, к ним присоединяются разведчики Асгарда и патруль с Преоды. Теперь они в любом случае не станут неожиданностью для войск Цехла. Теперь они вынудят тех выступить в открытую, а это значит, что «Энтерпрайз» вправе вызвать огневую поддержку как Звездного флота, так и содружества Талан.
К тому моменту, когда Кирк и Одинсон начинают переговоры с правителем Преоды об угрозе, Цехла уже в своей полной боевой мощи. Они начинают с дальних рубежей – лишают межпространственной связи, взорвав передающие сигналы спутники, и теперь Преоде придется рассчитывать только на себя. Корабль Федерации, одного асгардца и одного йотуна – самоубийство чистой воды. Спок, Кирк, Одинсон и несколько военачальников с Преоды составляют десяток вариантов тактики боя, защиты, отступления или нападения, но все решает очередное предсказание загадочной провидицы – только открытое сопротивление даст им шанс на победу.
С тщательно контролируемым гневом они наблюдают, как уничтожают блокпосты у необитаемых планет системы. Асгардский аванпост Цехла тоже сметают не моргнув и глазом, и теперь их армия в прямой видимости «Энтерпрайза». Разведка Тора не соврала – кораблей действительно чуть больше десятка. Но все они мощные, хорошо вооруженные, и Преода могла бы противостоять им очень недолго. С крейсером Федерации это время увеличилось вдвое, но его все еще преступно мало, чтобы рассчитывать на легкую победу. Прямо сейчас они могут рассчитывать только на себя. А еще – на Одинсона и Лафейсона, конечно же. Вот про них предсказательница не говорит ничего конкретного, но те, кажется, уже успели составить свой план действий. И в часть его даже посвятили Кирка – Тор идет на острие атаки, составляющее из себя заградительный огонь из преодских катеров, а Локи остается на «Энтерпрайзе», выжидая удобный момент для нападения «с тыла». Его с небольшим диверсионным отрядом транспортируют на флагман Цехла в разгар сражения, и, пока солдаты будут отвлекать внимание, сам Лафейсон должен будет подменить главнокомандующего Цехла, остановить бой и объявить о капитуляции.
Этот план плох по многим статьям – вулканец устает спорить в первый же час обсуждения – атака должна быть достаточно массированной, чтобы в горячке боя можно было успеть провернуть подмену, а чем дольше будет длиться атака, тем больше людей они потеряют, тем больший урон будет нанесен их импровизированной разношерстной флотилии и тем меньше шанс, что они смогут остановить противника. Но их положение уже почти патовое, поэтому споры откладывают, а Цехла они встречают огнем на поражение – никаких переговоров не будет.
Спок чувствует холодную собранность, немного досады, гнева и отголосок боли – он не хочет вспоминать и не будет о том, как однажды на его глазах погибла целая планета, но сейчас его душевное равновесие серьезно подорвано – нападением на абсолютно мирных беззащитных существ, которых хочет поработить чужая жажда власти и наживы. И тогда, когда дружелюбные, он позволяет себе на этом слове сарказм, соседи не слишком торопятся на помощь. О, он был бы очень рад однажды поделиться с ними своей болью от потери родного дома – это многому бы их научило. Но Спок воспитан вулканцем и не приемлет настолько сильное проявление чувств, зато все остальные… Его пацифизм сдается и меркнет по сравнению с силой людей, асгардцев и преодцев – силой их единства, сплоченности, отваги и стойкости перед лицом опасности. Перед угрозой тотального уничтожения. Спок не хочет думать, что «Энтерпрайз», наблюдавший гибель Вулкана, может однажды стать пристрастным в разрешении конфликтов планетарного масштаба, но внимательно наблюдая за мостиком и, в особенности, за капитаном, не может не признать, что уже поздно на это надеяться. Он ни в коем случае не возьмется их осуждать – они следуют решениям и приказам Кирка, а в отношении того – Спок и сам пристрастен – правильного мнения здесь не будет.
И вот тогда, когда он навряд ли сможет представить ситуацию хуже происходящей, она становится еще на порядок серьезнее и сложнее – уже из категории аховых. Почти как падающий с неба «Энтерпрайз» без двигателей. Судна Цехла маневрируют бок-о-бок друг к другу, объединяют свои щиты и надежно скрываются за мощной энергетической стеной. Пробить такую не сразу получится и у пяти крейсеров класса Конституция, а Цехла при этом спокойно продолжит их обстреливать, не получая при этом серьезный урон.
***
Недалеко от Персея он ищет древний артефакт Ксорро, согласно легенде, дающий его обладателю, недюжинную силу и вечную молодость. Ни сила, ни молодость ему не нужны – все это и так останется с ним до последнего вздоха. Да и на могущественные артефакты он уже давно перестал зариться – на собственной шкуре проверил, чем это чревато. Но ему настолько скучно, что он перестал считать прожитые дни, собственные вздохи и космические базы, которые он с чужой командой посещает для дозаправки. И поэтому берется за любой заказ, что обещает хоть немного пощекотать нервы.
Экипаж «Эвридики» весьма любезно «согласился» принять его в свои ряды – так низко он еще не падал – развлекаться вместе с разбойничьим хамьем – бывали у него дни и получше. Но если отодвинуть в сторону собственную брезгливость, то и здесь можно найти что-то еще не окончательно приевшееся. Например, гибель очередного маленького мирка.
Они встают на прикол на одном из спутников Тарсуса и наблюдают на экранах сканеров поверхности за тем, как развязывается кровавая бойня. Восстания, голод, повсеместный мор и абсолютно безжалостная тирания. Тоже, для него, совершенно не ново. Как не новы и жадные взгляды бойцов «Эвридики», желающих разжиться легкой добычей. Помародерствовать, пока местное население вырезает друг другу глотки за кусок хлеба. А для него – это почти ностальгия – по прошлому, по упущенным возможностям и собственной глупости. Тиранию и геноцид он хоть и приветствовал, но здесь не может не сравнить и не поразиться той примитивной тупой ярости, которую местный правитель пытается выдать за благие намерения. Ничего у него не получится.
Поэтому он спускается вместе с бойцами на планету – воровать не ценности, людей или оружие, а чужие слезы и боль. Стоны скорби и крики отчаяния. Негромкие хлопки фазеров и последние вздохи перед смертью. Они звучат для него как музыка – приветливая трель канарейки, что в детстве будила его с рассветом. В масштабах планеты этот военно-похоронный марш впечатляет и ужасает в равной степени. Но ему нет никакого дела ни до стреляющих, ни до умирающих – он не герой, и спасать никого не будет. Эти существа ему чужды, родственных себе никогда не было, поэтому речь о гуманизме не идет – ему все еще скучно. Ровно до того момента, когда на одной из разоренных улиц он не встречает человеческого ребенка.
Это всего лишь подросток – исхудавший до костей, избитый, грязный – он собирается пройти мимо. Но в неровно стриженной макушке мелькает знакомое золото, и он поневоле сбивает шаг, засмотревшись. Мальчишка перебегает от дома к дому, оглядываясь и прячась, а он, слившись с послеполуденной тенью у какой-то стены, наблюдает за ним, затаив дыхание. Он может сходу назвать два десятка видов живых существ, отличающихся именно таким цветом волос, вот только ни у одного из них не было этого пронзительного голубого блеска в глазах, упрямо сжатых губ и несгибаемой воли. Он отказывается верить в совпадения, судьбу или удачу – прямо сейчас мидгардец, ради которого он когда-то жертвовал своей «жизнью», прячется и от военных, и от мародеров, сжимая за пазухой черствую буханку хлеба, найденную наверняка на помойке.
