Он отправляет в Адмиралтейство рапорт о нападении на «Энтерпрайз» и сообщает, что Фуордос погиб при попытке к бегству. Его в любом случае за это по головке не погладят, а если откроется правда, то ему и вовсе той головы не сносить. И ему, и Споку, и охране – весь «Энтерпрайз» может оказаться под подозрением, и тщательной служебной проверки не избежать. Не избежать тюрьмы, что уж там – и Джим готов за голову хвататься – он действительно сошел с ума. Но все же сообщает об Одинсоне и Асгарде и просит разрешения на смену курса. Покривив душой, он недолго надеется на то, что ему прикажут следовать прежним курсом, а к Преоде отправят сторожевик, но быстро отбрасывает и эти мысли. Бюрократов в Адмиралтействе всего лишь немногим больше, чем тех, кто хоть раз был на боевом дежурстве. Он почти уверен, что получит утвердительный ответ.
И действительно получает. «Энтерпрайз» разворачивается, но еще несколько часов не рискует набирать скорость – Скотти со своей командой все еще борются с последствиями нападения, а также помогают Хвиту починить его катер. Джим внимательно просматривает все отчеты о работе корабля, проводит «разъяснительную» беседу с офицерами охраны и еще тщательнее изучает информацию, что прислали из Асгарда и то, чем с ним поделилось Адмиралтейство – не просто согласилось отправить их к черту на рога, но и дало секретные данные, что успела достать их разведка. Обнадеживающего там очень мало.
Кирк сжимает пальцами переносицу, трет виски и вспоминает, что спал в последний раз около двух суток назад. Неудивительно, что его рвет на части от усталости и боли. Вот только он навряд ли он уснет сейчас без посторонней помощи – заставить себя перестать думать очень сложно. И он совершенно не удивлен, когда в медотсеке Боунс предлагает ему не только гипо со снотворным, но и стакан виски.
– Пей залпом – вот тогда это будет лекарством, – Леонард смотрит исподлобья, но его слова звучат с нотой сочувствия. Он не может за него не переживать.
Джим послушно глотает, вздыхает пару раз, дожидается еще одной порции и вдруг усмехается.
– А помнишь… – он замолкает и снова хмурится. – Помнишь, как мы пили на мой последний день рождения? Я-то думал… что его служба, его героизм что-то значили…
– А разве нет? – осторожно спрашивает Маккой. – Что бы ни было причиной, но его поступки были однозначны.
– Да уж, – Кирк невесело фыркает. – Еще как. Для него все это было… каким-то извращенным развлечением!
– Но он спас экипаж, – голос Джима взвивается и падает, а Боунс не может не возражать – если Кирк сейчас начнет копаться в чужих причинах и следствиях, то вывихнет себе мозг.
– Он бросил меня! – Джим хватается за стакан и снова глотает залпом. – Не на этого человека я хотел быть похож…
– Так и не сотворяй себе кумира, – Маккой обрывает его и смотрит строго, надеясь пресечь новый виток ругани.– Да, ты хотел этого тогда, но сейчас знаешь, каково быть Джимом Кирком. Ты знаешь, для чего ты здесь и для чего ты это делаешь.
– Знаю, – откликается тот, откидывается на спинку стула и закрывает глаза. – Но он был нужен… маме и мне…
Он шепчет и не открывает глаз, вымотавшись до предела. Снотворное наконец действует, и Маккой забирает стакан из ослабевших пальцев. Он укладывает заснувшего капитана на биокровать и по привычке проводит быстрое исследование. Стресс, истощение, гормональный дисбаланс – не новость – на каждое тяжелое задание такой букет приходится. Боунсу только жалко, что задание это выматывает, по большей степени, именно из-за отца Кирка.
Зная друга, он может представить масштаб катастрофы, что сейчас произошла в его душе. Что его сознание подверглось мощной атаке, а моральные устои ощутимо покачнулись. Он прекрасно чувствует всю его боль. Несмотря на все геройство отца, Джим его не идеализировал – понимал, что тот бы не смог поступить иначе. Вот только Джиму пришлось испытать все последствия этого геройства на собственной шкуре. Даже если не вдаваться в подробности, все так, как он и сказал – ему нужен был отец, герой и защитник. И оттого еще больнее сейчас, когда выяснилось, что тот все-таки жив. Что тот мог быть с ним, но не стал. Что мог защитить, поддержать, сберечь от чего-либо, но оказался эгоистичным ублюдком, без капли жалости к собственному сыну. Леонард не хочет представлять, через что пришлось пройти Джиму в детстве и юношестве, – теперь он знает, что всего того можно было избежать. Тогда все было бы по-другому, и он мог бы пойти во Флот не на спор, а действительно по стопам своего отца. Вот только с большой долей вероятности, это был бы уже не Джим Кирк. Не такой, каким они знают его сейчас. И Боунс не уверен, что так было бы лучше.
Он старательно запоминает эту мысль – нужно обязательно изложить ее Джиму, когда тот проснется. Кем бы ни был его отец и как бы ни поступал, а сам Кирк совершенно другой, и только он определяет самого себя. А то, глядишь, хлопнется их капитан в экзистенциальный кризис, и вот тогда мало не покажется ни одному из них.
Маккой вздыхает, собирается в свою каюту, чтобы тоже поспать, но в медотсек приходит вулканец, и Леонард быстро раздражается – похоже, этого тоже придется успокаивать. И привычный набор – снотворное с алкоголем – на вулканца почти не подействует.
– Доктор, капитан… – Спок замечает Кирка на кровати и замолкает, а Боунс кивает ему на соседний отсек.
– Ну что еще? – старпом оглядывается на закрывшуюся дверь, а потом все же отвечает.
– Вы можете отстранить капитана по медицинским показателям.
– Думаешь, так будет лучше? – спрашивает Маккой в ответ. – Не то, чтобы я не знал, что ты не доверяешь ему в этот момент, но не стоит рубить с плеча. Я тоже за него волнуюсь, но Джим – не слабак. Никогда не был и не будет. Так что дай ему самому с этим справиться.
– Вулканцы не способны испытывать волнение, – Спок, как всегда невпопад, напоминает об их менталитете, на что Леонард только фыркает.
– Мне-то можешь не заливать. Я прекрасно знаю, что ты иногда трясешься над ним гораздо больше, чем я, – Спок выразительно поднимает бровь в недоумении, но Леонарда этим не проведешь. Он не слепой, а вулканец совершенно не умеет лгать. Поэтому он отвечает ему острым пронзительным взглядом и продолжает. – Все с ним будет в порядке. Так что не дергайся раньше времени. Тем двоим место за решеткой, и Джим ни за что не даст им сбежать.
Вулканец молчит, но, похоже, пока не собирается настаивать на кардинальных мерах. Как бы необходимы они ни были. Маккой знает, что если прижмет, Спок быстро плюнет на всю эту авантюру и поступит согласно Устава. А еще знает, что тот будет терпеть до последнего – после инцидента с нарушением Первой директивы, вулканец боится перебдеть. И не только – он и правда переживает за капитана так, как редкий бы переживал. Да, они с Джимом пришли к какому-то подобию дружбы, но Боунсу отчего-то кажется, что все может быть куда сложнее. Он, конечно, может ошибаться – гоблин, приняв эту привязанность, начал глобальную перестройку своих приоритетов, и оттого, понятное дело, иногда чудил. А вот Джим-то – способный и каменное изваяние соблазнить – вел себя не типично «по-джентельменски» – то ли боялся навредить вулканским мозгам еще больше, то ли сам себя останавливал от того, чтобы вляпаться в скандал. Все это действительно сложно, и Маккой не собирается лезть к ним с вопросами прямо сейчас – и так дел хватает.
– Если нет ничего срочного, то иди спать – как врач настоятельно рекомендую. Потом у нас опять не будет на это времени.
***
В Мидгард он возвращается уже через несколько лет после событий на «Кельвине». Совершенно случайно. Ему здесь делать нечего. Но рутинные обстоятельства, как всегда, вынуждают. Он продает несколько реликтовых растений, добытых в системе Гийи, за баснословную сумму, деньги спускает на информаторов и шпионов, а в итоге получает несколько прототипов новейших разработок оборонного министерства Солнечной системы – многие из его нынешних «деловых партнеров» отдали бы за них не только деньги, власть и силу. Но ему все это уже давно не интересно. Ему все это давно уже не нужно – он просто хочет разнообразить свою рутину, не преследуя какие-либо глобальные цели.
