Наконец расслабляется – и Ватсон понимает, что и сам был напряжен до предела. Он не знает, как на все это реагировать, и сначала медленно считывает свои тактильные ощущения – Холмс угловатый, крепкий, теплый. Пахнет смесью машинного масла, дешевого кофе, дорогого парфюма и сигаретного дыма – все-таки сорвался на заправке. Его кудри щекочут Ватсону щеку, плечи под чужой тяжестью все еще ноют, а ритм сердцебиения попадает в такт сердцу Джона. И это мигом заставляет его переключиться на произошедший только что разговор – его интонации смысл и подтекст.

– Шерлок? – зовет Джон – ему все еще нужны ответы.

– М-м? – стонет тот, не шевелится – кажется, готов уснуть прямо на нем. И это окончательно выбивает Джона из колеи.

– Шерлок, – опять повторяет он, но уже смирившись, оттаяв еще больше и снова почти простив – Холмс, естественно, это тут же улавливает.

– Все – потом, – настаивает он тверже, обнимает крепче и теперь уже совершенно однозначно потирается телом о Ватсона, заставляя того задохнуться и напрячься.

– Ш… прекрати, – требует Джон, заставляя себя перестать просто глупо произносить его имя.

– Не хочу, – ворчит Холмс, и Джон закатывает глаза – от того ребенка он не далеко ушел. Джон даже знает, что услышит в ответ на закономерный вопрос: «А чего ты хочешь?»

Он прекрасно знает, что Холмс хочет закончить с этими разговорами, обидами и извинениями, с болью и гневом. Но, возможно, в свете открывшихся фактов, есть что-то еще?

Джон проводит ладонями по его спине, почти оглаживает, перемещает их на талию, а затем на ребра – в новой попытке отодвинуть детектива. Но тот неуловимо меняет позу – двигает Джона к столу, усаживает, а сам оказывается между разведенных бедер.

– К-хм, – выразительно кашляет Ватсон, но его потуги остаются проигнорированными – Холмс продолжает делать то, что хочет – тискаться на полуночной кухне, сопеть в ухо и молчать, греясь в чужих руках.

Знал бы он, как хотел этого Ватсон, но после того, что тут только что было, он сомневается, что мог бы когда-нибудь что-нибудь от Шерлока скрыть. Явно это – не влюбленность в детектива. И уже совсем наверняка не – причастность к потустороннему.

– Я знаю, что ты ко мне чувствуешь… – Шерлок говорит уверенно, но осторожно, уже понимая, как легко иногда можно обидеть и словами, и поступками. – Я к тебе – совершенно другое. Но в одном мы сходимся – я тоже тебя хочу.

Он наконец отпускает Джона, проводит руками от спины к шее, обхватывает ладонями затылок, а большими пальцами гладит за ушами. Теперь его взгляд нетерпеливый, обещающий и томный. Язык скользит по губам, дыхание поверхностное. А Джон не может так быстро переключиться – выдохнуть и позволить страсти занять место страха.

– Уверен? – Ватсон спрашивает с сомнением и новой долей скепсиса в голосе – он все еще готов оттолкнуть Холмса в любой момент. Какой бы желанной эта близость ни была. Какой бы ни была пугающей.

– Я – все еще я, – авторитетно заявляет Холмс. Он чуть приподнимает уголки рта в намеке на улыбку. Напоминая о том, что он – детектив, и от него нет секретов. А еще, очевидно, на то, что он – все еще человек. Даже несмотря на то, что тут было несколькими минутами ранее. Очевидно, что сейчас он говорит только об одном желании, а все разговоры действительно могут подождать.

Вот только Ватсон по-прежнему сомневается, и тогда Шерлок делает еще одну вещь, что заставляет их снова сходить с ума – в который раз за этот вечер. Он склоняется к Джону и прижимается губами к губам в легком невинном поцелуе. Медленно ласкает, и Джон поддается изумлению, раскрывая рот – но и тут Шерлок не спешит – двигается выверено, нежно, плавно. А потом неохотно отстраняется, всего лишь мазнув языком по кромке чужих зубов.

– Убедил? – фыркает он, бросая Джону невербальный вызов, который только злит – Ватсон намерен получить ответы во что бы то ни стало, и если Холмс думает, что может заменить их поцелуем, то ошибается. Джон легко его в этом разубедит, получив и то, и другое.

– Этим-то? – он повторяет усмешку Холмса и тут же тянется сам – научить, как нужно объяснять более доходчиво, чего ты хочешь.

Как сильно он сам этого хотел и как сгорал от этого желания уже несколько месяцев. Как грезил наяву и не смел надеяться, ища замену в тепле чужих тел, поверив тому отказу, что Холмс дал с самого начала. Кстати…

– Ты же говорил… что работа – твоя подружка, – он переводит дух, отрываясь от чужого рта, вложив в поцелуй всю ту страсть, которую Шерлок игнорировал все это время.

– Нужно было проверить кое-что сначала… – тот бормочет прямо в губы, намереваясь продолжить, но Джон отстраняется – им обоим нужно притормозить. Возбуждение Ватсона уже болезненное, а Холмс все продолжает сжимать его в своих руках, гладить по спине, бедрам и обратно – к шее.

– Что? – настойчиво спрашивает Джон. – Смогу ли я дать тебе то, что ты хочешь? То, что ты просил у меня в Афгане? Что это?

Шерлок зарывается пальцами в его волосы на затылке, трется носом о висок, чуть слышно стонет, но молчит.

– Ответь, – просит Джон. Он уже в таком состоянии, что готов к чему угодно, на что угодно, и Холмс вздыхает.

– Ты. Это ты. Я хочу тебя, – это более чем пространный ответ, и Ватсон собирается возразить, но теперь очередь Шерлока затыкать ему рот.

Теперь он копирует действия Джона – прикусывает губы почти грубо, ласкает, полностью отдавшись желанию. Его ладони пробираются под рубашку Джона, оглаживают бока, и тот, не сдержавшись, прерывисто вздыхает, а Шерлок тут же опрокидывает его спиной на столешницу. Он больше не дает Ватсону возразить, задирает свитер, проходится длинными пальцами по ребрам, накрывает ладонью сердце, как будто наслаждаясь его ускорившимся биением, и Джон не может не поддаться. Не может не отреагировать – он так долго этого хотел… Он вскидывает бедра, хватается руками за плечи, стонет в голос, и Шерлок тут же перемещается поцелуями на шею, а его руки хаотично шарят у ремня. Холмс расстегивает обе ширинки, приспускает белье и на секунду отвлекается – чуть отодвинувшись, он проходится взглядом по распростертому телу Джона и еле слышно усмехается. А потом снова целует в губы, а оба члена сжимает в правой ладони и начинает движение. Ватсон подается навстречу, ерзает по столешнице, стонет и безудержно краснеет. Все вопросы отходят на второй план, и прямо сейчас он думает только о том, как сильно любит этого человека. Этого призрака. Это существо. Которое – невозможное, необузданное, умное и невероятно, просто непередаваемо прекрасное. Вот что он сейчас чувствует. Невыносимую тягу к этому «призраку». И ему уже совершенно плевать на все сверхъестественное – тело под его руками горит, губы терзают кожу, взгляд полыхает и манит, а чужие пальцы доставляют невиданное ранее удовольствие.

Оргазм накатывает одновременно. Шерлок на автомате делает еще несколько движений, размазывая смешавшуюся сперму, а Джон длинно выдыхает со стоном. Холмс проходится губами по его щеке, а потом приподнимается, уперевшись одной рукой в столешницу рядом с ухом Ватсона. Смотрит пристально, чуть сощурившись, а потом многозначительно улыбается, поднося испачканные пальцы к лицу. Язык проходится по одной фаланге, по другой, собирая белесую влагу, и Джон моментально задыхается от этой картины.

– Мало, – со вкусом произносит Шерлок, продолжая удерживать взгляд Ватсона, и тот взмахивает руками.

– О Боже!

Во что он ввязался? Что они натворили? Шерлок хотел лишь секса? Слишком много вопросов разом, к уже имеющимся, а голова Джона сейчас пуста как колокол. Пережитое удовольствие смывает все мысли волной, тело расслабляется, мышцы приятно тянет, и Ватсон сейчас совершенно не прочь вырубиться, но Шерлоку мало… О Боже, мало чего?

***

Утро выдается ясное. Прозрачное, стылое, бледное. Джон наблюдает за квадратом света из окна на стене – как он очень медленно ползет по постеру периодической таблицы, заключенному в раму. Так же медленно к нему возвращаются события прошедшей ночи – не было вспышки, озарения и екнувшего сердца, когда он обнаружил себя в спальне Шерлока и руку этого Шерлока, перекинутую через его грудь – он просто размеренно, деталь за деталью, восстанавливает память. Образы выстраиваются в общую картину добрый час, но теперь Джон помнит, что больше в эту ночь они не сказали ни слова. Что Холмс ссадил его со стола и молча уволок в свою комнату, опрокинул на кровать и снова приник к губам, как к целительному источнику. Что двигался в нем тягуче, сильно, ритмично, заставляя задушено вскрикивать. Что прикусывал края его раны на плече, заставляя чувствовать, и его глаза в темноте сверкали страстью и удовольствием. Что после нового оргазма в растрепанных кудрях Шерлока мелькали искорки, а Джон утомленно улыбался и ловил себя на мысли, что Холмс сейчас похож на морского черта, который приманил его эской и уже готов сожрать. Именно так он себя сейчас и чувствует – поглощенным без остатка. Выпотрошенным, слабым, вялым, но донельзя счастливым. Даже несмотря на все «но».