Спустя несколько дней он заканчивает с переездом и наконец позволяет себе небольшой самоанализ – Холмс работает над делом, и это – самый лучший и быстрый способ узнать обо всех приятных и не очень сторонах своего соседа. Небольшой – но только потому, что Джон уверен – Шерлок еще не раз его удивит. А вот со своими реакциями он должен разобраться прямо сейчас.
Шерлок его привлекает. Привлекает этот осознанный хаос в мыслях и поступках, внешность и характер, по большей части. После невероятной прогулки по крышам в погоне за предполагаемым преступникам Ватсон «в запале» может даже поинтересоваться чужой ориентацией. В конце концов, им поставили свечу на стол – почему бы и нет? Его даже не волнует отказ – ему интересен сам факт. Они ведь в итальянском кафе на не-свидании, так что его вопрос уместен. И он ведь, да Бога ради, ни на что не намекал! Холмс же как китайская шкатулка с секретом – заминированная – Джону нужно только разобраться в хитросплетениях проводов, чтобы не взлететь на воздух.
Но чем дольше, тем больше он запутывается – волшебным образом его проклятая нога излечивается, а руки перестают дрожать. И дело тут не в адреналине и не в молочной кислоте в мышцах после пробежки. Дело в Холмсе и магии его обаяния. Джон понимает, что вот уже несколько дней у него мысленно открыт рот от удивления и глаза по-глупому распахнуты. Шерлок Холмс – генератор энергии, идей, выводов, сарказма и весьма тонкого юмора. Шерлок Холмс – болото, в которое затягивает Ватсона очень быстро, и который очень быстро это понимает. Мысленный «рот» закрывается, «глаза» возвращаются на «орбиту», и Джон улыбается – Холмсом невозможно не восхищаться. Даже несмотря на все еще присутствующие изумление, страх, раздражение и злость. Даже несмотря на то, что эта дорога приводит его на почти не метафорическое поле боя…
Джон рад, что за год не потерял остроту реакции. Рад, что прислушался к интуиции и не проигнорировал ее. Рад, что пришел вовремя – в здании напротив – Шерлок и убийца, и Ватсон мгновенно вспоминает, что делал в подобных случаях. Его «прикрытие» на мушке у противника, и Ватсон не сомневается ни мгновения, нажимая курок. Холмс должен выжить. Должен выжить этот чудаковатый, нелепый, невероятно умный и, порой, пугающий сумасброд. Этот немного «не от мира сего» и немного не человек.
И это становится отправной точкой для нового витка «сумасшествия» самого Джона. То, что происходило в Афгане, было лишь началом – спустя год «чудеса» с Ватсоном продолжаются. Он не знает, как еще это назвать, какое подобрать определение и как выразиться, но после выстрела все как будто становится на свои места – вместо песка и скал – асфальт, бетонные коробки домов и машины, вместо бойцов – полицейские, криминалисты и патологоанатомы, вместо боевиков – преступники, а вместо чертовщины на Хэллоуин – запутанные расследования и сам Шерлок. Ах, да, а еще его брат, и Ватсон снова в любимом персональном Аду. Но, пожалуй, никто не сможет упрекнуть его в том, что он ни о чем не жалеет. Его реальность однажды изменилась, и Джон больше никогда не сможет воспринимать ее по-старому. Даже если встреча на Хэллоуин была не в полночь и не в красном мареве тумана.
***
Жизнь с Шерлоком изобилует странностями только в первое время. Джон смотрит во все глаза, поражается, вздыхает от удивления и вздрагивает от фантомных сквозняков, но постепенно привыкает и к этому. Привыкает к черепу на каминной полке, глазным яблокам в микроволновке, голове в холодильнике, прокисшему молоку и паре сотен видов пепла, любовно собранным и промаркированным. Привыкает к молчанию и жалобным стонам скрипки, когда Холмс скучает. Привыкает к Грегори и Майкрофту, что оба чрезвычайно заботливы в отношении Шерлока. Это не жизнь – это сплошной фарс и адреналиновая ломка. Джон не сомневается, что променял «шило на мыло», но его это устраивает целиком и полностью. Бессонница отступает, рутина на работе больше не вызывает уныния, а одиночество… Одиночество для Ватсона теперь выглядит по-другому. По-прежнему неприятно, но не так всепоглощающе, как до этого. Джон обретает не друга и не любовника, но соратника, а это тоже неплохо. В роли первого для него выступают Стэмфорд и, что вполне ожидаемо, Лестрейд, а вторая категория легко пополняется незнакомцами, благодаря «ожившему» либидо Ватсона.
И все же, на фоне всей этой необычности, Шерлок умудряется занять особое место в голове и сердце Ватсона. Джон частенько «зависает» на нем взглядом, пытаясь снова увидеть то, что так его поразило в первую встречу. Тот налет мистики, что ее сопровождал. Успокоившись и пообвыкнувшись, ему начинает казаться, что он действительно видит. И это не что-то эфемерное – все та же отрубленная голова в холодильнике вполне реальна и попадает под критерии сверхъестественного. Джон видит чужие отрывистые движения, как будто кукловод дергает за нити, отмечает преимущественно ночной образ жизни, игнорирование общепринятых человеческих норм морали и этики, феноменальную память и, снова, манеру изъясняться. И чем дольше Ватсон это наблюдает, тем больше уверяется, что Шерлок Холмс – это что-то не из этого мира. Холмс-старший – наверняка тоже, но Джон имеет «счастье» общаться с ним не настолько же часто, поэтому и не может утверждать с той же уверенностью. Но он продолжает слушать свою интуицию, а она все еще держит его начеку, поэтому Ватсон все время в «тонусе», и постепенно адаптируется.
Шерлок бывает невыносим до желания его придушить – например, когда лезет под пули, ножи и кулаки в одиночку, «забыв» своего верного «оруженосца» дома. А бывает мил до инсулиновой комы – когда комментирует телевизионные передачи, ноет от скуки, только-только завершив очередное расследование, или стоически воздерживается от дозы никотина в середине запутанного дела – просто потому что пообещал своему соседу-врачу-другу. Джону это и правда нравится. И он даже не удивляется, когда любовь к этим, порой странным, чужим привычкам, чертам и действиям перерастает в более серьезное увлечение. Ватсон, конечно же, снова себя не обнадеживает и по-прежнему старается держать свои желания в узде. Во-первых, Шерлок ему уже отказал, а во-вторых, Джону просто нравится все это чувствовать, даже не реализуя. Нравится знать, что ему открываются новые грани чужой души, нравится находить их забавными или раздражающими, нравится быть рядом, подставлять плечо и соседствовать без какого-либо «ушлого» умысла. Холмс однажды уже попенял ему на подобную «самоотверженность», когда Ватсон отказался следить за ним по просьбе старшего брата, но интерес Джона скорее платонический – не обнадежившись, он и не строит иллюзий. Для всего остального, для проявления физической близости, а не духовной, он вполне успешно заводит связи «на стороне». С медсестрами, с родственницами пациентов, с незнакомками в барах или с покупательницами в магазинах. С некоторыми из них он даже знакомит Шерлока, когда дело заходит дальше трех свиданий, а самому Ватсону начинает казаться, что партнер стоит вложенных усилий и отвечает такой же взаимностью. Вот только Шерлок своим «всевидящим оком» очень быстро снимает шоры с глаза Ватсона – избранницы то оказываются неверны, то слишком требовательны, то меркантильны. У одной даже оказывается хорошо скрытое психологическое расстройство, которое в дальнейшем грозит усугубиться – и вот тут Холмс был весьма кстати. Тогда, когда отпускал нелицеприятные комментарии в адрес умственного развития Джона и его любви к «сексуальным приключениям», выпутывая того из веревок в квартире, заполненной бытовым газом. Ватсон смеялся над ними и действительно был рад – социопатия Шерлока дала сбой на докторе – было чем гордиться. И опять же – без какого-либо самообмана. Джон больше не был одинок, в привычном смысле этого слова.
В той череде подружек были и несколько мужчин, и вот о них он предпочитал молчать – пощечины от девушек он в принципе терпел, а вот драться с кем-то из-за Шерлока не собирался. Если только это не был преступник, конечно же. Холмс, если и замечал разницу в поле «визави» Ватсона, то никак ее не комментировал. К вящему удовольствию последнего. Зато ее не стеснялся комментировать Лестрейд – даже при всей его вежливости и доброте.
