Больше нельзя было надеяться на чудо и верить кому-либо, кроме себя. Теперь не было времени на стенания по поводу несостоявшейся карьеры или неясной судьбы своего соулмейта – разговор зашел о выживании. Поэтому, когда Кен научился не отводить стыдливо глаза и закончил-таки старшую школу, его ждала лишь одна дорога – работа и съемное жилье. При удачном раскладе, может быть, даже какие-нибудь обучающие курсы. Как в весьма неприятном сне: быть не тем, кем хотелось и заниматься – не тем. Кену понадобилось немало времени, чтобы найти хоть что-то, что могло заменить ему все то, чем был футбол. Что-то, что приносило хотя бы отдаленно похожее удовольствие. Он не надеялся больше ни на судьбу, ни на собственное везение, но случайность свела его не с самыми плохими людьми, среди которых он смог найти товарищей.

Небольшая, но известная в кругах любителей авто-и мото-мастерская стала его новым убежищем. Он уже и не помнит, как оказался на треке – кажется, кто-то из официантов ресторана быстрого питания предложил ему прокатиться – снять стресс после смены. Сначала – на нелегальных мини-заездах, потом – на короткой трассе, где обкатывали отремонтированные кары, автомобили и мотоциклы. Кен проникся – ледяной ветер, пролетающий мимо рта, и бешеная скорость разом вымели все дурные мысли из не менее дурной головы. И было уже совершенно неважно, хотел ли знакомый официант этими приглашениями залезть ему в штаны или просто проявил дружеское участие – он дал Кену гораздо большее. Не мечту, но новую цель. Не спасение, а забвение. Не призвание, а хобби, которое доставляло не только заработок, но и удовольствие.

Дело оставалось за малым – получить права и хоть какую-нибудь техническую специальность. Хоть где-то и как-то. Только это заставило Кена двигаться и не просто перестать прятать взгляд, но и поднять повыше голову. На выжженном пепелище, как оказалось, тоже можно было что-то построить. Не дворец, но и не жалкую лачугу. Можно было наконец перестать ненавидеть самого себя и понять, что потеряно еще далеко не все. Можно не становиться асом в не самом любимом деле, но можно стать профессионалом, которым сможешь гордиться. Снова – с потом и кровью, но теперь уже здесь, на земле, а не в заоблачных далях, которых уже никогда не достигнешь.

Именно тогда Кен понимает, что больше всего он хочет стабильности в этой жизни. Уверенности в том, что его не скинут с «пьедестала», причем в то же время, ему не нужно будет гнаться за совершенством. «Здесь и сейчас» – самое лучшее кредо. Одна ошибка может стоить жизни, но она же может привести к тому, что жизнь эта окажется и не на помойке. Стоило только в это поверить.

***

Он не сторонится людей и не боится им доверять. Старожилы мастерской охотно берут его под свое «крыло». Возможно, чувствуют, а может, и правда видят, что он здесь не только ради заработка, временно или от скуки. Возможно, это даже его другое призвание, но Кен не загадывает на что-то такое «масштабное», ему просто комфортно в этой новой среде. Он с усердием учится и работает, по пятницам пропускает по паре пива со знакомыми техниками и периодически участвует в мото-заездах. Заездах, на которых полно разных людей: парней и девушек, гонщиков и механиков. Еще один небольшой мирок, подчиненный определенным правилам. Вот только туда он отнюдь не стремился – ему были нужны адреналин и гонки. И даже не победителем – места в первой пятерке хватало. Однако он не может не испытывать чувства «сопричастности» и к этой разномастной «общине».

Он сторонится вечеринок, что устраивают после заездов – старые раны все еще болят, да и о том, чтобы что-нибудь выпить и кого-нибудь подцепить на ночь, он и думать боится. Он методично вычеркивает из головы любые мысли о любых отношениях, ближе, чем дружеские. Он не может думать о близости, что переходит черту. Его тело напоминает жеваный чернослив, а от сердца осталась горсть пепла – стыд и страх – вот что он все еще чувствует, когда различает определенные знаки внимания в свою сторону.

Он не дурак, знает, что давным-давно стоило обратиться к «мозгоправу», вот только категоричен и упрям в вопросе, кому стоит рассказывать о том, что с ним произошло. Единственный, кто должен об этом знать – его соулмейт. Кен даже выбьет ему парочку зубов, чтобы тот слушал молча и не перебивал. Дело остается только за тем, чтобы его найти, но и тут Кен не спешит развешивать объявления, напрягать полицию, искать в интернете или бегать по улицам с пеной у рта, опрашивая прохожих. Он уже знает, что жизнь – жестокая сука, и обязательно не смилостивится над ним еще один раз.

Это все дурацкая магия соулмейтов – хотя бы раз в жизни, но пары обязательно встречали друг друга, и если не могли понять, кто они, то это только их проблема. Поэтому Кен абсолютно уверен, что обязательно встретит своего соулмейта – нужно просто дождаться. Ну а пока он ждет, у судьбы на него есть и другие планы.

Около года назад на треке появляется новый гонщик – молчаливый, с грубой манерой езды и одним единственным глазом. Впервые его увидев, Кен испытал противную дрожь в животе, но даже не успел прислушаться к собственной интуиции – гонщик тут же показал на трассе, насколько он смертельно опасен. Он подрезал, заставляя уходить на обочину, набирал скорость на поворотах, тормозил, срывая резину, а маневрировал, стирая колени в кровь. Такой не будет щадить соперника. Но не только Кен быстро понял, что этот «танк» может увезти их в могилу – завсегдатаи трека сразу попытались тактично и не очень тактично вправить новичку мозги, и многие в результате оказались в больнице. После чего-то такого можно было легко вылететь с гонки, а про трек – и вовсе забыть. Но новичок отделался первым и последним предупреждением, которое, на удивление, сработало. «Давить» оппонентов он не перестал, но его манера езды теперь хотя бы не выглядела откровенно кровожадной.

Кен старался его не замечать. В сложной ситуации – уступал дорогу, но, когда было настроение «пошалить», парировал уже отточенными до совершенства навыками, смело ступая следом за лихачом на дорогу смерти. Новичок после таких заездов не сводил с него пристального взгляда, но ни разу не подходил. Они не перекинулись ни словом за два месяца, но в его взгляде Кен чувствовал любовь энтомолога к насаживанию насекомых на иголки. Опять все внутри задрожало, а интуиция не обманула и на этот раз.

Поздним вечером он заканчивает работу в мастерской одним из последних. Убирает инструменты по своим местам, складывает покрышки ровной стопкой, замачивает рабочую ветошь в растворителе, а потом направляется в раздевалку – сменить робу и отправиться домой – Оми обещал ему пиццу и свежий ужастик на ужин – по-дружески, по-соседски. Но прямо сейчас его удача снова поворачивается к нему боком. А точнее, это он поворачивается спиной к выходу из раздевалки и поэтому не видит, как чужой единственный глаз наполняется вначале непониманием, потом удивлением, а в конце – почти неописуемым восторгом.

– Откуда это? – спрашивает тот, кого называли «Фарфарелло», а Кен от неожиданно зазвучавшего хриплого голоса чуть не ли не подпрыгивает.

Оборачивается, открывает рот в праведном возмущении, да так и застывает – на него смотрели как на произведение искусства, скульптуру какого-то божества или как на восьмое чудо света. «Да это же чертов маньяк!» – пронеслось у него в голове, и он никогда еще не был так близок к истине. Потому что следующей фразой «маньяк» не только подтвердил все самые страшные догадки, но и снова ошарашил.

– Ты несешь на себе грех своего соулмейта… – благоговейным шепотом произносит Фарфарелло, делает шаг вперед и прикасается кончиками пальцев к плечу Кена, покрытому старыми и новыми рубцами в черных прожилках.

Вот тут Кен действительно перетрухнул и шарахнулся в сторону, а чертов маньяк осклабился и задрал рукав своей куртки.

– Как и я.

Нет, не так, как Кен – кожа того обычного телесного цвета, но на ней просто огромное количество красных отметин, каждая из которых рассечена глубоким порезом. Намеренно сделанным порезом.