Он может сомневаться в своих силах, но не намерен отступать. Хоть и удивляется, когда снова получает назначение на «Энтерпрайз». Под командование Кирка и Спока. Павел считал, что при всех его неординарных заслугах такого промаха ему не простят и отправят служить на федеративные грузоперевозки, но его приписывают к флагману, и остается только удивляться. Правда не очень долго – первая же неделя в новой миссии открывает ему глаза – показывает, что там, у Вулкана, жизнь перевернулась не только у него, но и у всего экипажа. Ни один из них больше не сможет быть прежним. Все они пережили тяжелую, шокирующую ситуацию, которая не могла на них не повлиять. Они изменились, но эти изменения неожиданно сплотили их. Именно там все они стали одной командой – как будто горсть разномастного металла расплавили, и теперь им никуда друг от друга не деться.
Павел вдруг чувствует себя частью единого механизма и безумно рад в нем находиться – он просто не думал, что ему это будет позволено. Но капитан Кирк подмигивает ему, поднимаясь на мостик, коммандер Спок сдержанно кивает, а Сулу хлопает по плечу, и Павел снова готов расплакаться. Он – часть этой команды, и несмотря ни на что, они ему доверяют. Его словам, поступкам и разуму. Такое доверие не купить – оно только заслуживается, и если Чехов сдастся, он снова его предаст, а он не намерен делать этого даже под страхом смерти. Он безумно благодарен за него и клянется самому себе, что оправдает возложенные на него надежды. Это Люссиль никогда в него не верила, а для «Энтерпрайза» он готов расшибиться в лепешку. Даже если так и не сможет подойти к старпому с разговором.
Со временем он, конечно же, набирается опыта. Мужает, оттачивает реакцию, тренирует стойкость. Они все. Экипаж несет потери и пополняется, но в основе своей они остаются все теми же – теми, кто однажды изменился. Теми, кто однажды сплотился и больше не видит своей жизни друг без друга, корабля и космоса. Павел несказанно рад, что когда-то принял решение уйти во Флот. В особо благодушном расположении духа он даже думает, что это именно бабушка поспособствовала – не пойти на службу, конкретно, а просто подтолкнула к чему-то большему. Как будто этими своими понуканиями, претензиями и скепсисом вынуждала его стараться сильнее, потому что знала, что он способен на многое, многое большее. Напрямую он, естественно, не спрашивал, чтобы не нарваться на сарказм, поэтому молчаливо уважал ее еще и за это – за дальновидность, если та все-таки имела место быть.
Теперь, с высоты уже не юного возраста и обретенного опыта, он благодарен ей за привитые усидчивость, старательность и дотошность. За желание того большего – всегда и во всем. Эти качества очень помогли ему как исследователю, офицеру и ученому. Даже если Люссиль все еще оставалась им недовольна и частенько находила поводы для претензий.
Вот как сейчас: она постарела еще больше – волосы белее снега, красивые руки испещрены морщинами, фигура окончательно высохла и только взгляд остался все таким же острым и цепким. Она снова интересуется, что внук сделал такого, чтобы она могла им гордиться.
– Я люблю свою жизнь и свою работу, – он улыбается и прикрывает глаза, откидываясь на спинку кресла. Людмила Георгиевна – в соседнем, она все еще хочет знать, может ли Павел быть объективным по отношению хоть к чему-нибудь.
– Бесполезные шастанья в космосе – несомненно, наивысший предмет мечтаний романтичных идиотов.
– Ты же сама строила космические двигатели, – фыркает он, зная, чем ему ответят.
– Для перемещения из пункта «А» в пункт «Б» с наибольшей скоростью и при наименьшей затрате топлива. Путешествия, по сути, в бесконечность – это утопия, – она остается при своем.
– Мы ищем новые миры и находим их, – он считает, что парирует достойно.
– Это-то и бессмысленно. Вы один-единственный мир до конца понять не в силах, – и расстроен, когда раз за разом бабушка не хочет идти на компромисс с желаниями внука.
– Может быть. Но мы никогда не перестанем искать.
– Что искать?
– Что-то большее. Миры. Загадки. Ответы на вопросы. Себя во всем этом, – иногда он тешит себя мыслью, что она может беспокоиться о нем, что хочет видеть его чаще или хочет, чтобы он был рядом с ней.
– Давно ли ты ударился в такие псевдонауки, как философия? – если бы на столе между ними стояло молоко, оно бы скисло от количества презрения в ее голосе. И Павел снова смеется в голос, а сам внутри обмирает: она права. И он прав, когда говорит ей что-то подобное.
– Это приходит со временем, проведенным в космосе. Тебе не понять.
Обвинить ее в том, что ее разум чего-то не может осмыслить – такого она не простит, и Павел смеется над собой: стоило набраться подобной храбрости, когда он будет не в «зоне прямого поражения» – получить подзатыльник за наглость все еще унизительно. В любом возрасте. Вот только Люссиль не обижается и не кривится в гримасе – на ее лице маска скорби, а хриплый голос окончательно садится.
– Яйца курицу не учат.
***
Совсем скоро из малышки, которая только-только встала на ноги, Джоанна превращается в подростка. Она собирает длинные волосы в хвост, удобным комбинезонам с рисунком лягушки на кармане предпочитает шорты, юбки и сарафаны, а ее взгляд становится глубоким и серьезным. Она как будто успокаивается – чаще просто обнимает его за руку и долго молчит, когда они сидят рядом на диване, вместо того, что тащить его в какое-нибудь кафе, кинотеатр или на выставку.
В такие моменты Леонард часто порывается спросить, что ее беспокоит, и тут же осекается – он знает. Она тревожится о нем точно так же, как он тревожится о ней – вдалеке друг от друга они могут не успеть вовремя прийти на помощь, если та вдруг понадобится. Для них обоих это все еще риски, как бы лояльно они к ним ни относились. И вместо разговоров на болезненные темы Леонард старается разнообразить их досуг. Все те же кафе, кинотеатры и выставки. С подачи Джима – дайвинг у берегов теплых морей, выход в космос на Лунной орбите, гонки на мини-карах и тренировка на скалодроме. Леонард воет белугой и хватается то за голову, то за спину, то за сердце от таких экстремальных выходных, но и не понять не может тонкий расчет Кирка. Захлебываясь адреналином, ни у Джо, ни у Леонарда не возникнет ни одной мысли о скорой разлуке и ее тревогах. А еще… А еще Джим как будто приучает его девочку к опасности – чтобы знала, что ту тревогу слишком часто преувеличивают в своей собственной голове. Гораздо чаще любая опасность проходит стороной. В отношении Джима это далеко не всегда верно, но Маккой понимает еще и то, что друг по-прежнему волнуется за них обоих и старается помочь как может. Леонард в который раз умиляется и снова хватается за сердце – как бы не сглазил.
А однажды он слышит обрывок их разговора. Джо встречает отца у здания Адмиралтейства, и пока Леонарда отвлекает какой-то бюрократ с научной степенью, Кирк успевает поболтать с Джо. Та внимательно его слушает, сжимая маленькие кулачки на подоле блузки, кусает губы, а Кирк кладет свою ладонь на ее макушку. Он заливается соловьем, что-то вполголоса рассказывая, а Леонард замечает не менее недоумевающего Спока в десятке метров от них.
Но через несколько минут Джоанна вдруг утыкается в чужой форменный китель, пряча лицо, и Леонард со Споком больше не могут оставаться в стороне.
– Верь в нас, детка. Все будет в порядке, – слышат они тихий, но уверенный голос Джима.
Маккой не хочет знать, чем он ее расстроил и очень хочет знать, чем дочь сама себя терзает. Но та отнимает лицо от груди Кирка, алеет щеками, а потом все же улыбается. Открыто и ярко. Ее глаза блестят, она кивает Джиму и почти моментально становится совершенно обычной девочкой-подростком. Которой абсолютно не из-за чего рыдать посреди улицы.
Эта метаморфоза сбивает с ног, но сколько бы Леонард ни допытывался, ни дочь, ни друг, ничего не говорят о том, что между ними произошло. Леонард признает их право на секреты только тогда, когда они не дают ему лишних поводов для волнений, но прекращает спрашивать – он верит, что ничего серьезного от него бы не стали скрывать. Он знает, что они оба любят его и доверяют ему, и не захотят тревожить понапрасну, волнуясь еще и о нем. Иногда подобная «пристрастность», как называет ее Спок, выходила им боком, но такова цена за эту любовь. За привязанность, доверие и близость. Он тщится объяснить это вулканцу и закрывает глаза на любые мнимые проблемы. Они – его семья, а быть так близко, порой, бывает еще тяжелее, чем не быть рядом совсем. Это он тоже знает по собственному опыту.
