– Через 7,3 часа запланирована ваша встреча с доктором Квондре для прохождения психологического обследования, – Спок почти готов признать, что лукавит, но в отношении Джима это никогда не работало. Ни того, ни этого.

– Ты знаешь, что есть способ гораздо проще и быстрее. Ты – чертов контактный телепат, Спок! – Кирк злится не на него, в пространство. Просто поддавшись напряжению, что растет между ними с каждым часом. Растет с самого начала этой «миссии» между всеми участниками инцидента. Медленно, капля за каплей.

– Да, – спокойно отвечает вулканец. – Но вы не предположили, что «инопланетная» природа вашего разума может причинить мне вред. Как физический, так и ментальный.

Кирк замирает, широко раскрыв глаза, а потом судорожно выдыхает.

– Черт… Прости, Спок. Я действительно не подумал… – он пятится назад и тяжело опускается на койку. – Просто… позавчера на этом самом месте мы болтали ни о чем, играя в шахматы… а сегодня я… уже знаю, что не тот, кем вам всем прихожусь.

В конце предложения он неосознанно сжимает кулаки, снова поддавшись бессильной ярости, и Спок не думает, что не понимает его прямо сейчас. Даже без примерки ситуации на себя. Он тоже решился.

– Это так, Джим. Поэтому давайте это сделаем, – Спок присаживается на расстоянии локтя, и Кирк в ошеломлении оборачивается, силой заставляя себя не отпрянуть.

– О чем ты?

– О мелдинге. Вы правы, у контактных телепатов есть методики и практики проникновения в чужое сознание.

– Но опасность…

– Я верю вам, Джим. Как себе, – твердо говорит Спок, и действительно готов и подписаться под каждым словом, и наплевать на любую гипотетическую опасность, которая все равно существует. Просто. Потому. Что. – К тому же, вы, похоже, не рассматриваете возможность того, что как раз мелдинг мог бы стать тем контактом, к которому мы стремились. Признаюсь, я тоже не думал об этом до недавнего времени, но теперь не могу не подозревать, что энцефалограмма могла быть… слишком ненадежным средством. В отличие от слияния разумов. Вы – детище океана, Джим, если можно так выразиться. Очевидно, через вас он познает наши умы. Мелдинг – тот контакт, к которому мы оба стремимся.

– Я не пойду на этот риск, – Кирк действительно боится. Отодвигается от него, и Спок лишь чудом удерживает себя на месте.

– Риск составляет сотые доли процента. Я уверен и в вас, и в себе, – он не может настаивать, он не может его принудить и уговорить не сможет, и все же он видит в Кирке слабину – сомнения, которые точно переваливают за целые числа.

А Джим и правда сомневается, и снова поддается волнениям и страху. Но в конце концов принимает правильное решение. Единственно возможное.

– Хорошо… – чуть слышно говорит он и кивает сам себе, отбрасывая любое смятение.

Спок делает приглашающий жест, и Кирк раскрывается, подставляя лицо под чужие тонкие сильные пальцы. Проникновение проходит легко – Спок как будто шагает через пленку мыльного пузыря, которая мгновенно лопается и открывает путь в чужой разум. В вихрь образов и видений, что были почерпнуты из вулканской памяти. Через логику, рассуждения, мыслительные процессы, которые были характерны именно Джиму. Туда, дальше, глубже. К эмоциям, чувствам и самосознанию. К чему-то, что больше, чем его эго, суперэго, ид и любое собственное «я». К сути.

И на всем этом пути, пробираясь сквозь видения о погибающих планетах, падающих кораблях, чужой крови, увольнительных в инопланетных барах, докладах Адмиралтейству, вечерних шахматных партиях… сквозь чужие вину, страх, отчаяние, ликование, азарт и неумолимое стремление к жизни… сквозь непробиваемые принципы, моральные дилеммы, сделки с совестью, нетерпимость и гибкость в решение каких-либо задач… он чует легкий ветерок, что путешествует по его собственному сознанию. Он чувствует, что, проникая все глубже и глубже, открывается сам, позволяя увидеть все то, что не смог бы и не пожелал бы скрыть. Только не от Джима. И это нормально. Это правильно. Это и составляет природу слияния разумов – частичное, поверхностное или полное разоблачение перед оппонентом. Вот только то, что видит Спок…

Он как будто смотрит в зеркало.

Все, что делало Джима Джимом, все его повадки, черты характера, действия и даже эмоциональные реакции – все это пропущено через призму восприятия Спока. Ведь это – его воспоминания, его интерпретация событий, его анализ и его логические выкладки. И нет ничего, что бы доподлинно принадлежало Джеймсу Тиберию Кирку. Землянину, бывшему капитану Звездного флота, трагически погибшему почти пять лет назад.

В данном случае, разочарование – одна из самых легко прогнозируемых реакций. Она предсказуема. Она логична. Она так же правильна, как и боль, и тоска, и надежда, и скорбь, и горькое счастье, что принесла новая встреча…

– Я прошу прощения, – Спок разрывает слияние, отодвигается назад и складывает руки на коленях, наблюдая за Кирком, что опустил голову, судорожно кусает губы, тяжело дышит и не может не вцепиться в волосы, не сдержав протяжного стона боли. – Эмоциональный перенос при слиянии неизбежен.

Он не может скрыть своего разочарования найденным в разуме Кирка. Он не может не признать, что их попытка провалилась. И он не может прямо сейчас детально проанализировать то, что увидел в этом своеобразном «зеркале». Прямо сейчас у него нет на это сил. Но, кажется, есть у Джима. И только он смог бы понять, что именно почувствовал в разуме Спока. Понять, сделать выводы и прийти к заключению, что мучило вулканца уже очень и очень давно.

– Ты его любил…

***

Последним Квондре «собеседует» Джима. Они располагаются в третьей лаборатории, где за прозрачными стенами герметичного бокса хорошо видна остальная часть отсека – «гость» и психолог – Спок, Бертон и Чехов. Во время разговора Кирк сидит спиной к лаборатории, Квондре тоже на них не смотрит, но с каждым заданным вопросом, с каждой новой заметкой в электронном блокноте лицо доктора все сосредоточеннее, жестче и невыразительнее. Очевидно, то, что они сейчас обсуждают, гораздо серьезнее подростковых проблем Павла в отношениях с родственниками. Он не сомневается в том, что смог бы понять предмет разговора, но почти уверен, что не захочет этого знать. Хотя бы из-за того, как реагирует капитан Спок.

Тот изредка вздрагивает и неосознанно хмурится, наблюдая за парой в боксе. Павел не скажет наверняка, слышит ли тот что-нибудь в чуть приоткрытую дверь, и этого тоже не хочет знать – Спок в любом случае будет не в восторге. Это же Джим. С ним никогда не было легко и просто. И сейчас точно так же – Кирк почти переплюнул самого себя, когда однажды умер, а потом «воскрес».

Они говорят час, второй, третий. Джим ерзает на жестком стуле, поднимается на ноги и ходит по боксу, все так же ни на кого не смотря. Изредка глотает воду из стакана или взмахивает руками, жестикулируя. С каждой минутой, что Кирк проводит с психологом, Спок нервничает все больше. К концу второго часа он даже прерывает их, заглянув в отсек, но его быстро прогоняют обратно. И все, что может сделать Павел – только отвлечь вулканца от тяжелых мыслей. Он выводит их наработки на обзорные мониторы, комментируя все новые данные. Он рассказывает все, что знает о нейтрино и нейтринных системах, повторяя гипотезы именитых физиков, соглашаясь с ними или отрицая отдельные постулаты. Он детально описывает устройство аннигилятора, над которым продолжает работать Скотти, высказывая свои сомнения и строя новые теории природы этого феномена.

Он периодически запинается, зевает и путается в предложениях, не успевая за собственными мыслями, и это, конечно же, не может пройти мимо Спока.

– Ваша работоспособность снизилась почти на 30 процентов, лейтенант Чехов, – и это говорит ему тот, кто употребил слово «почти» рядом с цифрами. Они все уже третьи сутки на ногах – совершенно неудивительно. – Возможно, нам стоит спросить доктора Маккоя об альтернативных способах принудительного бодрствования. А возможно…

Он замолкает на целую минуту, обдумывая пришедшую идею, и Павел уже почти напуган тем, что может услышать.