– Да, важно. Страшно, больно, шокирующе. Я подразумеваю: что-то, что оставило очень глубокий след в их воспоминаниях, – отвечает Джим. Он отодвигает в сторону и шахматную доску, и чашку кофе – Спок работал до поздней ночи, и они решили встретиться утром, позволив себе небольшое опоздание к началу смены.

– Не думаю, что это доказуемо. Или принципиально важно, – вулканец тоже вспоминает чужой абсолютно явный страх, но без доказательств вся эта теория разрушится. Хотя он и хочет услышать ее целиком – ему нравится, как Джим интерпретирует события. – Данное предположение берет начало в области чувств, а у меня с ними «не лады», как выражается доктор Маккой. Пояснишь?

Кирк почти неуловимо меняется – расслабляются плечи и брови, на губах появляется легкая полуулыбка, даже когда в глазах все еще стоит грусть.

– Да. Что, если в здании, которое видел Бертон, действительно были люди, и он видел, как они погибли под обвалом? Что, если для Каруччи тот сад был единственным местом, где он когда-либо был счастлив? Что, если для Фехнера этот ребенок… – он запинается и опускает взгляд в стол, и Спок тут же понимает, что Джим имеет в виду. – Что, если их действительно просканировали, а для моделирования выбрали самое яркое из воспоминаний? Самое болезненное, счастливое или страшное? С какой-то определенной целью. Вот о чем я говорю.

– Я понимаю, – соглашается вулканец. – Это может быть попыткой контакта. Но без их письменного подтверждения мы не можем настаивать на истинности этой теории. Как не можем настаивать и на том, чтобы они в чем-то подобном признались.

– А если я еще раз попробую спросить их напрямую? – Джим не просто упирается – он спрашивает точку зрения Спока – догадывается тот, и снова рад, что Кирк хочет знать его мысли о человеческих эмоциональных реакциях.

– Это все еще не этично, Джим, – он добавляет в свой голос фальшивый укор – знает, что Кирк никогда не заставит своих людей выворачиваться наизнанку против их воли.

– Значит, будем искать другие подтверждения? – полувопрос лучится энтузиазмом, и вулканец снова удивляется способности людей не поддаваться унынию и других заставлять действовать.

– Будем, – он возвращает Джиму улыбку и поднимается на ноги. – Но прямо сейчас опоздание на смену уже становится наказуемым Уставом, так что предлагаю начать решение задач с малого.

– Предлагает он! – Кирк смеется, встает следом и шагает рядом, почти касаясь плеча.

В коридорах в этот час почти пусто – все офицеры на рабочих местах. Спок и Джим поднимаются на главную палубу и шагают в отсек, где их встречает привычно бойкий возглас лейтенанта Чехова.

– Капитан на мос-… ти-ке… – только в этот раз его голос осекается на последнем слове. Взвивается и потухает, как вспышка фазера в режиме деморализации противника.

И Спок знает, он чувствовал это всю дорогу, что все это именно так и закончится. Все кончится очень плохо.

***

Он думает, что у него галлюцинации. Что кто-то неизвестный, но неимоверно вероломный пустил какой-то хитрый газ на палубу, и сейчас он видит то, чего видеть не должен. Судя по вытянувшимся лицам офицеров за другими панелями, у остальных предположение то же самое.

Сулу тяжело сглатывает за его правым плечом, и Павел тут же впивается в его подставленную коленку деревянными пальцами. Ему страшно от того, что он видит.

– У меня что-то на лице, раз вы так смотрите? – Кирк усмехается во весь рот и падает в капитанское кресло совершенно не по-офицерски. – Неужели наш тактичным мистер Спок позволил мне пройтись по кораблю со следами от зубной пасты на подбородке?

– На вас их нет, Джим, – Спок отвечает ровно, как будто отстраненно, когда Кирк к нему оборачивается. А потом вдруг сжимает переносицу двумя пальцами, делает глубокий вдох, но раньше него успевает Ухура.

– Скорее это похоже на появление призрака, – в ее глазах Павел видит те же боль и ужас. Он готов закричать.

– Существование подобных сверхъестественных явлений научно не доказано. Мистер Кирк определенно материально существо.

– Из плоти и крови, – Джим звонко хлопает себя по щеке, но видя все еще ошеломленные лица целого мостика, пугается и снова вопрошает. – Что?

– Капитан… Спок, нам необходима помощь доктора Маккоя? – а вот заминка Кэрол почти незаметна, но та крепко держится за спинку своего кресла, так что видно, что выдержка ей тоже отказывает.

– Да, старший помощник Уоллес, определенно. Вызовите его, – Спок не смотрит ни на кого, только на Джима. И тот, по всей видимости, считывает с него все – всю серьезность ситуации, решимость и ни малейшего намека на шутку.

– «Капитан Спок» и «старпом Уоллес»? Когда это вы устроили бунт и захватили власть на моем корабле? – но Кирк все еще смеется. Все еще в приподнятом настроении. Даже зная, как легко Адмиралтейство может поменять должности и занимаемые офицерами посты. Было бы желание.

– 4 года 7 месяцев 21 день и 16,5 часов назад по земному исчислению времени. И это был не бунт, это было решение Адмиралтейства, которое оно приняло через полгода после того, как вас официально признали мертвым, Джим. С тех пор мы и занимает эти должности, – Ухура ахает и тут же прикрывает рот рукой, Сулу, кажется, и вовсе прекратил дышать, Уоллес пятится к научной панели, а Спок продолжает говорить так, как будто читает новостную сводку. Так, что у всех присутствующих кровь стынет в жилах.

И Павлу еще больше хочется кричать – не от невозможности происходящего, а от того насколько она мучительна.

– Это очень несмешная шутка, Спок, – Кирк становится серьезным, подбирается, как для прыжка, и уже почти злится – заметив, как офицер охраны у входа на мостик медленно снимает фазер с предохранителя.

– Никто не смеется, – почти безэмоциональный голос Спока умирает окончательно, и кулаки Кирка сжимаются, а спина под желтой форменкой каменеет – Павлу это хорошо видно со своего места.

Они все стараются не шевелиться – то ли в ступоре, то ли боясь спугнуть видение, но на мостике наконец появляется доктор Маккой, и все тут же приходит в движение. Тот по привычке собирается отчитать Спока или Уоллес, или его, Павла, за то, что дергают из медотсека, когда там работы невпроворот, но замечает Кирка и почти сразу же вызверяется.

– Это что еще за блядский розыгрыш?! – он рычит, раздувая ноздри, и Джим моментально ловит его «волну».

– Вот и я о том же, Боунс! Что за розыгрыш вы тут устроили? – он недоумевает абсолютно искренне. С каплей сарказма, с каплей смешинки и с целым ведром негодования. Так, как мог только Джим. Совершенно таким же голосом, что всегда был у него – хотя Люссиль утверждала, что Павлу медведь наступил на ухо, и он не способен отличить ноту «до» от ноты «ля».

Маккой резко шагает к Кирку, широко замахивается и бьет того со всей силы по лицу. Джим еле удерживается на ногах, но Леонард тут же хватает его за грудки и замахивается снова.

– Сука!

– Боунс!

И только тут Павел находит в себе силы пошевелиться. Он очень быстро понимает, что Кирк – действительно никакой не призрак, а если Маккой его убьет, то они никогда не узнают, в чем же соль этого «розыгрыша» и когда нужно будет смеяться. Он и Сулу одновременно дергаются с места, подскакивают к дерущимся и встревают между ними. Павел грудью налегает на Леонарда, а Хикару вцепляется в руки Кирка со спины.

– Блядь, Боунс! Какого черта?! – Кирк уже кричит без всяких сомнений, но Маккой парирует тем же.

– Это я тебя должен спросить! Какой ублюдок надоумил тебя притвориться именно им?!

– Притвориться?! Ты что, успел старого друга за ночь забыть?!

– Прекратите оба, – Спок не повышает тона, но его голос действует на весь мостик как ушат холодной воды – отрезвляюще. – Доктор Маккой, это существо действительно считает себя Джеймсом Тиберием Кирком.

Следом за этим падает уже настоящая могильная тишина, и теперь вытягивается лицо Кирка.

– Существо? – неверяще переспрашивает он и тут же замирает как вкопанный. Сулу отпускает его плечи, но остается рядом, на всякий случай.