Ладан усмехнулся и кивнул.

– Ей же пузырь потом и скормили, – продолжил Бритый. – Привезли сюда. Вот она потом разошлась – то с одним, то с другим. Потом групповухи ей захотелось. Да я вас люблю, да вы такие мальчики. Мне так хорошо никогда не было. Клялась, что минет строчила только мужу, а теперь узнала, что и другие мужчины есть. – Эдик, как всегда, начал теребить свой бугор на ширинке. – Дала свой телефон, адрес. Сказала, что в дальнейшем хочет с нами отношения поддерживать. Игорю на ботинок наблевала, – завизжал Бритый хохоча пронзительным смехом.

Ладан повернулся, двинул Эдика ладонью в лоб:

– Вот жало. Мог бы это опустить, не говорить такие подробности.

– На дорогу смотри, – наигранно взъерепенился Бритый и дал Игорю слабый щелчок по затылку.

– Чем всё закончилось? – спросил Мансур.

– Домой отвезли, где-то в час ночи. Потом мы ей звонили, приезжали, поджидали, отлавливали. Она сказала, что ничего не помнит. Что нас не знает, видит впервые. Ничего такого с ней не происходило. Что мы её с кем-то перепутали. А если не отвяжемся – сдаст нас в милицию. Больше мы не стали навязывать себя. Пускай живёт тихо-мирно со своим муженьком.

– Наверняка она всё помнит, – сказал Олег, слышавший эту историю не один десяток раз.

– А давай ещё раз к ней заглянем, – предложил Шпана, – и напомним.

– Там видно будет. – Игорь пожал плечами.

– Как-то уже съездили, – напомнил Вадим про Лёху. – Один уже под крестом плитой придавлен, никуда не спешит.

– Да все там будем! – взвизгнул Эдик. – Если так рассуждать, то только дрочить и останется. Да в небеса за подаянием обращаться. Раком стоять, лбом в землю биться и безвозмездно молиться.

Через километр дорога расходилась. Вправо уходила вглубь полей. Влево – соприкасалась с лесом и шла параллельно. Ладан повернул руль к лесу. Через десять минут «пятёрка» подъехала, где лес образовывал угол. Край обрывался и круто уходил влево не заканчивающейся для взора дугой. Впереди через поля виднелась деревня. Игорь остановил машину. Олег первым вышел и пошёл к дереву оправиться. Мансур потянулся и, раскинув руки кверху, зевнул.

– Костерок разведём? – спросил он.

– Обязательно, – ответил Артём. – Кто пойдёт со мной дрова собирать?

– Пойдём вместе, чтобы быстрее. – Вадим повернулся к Игорю. – Ты тогда возле тачки оставайся.

Друзья натаскали сухих веток и сучьев, поломали, сложили в кучу, разожгли костёр в пяти метрах от дороги. Олег и Эдик приволокли два бревна, чтобы сидеть. Ладан вытащил из багажника пакеты с провиантом, на них всё и разложили: мясо, нарезанное плоскими кусками, сало, солёные огурцы, два небольших пакета с салатами – в одном оливье, в другом сельдь под шубой. Курица в фольге, банка маринованных грибов, сервелат, сыр.

Мансур окинул пищу широким взглядом:

– Жратвы мало положили. Пожалели. Зелени нет. Пить нет. Хлеб зажали. Игорь, херовый отступной-то.

– Он не в этом заключался. Да это не съедим, – заверил Ладан.

Вадим сузил глаза:

– Не знаю как вы, а я очень проголодался. Я ещё в футбол с малыми гонял. Есть хочу не меньше волка.

– Мы тоже гоняли, – усмехнулся Олег. – Артём больше всех. Наверное, тоже голодный как брошенный пёс в морозный год.

Шпана развёл руками, говоря жестом: а то. Друзья уселись на брёвна вокруг костра. Игорь держал в руках рюмку, спросил:

– Что будем пить сначала, самогон или водку?

– Плохо, один стакан на всех, – заметил Артём.

– Всё же лучше, чем ничего. – Игорь, не дожидаясь ответа, выдернул бумажную пробку, налил самогон в стакан и протянул Шпане, который нюхнул и от вони отвернулся, вытянул язык чуть не до земли.

Артём снова поднёс стакан к носу, втянул ноздрями:

– Фу. Ну и самогон, вонючий как падла. Дайте огурчик солёный закусить.

– Тебе не нюхать дали, а пить. – Ладан подал огурец.

– За дружбу, – произнёс Шпана, резко выдохнул, опрокинул самогон в глотку. – Гадость, – сдавленным голосом определил он, сунул огурец в рот, часто захрустел. Игорь налил в стакан и подал Бритому.

– Нормально, халява плиз, бонжур, бамбини. – Эдик выпил, не моргнув, закусывать не стал, выдернул сухую травинку, просунул между губ.

Опять грошовые понты, отметил мысленно Вадим. Вот дешёвка.

Все прошлись по одной. Мансур не пил, налегал на еду, пережёвывал куриную ляжку вместе с костью.

– Во точит, мухомор, – съязвил Ладан. – Ты пореже мечи, у нас бухла – только начали. Без закуси мы все ужрёмся.

Вадим издал короткий смешок полным ртом, выпустил на волю пару кашеобразных кусков жёваной пищи. Один плюхнулся на пакет рядом с едой.

Игорь указал на кашицу указательным пальцем.

– Я так понял, это для нас. И как мы делить будем?

Мансуру пришлось быстро проглотить не дожёванное, дабы друзья-товарищи не оказались в подобии ёлок на Новый год, украшенными гирляндами и прочей мишурой из непрожёванной пищи.

– Не смеши, когда ем. А то устрою вам фейерверк. Я спортсмен, мне надо много есть. А вам и занюхать хватит. Вон как Бритому.

С виду Вадим хоть и был весёлый, но задумался. Ему казалось, что в данной момент лидерство взял на себя Игорь. Конечно, он и был главным у Олега с Эдиком. Но не при его присутствии. А сейчас он ведёт себя, как основной. Из-за тачки? Лицо Мансура стало каменным. Ему не понравилось, как Ладан отпускал в его адрес шутки. Если хочешь, чтобы тебя уважали – это не позволительно. Больше он этого не допустит. Вадим смотрел на Игоря, Олега, Эдика и презирал. Даже в какой-то мере и Артёма. Лишь только за то, что они пьют. Лишь только за то, что он – это он, они – это они. К Шпане, конечно, он относился снисходительно. Но только к нему одному и то… Остальной мир ниже его. Остальной мир – ниже Мансура!

Ладан разливал по второй. Олег рассказывал анекдот и дымил сигаретой.

Вадим скрестил на груди руки, отошёл в сторону. Из еды больше ничего не хотелось, стало скучно. Ему захотелось жизни. Не такой, как сейчас, а бурной, интересной, весёлой, со сценами драк, насилия, жестокости. Жизни, какой-то, другой, насыщенной. Он осмотрелся вокруг. Перед взором простирались просторы земли. Ему захотелось раствориться, слиться с этим пространством. Почувствовать всю мощь мира, планеты. Вселенной. Ведь люди ничтожные существа по сравнению с землёй, с природой. Не люди хозяева земли, но земля. Она даёт жизнь, и она забирает, потому что на ней люди складывают головы. Вадиму хотелось стать таким. Распоряжаться людьми, давать и забирать – без разницы, творить добро или зло, дарить жизнь или смерть. Лишь бы быть могущественным как земля, как мир, как вселенная. И если был богом, то он сделал рай на земле, и люди поклонялись бы ему, но если был дьяволом, то сотворил ад на земле. Он издевался бы. Его боялись, возносили, приносили дары и жертвы. Он первый, властный. Он – это их жизнь.

Мансур вздохнул, очнулся от фантасмагорий. Да, он не бог и не дьявол. Он – всего лишь человек. Но он будет таким, что у него будут бояться лишнее слово спросить или сказать, считаться и брать советы. Он будет разрешать споры разных крутых и простых людей. Он будет авторитетнейшим человеком. И для него авторитетом будет – только он сам. И он знал, что ему для этого нужно.

Вадим расправил плечи и глубоко вдохнул свежий воздух, наполнив до отказа лёгкие, задержал на несколько секунд, дал себе слово, стать тем, кем он хочет, с шумом выдохнул. Таким образом, он поклялся: выпустил воздух из лёгких, воссоединив клятву с миром и вселенной. Так он клялся и давал себе слово – всегда. Личный своеобразный ритуал. И он верил в него. Верил в свои клятвы и не пренебрегал ими. Каждый день должен быть прожит не зря и приносить плоды. Каждый день – эксклюзив. А мы всё откладываем на завтра. Что ж, завтра так завтра. Мансур отошёл от мыслей, крикнул:

– Артём, хватит пить! Ужраться хочешь? Или забыл, как тебя какие-то чмошники мудохали. Всё, прекращай. Назавтра дело у нас. Много дел.

– Хорошо, – заверил Шпана улыбаясь. – Последнюю.