– Ты на завод пойдёшь? – спросила мать, сузив глаза.
– Пойду, пойду, – отмахнулся Шпана, снял с вешалки куртку. За воротник приподнял, начал проверять содержимое карманов, повернулся к матери спиной, чтобы не видела. Она с подозрением наблюдала и сильно сомневалась, что её дитятко сегодня пойдёт пахать, обливаться потом, стараться перевыполнить план, чтобы заработать лишнюю медяшку. Артём зачем-то решил переложить пачку с сигаретами из одного кармана в другой и когда вытаскивал ладонь, обронил на пол деньги. Несколько скрученных двадцатипятирублёвок упали возле ног матери. Он быстро поднял и сунул в карманы джинсов.
Сомнения улетучились. Мать поняла, что в голове сына и намёка быть не может ни о каком заводе.
– Ну-ка стой, – сказала она. – Откуда у тебя столько денег? Вы кого-то ограбили? Или воровать начал? – Она вырвала куртку из рук Шпаны и стала вытаскивать всё из карманов, швырять перед собой на пол: мелочь, бумажки, несколько купюр разного достоинства, сигареты, семечки, выкидной нож, окровавленный платок. Артём давно собирался выкинуть, но всё как-то забывал.
Мать выпучила глаза, истерично закричала:
– Ты кого-то убил?! Зарезал?! Почему у тебя платок в крови? И зачем тебе этот зэковский нож? Откуда ты его взял? Только бандюги с такими ходят. Тоже вышел на большую дорогу?
– Да. Я, может быть, и есть бандит, – ответил Шпана.
Мать поджала губы, словно до этого споткнулась на слове и забыла, как разговаривать.
– Что? – тихо переспросила она. – Так, раздевайся, никуда не пойдёшь. Я сейчас вызову милицию, пускай возьмут твоих друзей и разбираются, что вы натворили.
– Ты что, дура? – спокойным голосом спросил Артём. – Совсем с катушек съехала? Это кровь моя. Ясно? Ты же видела, когда я пришёл, у меня были синяки. Это меня побили. – Шпана собрал с пола свои вещи. Не хотел он с матерью ругаться, но, кажется, не вышло. Из комнаты появился отчим в одном трико и тапочках.
– Ты как с матерью разговариваешь? – спросил он повышенным тоном. – Если не пойдёшь на работу, можешь идти на все четыре стороны. Я не позволю в моей квартире на моей шее всяким тунеядцам ошиваться. Всё. Хватит. Мы с тобой не раз об этом толковали.
Артём опешил от такой наглости. Квартиру от завода получала мать, когда ещё был жив отец. А этого мудозвона в помине не утруждались звать.
– А это кто такой? – спросил Шпана у матери, небрежно тыкая большой палец руки в сторону. – Пусть свой рот закроет. А то несёт как из придорожного сортира.
Отчим дёрнулся в сторону Артёма и замахнулся кулаком. Шпана ждал, успел отскочить в проём на кухню. Удар пришёлся об угол стены. «Названный папой» зарычал от боли, ещё больше взбесился, кинулся на пасынка, готовый смести.
Артём схватил лежавший на столе нож и резко выставил лезвием вперёд. Отчим чуть-чуть не напоролся пузом на кухонную сталь. Мать истерично запричитала, чтобы Шпана уходил из дома. Остриё огромного лезвия касалось живота ненавистного отчима. Артём с силой сжал рукоятку обеими ладонями, держал нож на вытянутую руку. Отчим бледнел в дверном проёме на кухню, поднял пальцы на уровень головы, словно собирался сдаваться. Он боялся шелохнуться, не сводил глаз с блестящего ножа, который сам недавно сделал и очень остро наточил. И теперь раздумывал – успеет перехватить руку или лучше отскочить назад, при этом резко открыть дверь ванной, чтобы как-то защититься и преградить путь пасынку. Он не знал на что этот малый может сейчас решиться, но надеялся, что не пхнёт лезвием вперёд. От напряжения на лице выступили капли пота.
– Что, папаша? – Руки Шпаны подрагивали. – Может, сделать тебе, как там в песне поётся, дырочку в правом боку? – Артём кольнул в пупок. Отчим непроизвольно дёрнул руками, коротко отшагнул. – Тихо! – крикнул Шпана и быстро поднёс остриё лезвия к подбородку, слегка надавил. – Шелохнёшься и твои мозги обнимут кончик этого ножичка.
– Не трогай его! – заорала мать, набирая номер на телефоне. – Сейчас милиция приедет.
Артёму стало тоскливо и обидно. За короткое время родная мать собиралась его сажать – дважды. Всё никак не могут избавиться от него. А ведь он не собирался никого резать или что-либо ещё плохого делать. Сами всё затеяли. Вот так и рождают преступников, нарекая их отребьем, не замечая самих себя.
За окном на улице раздался свист. Прокричали имя Артёма.
– Вот, твоя шпана тебя зовёт, – плакала мать. – Выметайся отсюда. И чтобы духу твоего здесь больше не было. Пропадай как знаешь. Я отказываюсь от тебя. Ты мне больше не сын. Будь ты проклят!
– Всю жизнь только и делаешь, что меня проклинаешь. Освободи дорогу, – спокойным тоном сказал Артём отчиму. – И вы меня больше не увидите.
Отчим медленно отошёл к матери. Шпана подошёл к входной двери, продолжая держать вытянутую руку с ножом. Взял куртку с трельяжа, кинул нож на пол, сплюнул туда же и тихо вышел. Он сбежал на улицу вовремя. Мансур вышел из машины и собирался за ним подниматься.
– Что застрял?
– Отчим взбунтовался, пришлось осадить. Надо бы ему как-то почки опустить ниже ляжек. А?
– Хорошо. Давай оформим, – согласился Вадим. Друзья сели в машину. Артём со всеми поздоровался.
– Короче, – громко сказал Игорь, тронув «пятёрку» с места. – В общем, здесь такая тема. На свадьбу куда мы сейчас едем, невеста… я с ней три года пролазил. Седьмой, восьмой, девятый классы. Целку ей рвал. Она с нашего посёлка. Олег и Эдик её знают. – Ребята кивнули. – Потом она от меня свалила там к одному пентюху. Его мы, конечно, наказали. А с ней… все же знают моего брата, он сделал так, что её отымело половина посёлка. Мы её даже с братом вдвоём фигачили. А один раз она ужралась, мы решили её сфоткать во всяких разностях. Сейчас покажу.
– Что, правда? – обрадовался Бритый. – Давай оценим. Что раньше не говорил?
Игорь открыл бардачок, достал свёрнутый полупрозрачный пакет, через который можно смутно разглядеть наличие фотографий. Вадим взял у Игоря свёрток, развернул и стал рассматривать домашнюю порнушку. Другие с интересом и нетерпением ждали. Фотографии пошли по кругу. Все молча таращились.
– В принципе, не хилая тёлка. Да? – Ладан заглянул в фотографию, которую рассматривал Вадим.
– Угу, – отозвался Олег, качнув головой.
Игорь продолжил:
– Так вот. Мы с братом, когда не было баб, а хотелось, свободно цепляли её и пользовались. Она у нас была как ручная. Без нашего согласия ни с кем. У нас был уговор, если найдёт кого-то и захочет замуж, то скажет нам. И после отступного мы благословляем её…
Эдик и Олег громко рассмеялись.
– И отпускаем, – договорил Ладан.
– Что за отступной? – поинтересовался Шпана.
– А это – она должна прийти на одну хату. И кто там будет – сделать всем по кругу, кто что пожелает. Здесь же. При всех.
Мансур обернулся и взглянул на Артёма, потом на Игоря:
– А если вас человек двадцать? Ничего себе ты изверг. И это за то, что она тебя променяла?
Игорь не обратил внимания на последние слова.
– Больше пяти, шести человек там не бывает, – и добавил, – мужиков. Изредка наберётся с десяток. Она постепенно такая прорва стала. Ей десятком больше, десятком меньше, всё как одного.
Друзья тихо рассмеялись.
– Так главное – она никому не сказала, что замуж выходит. Брата посадили, а я как-то перестал ею пользоваться. Как женился. Даже раньше.
– Тебя жена когда дома видит? Скоро родит? – спросил Олег.
– Через три месяца. И тогда я с ней разведусь. За что боролась на то и напоролась. – Помолчав в размышлении, Ладан продолжил про невесту. – Видно, она подумала, что все забыли и с неё сойдёт. А может, оборзела. У неё жених в Горьком третий год в школе милиции учится.
Артём услышал название города, хотел сказать, что почти каждое лето туда ездил, но передумал.
– Защиту нашла, – вставил свою версию Олег, – вот и положила нечистые ляжки всем на рожу. Из тухлой грязи в свирепые князи.
– Наверное. Думает, ещё не родившийся мент её защитит. Но пока она находится в родном посёлке, ей есть чего бояться. Кинуть захотела своего первого парня. Первую любовь! – с иронией прокричал Игорь, и надавил педаль газа. – Но не тут-то было! – Он полез в боковой карман куртки, достал две фотографии.
