Жених увял:

– Герцог, я вынужден откланяться. Леди, лорд.

– Да и катись, – совсем не аристократично буркает вслед брат, тихо, но при этом так, чтобы его точно услышали.

Жених успешно изображает глухого. Его провожает один из лакеев.

– Сын.

– Герцог, я вынужден откланяться. Я должен найти секунданта.

– Лорд, я запрещаю.

– Освободите в трофейной почётную полку под череп даларского червяка!

Мы с герцогом вместе провожаем дурака взглядами.

Разговор неизбежен, и лучше взять инициативу в свои руки:

– Я понимаю, что он сын, и титул традиционно передаётся по мужской линии, но он же дом угробит. Куда его в большую политику пускать? Ради его же блага…

– Леди, не извольте беспокоиться. Я решу эту проблему. В связи со срочными делами я вас покидаю.

Что же там за срочные дела вдруг образовались, если герцог даже не стал разговаривать со мной? А ведь я была уверена, что у него ко мне миллион вопросов. Ещё и тон с нотками скрытой угрозы…

Надеюсь, Розик сообразит проследить.

Из какого коридора появился женишок, а затем братец, я запомнила. Скорее всего, мне именно туда. Предположение оказывается верным, вскоре я попадаю в гостиную. Осколки статуи слуги унесли, а женишок так и не дал обещания провести реставрацию. Тем более пусть с клешнями бродит.

Новая трудность – из ряда одинаковых дверей выбрать свою. Точно, что не первая и не вторая, надо ориентироваться на середину коридора. Но какая именно комната? Проверять все подряд? Слуги неизбежно заметят, что я делаю нечто странное. Я прям чувствую их взгляды, хотя, если оглянуться, кажется, что никого нет. Слуги должны быть незаметными, но я никогда бы не подумала, что можно держаться настолько незаметно.

Как же не хватает подсказок Розика…

Да что за ерунда? Наличие живого навигатора, конечно, расслабляет, но и своя голова у меня есть. Это была… четвёртая дверь. Я решительно берусь за круглую ручку, толкаю. Дверь легко открывается, за неё смутно знакомый интерьер. Они все для меня одинаково роскошно-безликие. Если я и ошиблась, то главное виду не показывать. Я прохожу вперёд, захлопываю за собой дверь.

На звуки моих шагов выходит Лара:

– Моя госпожа.

Я всё-таки вспомнила правильно – радует.

Кивнув Ларе, бегло осматриваюсь. В спальню мне пока не нужно, меня интересует кабинет, и я угадываю его с первой попытки.

Вычурная роскошь сменяется роскошью сдержанной, на миг я замираю с восторгом разглядываю светло-ореховые деревянные панели, изящную мебель на гнутых ножках. Белые шторы добавляют ощущение простора и света. Приятная атмосфера – рабочая, но в то же время лёгкая, девичья.

Я прохожу за письменный стол, сажусь. Лара проходит в кабинет следом, останавливается у входа.

– Проходи, – приглашаю я.

Лара послушно входит, останавливается в метре от стола, на свободный стул даже не коситься. Я колеблюсь. С одной стороны, пусть бы села, разговор нам предстоит интересный. С другой стороны, я леди, а она горничная, не по чину. Не уверена, что нарушение правил пойдёт нашим сложным отношениям на пользу.

– Госпожа, – Лара, как всегда, сама невозмутимость, на лице ни тени эмоций.

Сперва мне хотелось выдержать драматическую паузу, но получится дёшево.

– Лара, ты умная и наблюдательная, ты не могла не заметить, насколько сильно я изменилась. Меня очень удивляет твоё безразличие.

– Госпожа, значит, вы не помните.

– Не помню чего, Лара?

Как интересно…

– Моя госпожа, позавчера вы предупредили меня, что полностью изменитесь. Вы не стали посвящать меня в подробности. Вы лишь сказали, что превратитесь в другого человека, станете смелой, способной справляться с трудностями, но ценой изменений станут проблемы с памятью. У вас получилось, госпожа.

Бернара приятно удивила.

Так, получается, она гораздо лучше меня осознавала, на что подписывается? Ну и хорошо. Жаль, конечно, что воспоминаний не оставила, но осуждать её за это не могу, всё же память – это очень личное.

Хорошо бы хоть часть воспоминаний оставила, но не факт, что так можно. Вдруг либо всё, либо ничего?

– Я что-нибудь ещё говорила?

– Сожалею, госпожа, нет. Вы лишь упомянули магию, благословение богов и шанс полностью изменить свою жизнь. У вас получилось, моя госпожа. Вы обрели смелость.

И лишилась инстинкта самосохранения, ага.

– Ты считаешь, что я изменилась в лучшую сторону?

– Да, моя госпожа. Ваша матушка гордилась бы вами.

На слово доверять Ларе нельзя, я не настолько хорошо ориентируюсь в здешних мутных водах, но пренебрегать надёжной соратницей точно нельзя. Я всматриваюсь в её ничего не выражающее лицо. Лара, как я уже сказала, наблюдательна и умна, вряд ли ей нравилось служить безвольной зашуганной Бернаре.

– Ты не пыталась меня переубедить? Что бы я ни сделала, это явно нечто исключительное и крайне опасное.

– Моя госпожа, вы совсем не помните? Вы не хотели жить. Я чудом успела, когда вы пытались отравиться. Я видела, что вы ищете более надёжный способ оборвать свою жизнь. Я счастлива видеть вас возрождённой.

Ого…

Мне становится очень жаль Лару. Не знаю, можно ли назвать её чувства сестринской любовью или это глубоко укоренившаяся преданность. Оригинальная Бернара, заставив Лару увидеть свою смерть, поступила слишком жестоко.

– Госпожа?

– Лара, почему я не хотела жить?

Лара нервозно сглатывает. Пожалуй, впервые она не спешит отвечать или выполнять приказ. Не уверена, но, кажется, она даже бледнеет. Как плохо, что в романе на причину самоубийства Бернары не было ни намёка. Что могло подтолкнуть благополучную с виду девушку расстаться с жизнью?

– Госпожа…

– Почему ты не хочешь отвечать?

– Моя госпожа, я боюсь, что, вспомнив, вы станете прежней.

Звучит убедительно.

– Нет, Лара, я больше никогда не стану прежней. Изменения необратимы. Точнее…

Думаю, Лара заслуживает честности. Говорить, что её госпожа всё-таки ушла, я не буду, это ни к чему. А вот по поводу изменений… Да, я копией Бернары никогда не стану и даже сымитировать её вряд ли смогу, однако утверждение, что обратного пути нет, ложно.

– Госпожа?

– Ты уже поняла, что память я потеряла не полностью. Я не знаю всех подробностей, но в одном уверена. Чтобы я стала прежней, я должна повторить то, что уже сделала.

Оператор Системы наверняка может вернуть в тело прежнюю душу, другое дело, что вряд ли ему это нужно.

– Хорошо бы, госпожа.

– Да. Лара, говори, не сомневайся. Какая бы ни была причина, я справлюсь.

Хотя бы потому что я не Бернара. Чужие проблемы решать легче, чем свои.

Лару мои заверения не убедили, видно, что она беспокоится. Эмоции читаются в вертикальной морщинке, проступившей у переносице, в напряжении плеч, в опущенном взгляде, Лара рассматривает круглые мыски своих не то туфель, не то ботинок, выглядывающих из-под подола форменного платья. Но больше Лара не упорствует.

– Моя госпожа, вы…

– Хм?

Почему-то моё «хм» действует на Лару успокаивающе, она, наконец, решается:

– Моя госпожа, вы влюбились в лорда Орхана Валстена.

Так и знала! Несчастная любовь, чтоб её. Я морщусь. Да, мне бы радоваться, что проблем у меня нет, оригинальная Бернара забрала их с собой, но вместо этого мне очень хочется пойти и врезать герцогу за то, что упустил дочь. Не самый худший отец, бывают по-настоящему мерзкие экземпляры, но вломить всё равно руки чешутся.

Лара напряжённо наблюдает за мной. Опасения в её взгляде сменяются надеждой, а затем и вовсе в её глазах вспыхивает чистая радость.

– Лара, это кто? Я не помню.

– Шваль!

Я аж вздрагиваю. Голос Лара повысила совершенно неожиданно.

– Поясни, пожалуйста.

– Шваль, лишённая благородства, позорящая своих достойных предков.

– Ну, предков много кто позорит. За примерами далеко ходить не надо. Братик мой, природой обиженный. Ещё дружок его, лорд Краб.

Лара дёргает уголком рта: