– Да разве можно отдать материал такому пьянчушке?

– Эх вы, барыня! – сказал швейцар, – думаете, как пьяница, так значит и не человек? Напрасно, напрасно! Ильюшка хорошо работает и берет за работу с прикладом (а приклад ставит хороший) три рубля.

Наконец, я решила попробовать, и с тех пор, до самого отъезда Ильюшки в деревню, он работал на Ивана Петровича. Оставляя у себя обрезки, он аккуратно ими потом чинил все изъяны.

Швейцар Василий Шувалов сделался у нас своим человеком. Он помогал всегда при уборке квартиры в определенное время. Вот однажды вместо него приходит небольшой мальчик-подросток.

– Ты зачем? – спрашиваю я.

– Работать вместо отца: он лежит больной, после вчерашней гульбы на свадьбе.

– Да ты-то кто?

– Я Иван – сын Василия, приехал из деревни – невмоготу стало жить с безумной матерью.

Мать была душевнобольная, но тихая. Жила одна в деревне, куда муж высылал ей деньги на содержание. Вот эта-то болезнь жены и довела Василия до пьянства.

– Да можешь ли ты работать? – спросила я мальчика.

– Коли б не мог, не брался бы.

И всю работу он сделал исправно, даже аккуратней своего отца. Я давала ему денег, но он не взял, сказав, что деньги должен получить отец, который его содержит и очень желает скоро определить куда-нибудь на службу.

Мальчик меня заинтересовал. Я узнала, что он не кончил даже деревенской школы и предложила заниматься с ним вечерами, когда дети спали. Это его очень обрадовало, и он исправно, с большим интересом начал учиться.

В это время Николай – старый опытный лабораторный служитель Ивана Петровича (еще по лаборатории Боткина) – до того запил, что пришлось поместить его в больницу. Один из учеников Ивана Петровича продержал его в больнице почти два года под самым строгим своим личным надзором. Без Николая Иван Петрович был как без рук – никто не мог его заменить. Вот я и говорю Ивану Петровичу:

– Возьми к себе Ванюшку. Он смышленый и хорошо грамотный мальчик. Кроме того, честный, на него можно вполне положиться.

Посоветовавшись со своими сотрудниками, Иван Петрович решился взять этого мальчика. Первое время мальчик даже спал в лаборатории. Впоследствии из него вышел такой ловкий и дельный оператор, что без его помощи не обходился ни один доктор при своих опытах. Иван Петрович очень высоко ценил его.

Вернулся из больницы Николай, совсем бросивший пить. Он и Иван – оба остались главными помощниками Ивана Петровича при его работах. К сожалению, произошло событие, которое пагубно отразилось на их жизнях.

У Николая была дочь – миленькая, умненькая и дельная девушка. Иван решил на ней жениться. На свадьбе и тесть, и молодой муж разрешили себе выпить, и с тех пор пошло семейное пьянство, доведшее их обоих до могилы.

Скажу несколько благодарных слов в память швейцара Василия.

Я рано уезжала с маленькими детьми на дачу, а Иван Петрович оставался еще целый месяц продолжать свои работы в лаборатории. На попечение кого же я могла его оставить? Выручал все тот же Василий. Ему я оставляла все ключи. Он знал, где лежит платье Ивана Петровича, его белье; знал, когда нужно приготовить ванну, сменить белье на постели; отдать, если требовалось, в починку туфли, ботинки. Он приготовлял ему чай со свежей булкой и маслом. Покупал ежедневно молоко. Даже распоряжался деньгами, а для визитов к принцу проветривал фрачную пару и приготовлял крахмальную рубашку без обтрепанных воротничков.

Всегда он укладывал все необходимые вещи для дачи, отправлял багаж, сопровождал меня с детьми на вокзал и усаживал в вагон.

Случалось, иной раз, вечером накануне отъезда, когда надо было укладывать вещи, когда ломовик и извозчик были заказаны и билеты для всех взяты, Василий приходил, еле держась на ногах. Я в ужасе говорила:

– Что вы со мной делаете, ведь билеты уже взяты!

– А вы, барыня, не суетитесь попусту. Пьяный все же человек. Не забывайте, не забывайте! Ну, дайте мне ключ от парадной двери, выложите в кабинете все необходимые вещи, только ничего не забудьте. Оставьте чемоданы, корзины, веревки, и все будет исправно сделано!

И действительно, утром у подъезда стояли два извозчика. А рядом Василий с квитанцией в руках на сданный багаж. Затем он усаживал на одного извозчика меня с двумя детьми, на другого няню с двумя другими, сам же спешил на конку. У вокзала он встречал нас, перетаскивал все вещи в вагон (чтобы не было расходов на носильщика) и, проводив нас, возвращался домой, чтобы убрать квартиру к приходу Ивана Петровича.

Мы всегда с благодарностью вспоминали его дружеские заботы и услуги.

После смерти Василия новый швейцар Иван Лебедев также входил во все наши семейные интересы, был внимателен и заботлив. Не только по отношению к нам самим, но и к детям. Прослужил он до нашего переезда в дом Академии наук, после чего попрощался с нами и уехал к себе на родину в деревню.

В 1891–1892 гг., когда мы переехали в большую квартиру на Введенской улице, пришлось подумать о регулировании домашнего хозяйства. До этих пор у нас или совсем не было служанок, или же были временные. Я не могла дать хорошего жалования, доходов при покупке провизии тоже не могло быть, так как я хорошо знала цены продуктам, а ели мы очень скромно. Поэтому у нас постоянно менялись кухарки.

Однажды приходит пожилая женщина, чисто и скромно одетая, с умными глазами и ласковой улыбкой, посмотрела она на меня, на детей, обошла всю квартиру, помолилась на каждый образ и сказала:

– Люблю, когда бога не забывают. Вот сделаем мы так: поживу я у вас неделю, и мы приглядимся – як вам, а вы ко мне. Понравимся друг другу – останусь, а нет, так попрощаемся.

За неделю Марьюшка покорила нас всех. Иван Петрович оценил в ней человека, любящего работу и исполняющего ее добросовестно. Я оценила в ней необычайную аккуратность и честность. Со страхом ждала я решения Марьюшки. И вдруг на шестой день она привезла свой сундук, повесила свои образа и пошла служить молебен на добрую жизнь, прожила у нас Марьюшка 16 лет до самой своей смерти.

Это была женщина с сильным характером, чувством собственного достоинства, скромная и любящая, она была вдова. Прожила с мужем долгое время, очень дружно, он был повар, и от него она научилась готовить не только хорошо, но даже артистически. Иван Петрович был тому рад, так как он ел всегда мало, но любил, чтобы все было вкусно приготовлено.

Была у Марьюшки единственная дочь, красивая, умная, тихая и трудолюбивая женщина, очень несчастная в замужестве. Муж ее был пьяница, бездельник, пропивший все наследство своих родителей и сидевший на шее у жены и ее матери. Бедная женщина приезжала отдыхать к своей матери. Это поддерживало ее материально и нравственно. Особенно огорчало обеих женщин, что внучки пошли в отца пьяницу – некрасивые, грубые и ленивые.

Я всегда любовалась, с каким удовольствием Марьюшка расчесывала чудные косы своей дочери, а косы-то были толстые, как кулак, и до колен.

Была еще у Марьюшки семья ее брата, человека больного, неспособного к работе. Жена же его была забалована и не желала работать. Детей у них было двое, дочь Маша и сын Кузьма, эту семью тоже надо было поддерживать Марьюшке. Когда нам понадобилась помощница для уборки большой квартиры, Марьюшка попросила меня взять ее племянницу Машу, чтобы та могла посылать все свое жалование родителям.

Приехала молоденькая девочка, лет 15–16, очень аккуратная, трудолюбивая и ласковая. Она стала внимательно прислушиваться к моим занятиям с детьми. Сама она уже умела хорошо читать и недурно писать.

Я всегда обучала служивших у меня чтению, письму и первоначальной арифметике. Каково же было мое удивление, когда Маша первая попросила меня с ней заниматься. При том оказалось, что она усвоила многое из моих занятий с детьми, и усвоила с большим толком и сообразительностью. Чем дальше шли занятия с ней, тем больше я увлекалась и приходила в восторг от ее жажды знаний и от ее способностей. Она с таким толком передавала прочитанные ею произведения, что Иван Петрович стал давать ей популярные книжки, присланные ему для отзывов. Если Маша передавала содержание их толково, то он одобрял книжки, а в противном случае отвергал.