– Дело твое, конечно. Но я бы пошла. Одна.

– Да-а?

– Да. Глядишь, познакомишься там с кем-нибудь. И забудешь про Руслана своего, – высказала тайную надежду Лиза.

– Нет, Лиз. У меня, наверное, тоже не получится.

– Это еще почему?

– Говорю же: отца на днях уволили с очередной подработки. Когда он найдет следующую, неизвестно. Денег на билет мне никто не даст.

– Обидно, – посочувствовала Лиза, прикидывая, а не ссудить ли необходимую сумму Саше.

Но потом мстительно решила, что та перебьется, и не стала ничего предлагать.

– Ладно. Пойдем, – махнула Саша рукой. – Значит, не судьба.

– Пойдем, – буркнула Лиза и последовала за подругой, которая уже успела сделать несколько шагов. Отходя от плаката, Лиза еще раз с сожалением оглянулась на Транквилизатора и с трудом подавила вздох. Что за неудачный день! Теперь поездка в Испанию не казалась ей такой уж привлекательной.

За углом им снова повстречался Игорек. Он, опасаясь разоблачения и нового потока острот, поспешил спрятаться за одинокое дерево у обочины, но на него и так никто не обратил внимания. От парня не укрылась сцена возле афиши и восторженные глаза Саши при виде застывшего с открытым ртом Транквилизатора, равно как и выражение унылой обреченности на Сашином лице после того, как она поняла, что на концерт не попадет. Игорек крепко задумался, да так, что до крови укусил себя за губу, провожая подруг долгим взглядом.

Тамара Федотова была женщиной доброй, но решительной. Именно это качество позволило ей в свое время выйти замуж за Николая Федотова наперекор обеспеченным родителям с московской пропиской. Они с самого начала не одобряли увлечение дочери младшим лейтенантом, возможно, перспективным, но бедным, без жилплощади и состоятельной родни. Сразу по окончании училища его, вчерашнего курсанта и новоиспеченного мужа, отправили служить в Богом забытую часть на Дальнем Востоке, затерянную в таежной глуши. Туда же Николай прихватил и свою молодую жену Тамару, ослепленную этим пусть и скромным, но таким уверенным в себе красавчиком-офицером. Жаль только, совершенно не догадывалась она тогда о предстоящих бытовых сложностях. А последовали они очень быстро.

Жить было негде. Не в том смысле, что жилое помещение в наличии имелось, но Тамаре оно не нравилось, а в самом что ни на есть прямом – единственное фундаментальное строение было отведено под лазарет. Здесь же, в микроскопической квартирке ютился со своей семьей командир части подполковник Третьяк. Всем прочим обитателям вверенного Третьяку импровизированного поселка полагалось размещаться во временных бараках, которые служили одновременно казармами для солдат-срочников. Летом в них не хватало воздуха, а зимой замерзала вода в ведрах.

В казарме Федотовым, как людям семейным, отвели угол, отгороженный от любопытных взглядов простыми занавесками, едва достававшими до пола, но, увы, лишенный какой-либо звукоизоляции. Неслыханная роскошь и привилегия! Большинству сослуживцев Николая, в основном, несемейным офицерам достались только койки в общей комнате. Удобств тоже не было. И то хорошо, что воду солдатики бесперебойно носили из колодца неподалеку, а туалетом служил один на всех деревянный домик во дворе, построенный прямо над выгребной ямой. Зато раз в неделю командование части устраивало банный день. Для этого в лазарете топилась единственная каменная печь, на которой грели огромные ушаты с водой. Сначала мылись мужчины, потом немногочисленные женщины и дети, пока еще слишком маленькие, чтобы глазеть на обнаженные тела. В казармах, когда наступали холода, принимались топить. Металлические печки-буржуйки едва давали тепло, поэтому ночью все спали в верхней одежде, кутаясь в тощие казенные одеяла. Дрова для растопки рубили в лесу, благо в деревьях недостатка не было. Собственно, лес и болота вокруг части и составляли все местные достопримечательности. В чаще водились лисы, лоси и прочая мелкая и крупная живность. Кто-то клялся, что однажды видел медведя. К счастью, на долю Тамары такая встреча не выпала, о чем она никогда не жалела.

Какие уж тут интимные отношения и семейная жизнь. Разве только летом убегали Тамара с Николаем тайком на заветную полянку в лесу, чтобы, укрывшись шинелью от вездесущего гнуса, предаться нехитрым утехам, типичным для всех молодоженов. Это сейчас вспоминала Тамара о тех мгновениях, а еще о запахе хвои и травы, пении неведомых птиц в лесу и уханье невидимого филина с благоговением и грустной ностальгией. А тогда колючая шинель, кочки и прочие неровности да холод сырой земли доставляли множество неприятных и совсем не романтичных ощущений. Чего стоили синяки по всей спине, которые неизбежно появлялись каждый раз по окончанию известной процедуры да все лето не проходили – так рьяно наверстывали они с Николаем вынужденное зимнее бездействие! Но Тамара терпела, в полной мере проявляя свой упрямый, такой же, как у мужа, несгибаемый характер.

Жизнь отсюда, из части, казалась серой и уныло однообразной. Непривычная к подобным бытовым условиям Тамара с тоской вспоминала уютную городскую квартиру родителей и порой выходила на единственную разбитую дорогу, чтобы печально проводить взглядом одинокий армейский грузовик, который раз в неделю увозил почту, как здесь говорили, «на большую землю». Тамаре это выражение поначалу казалось странным, особенно если учесть, что тянулась эта самая земля на тысячи километров вокруг, но зато было близким и понятным всякому, кому доводилось жить в тайге.

Николай служил честно и даже с каким-то особенным рвением. Суровый и до исступления упрямый, он вдобавок не боялся бытовых тягот и, возможно, не обращал бы на них внимания, если бы не жена, которая сначала робко, а потом все громче и настойчивей требовала выбираться из этой глуши. Рвение Николая, подкрепляемое понуканиями Тамары, не осталось незамеченным, и вскоре, по ходатайству Третьяка, Федотов получил новое назначение. Часть, которая досталась супругам на этот раз, была поприличней, пусть и находилась в такой же глуши. Но здесь хотя бы был свой водопровод и котельная! Хорошая и на ходу, в которую исправно загружали мазут, которым было перепачкано буквально все вокруг, все провоняло и покрылось им. Иногда Тамаре начинало казаться, что и ничего нет, кроме черной маслянистой жижи, и что она пропитала даже сыр, который она резала каждое утро на завтрак. Но все-таки это было лучше, чем ничего. Первые недели Тамару не покидало ощущение, что она попала если не рай, то куда-то очень близко от него. Горячая вода! Вот оно, настоящее счастье! А еще канализация и полноценный унитаз вместо дырки в мерзлой земле. Тамара хорошо помнила первые ощущения после переезда: тогда все это казалось вершиной достижений цивилизации.

Таких военных частей в жизни Федотовых было немало. Хороших и не очень. Затерянных в лесу или стоящих прямо в городе. В каждой они задерживались на год-два, после чего Николая переводили в новую, иногда с повышением в звании и в зарплате. В таких скитаниях незаметно прошла молодость. Они хотели детей, но возможности воплотить свою мечту у Федотовых не было. Какие уж тут дети, когда неизвестно, куда еще их забросит судьба?!

И все-таки однажды, тогда уже майору Николаю Федотову, повезло. Во время учений его срочники показали особенно результативные стрельбы, что было, если говорить честно, явной случайностью, а не личным достижением. Однако сей факт не остался без внимания кого-то из московского руководства и очередного командира, и Николай получил звание подполковника и новое назначение, оказавшись в том самом городе, где Федотовы сейчас и жили.

С этого момента дела семьи резко пошли в гору. Как военный, Николай взял льготную ипотеку и наконец-то приобрел отдельную квартиру. Больше не было необходимости ютиться по углам, казармам, баракам. Появилась стабильность, и вскоре родилась долгожданная дочка, Сашенька. Жить бы Федотовым, строить планы и не переживать по поводу будущего семьи: Саша росла, пошла в школу, где была отличницей. Жалование Николаю платили исправно, одним словом, все шло к сытой безбедной старости, да только прошло в армии тотальное сокращение, и Федотов по возрасту был отправлен на пенсию. Так еще крепкий, здоровый мужчина, немного за сорок, обремененный семьей, оказался не у дел и без средств к существованию. Жесткий, непримиримый, настоящая военная кость, Николай мыкался вот уже несколько лет по случайным, подчас унизительным подработкам. То наймется сторожем на склад, то подрядится ночным охранником в магазин. Нигде больше полугода он не задерживался: либо фирма закрывалась, либо неукротимый суровый нрав бывшего офицера давал себя знать в самый неподходящий момент.