Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Вы кто такой?!

— Успокойса, да? Твой муж тут, у нас. Ничэго ему нэ сдэлаем, если будэш умницей, Наталья Пэтровна. Нэ иши его. Поняла, да?

Вокруг была темнота. Одна темнота — и ничего больше.

Наталья опустила руку и с ненавистью уставилась на мобилу, примолкшую в ожидании ответа. И вдруг осознала, что больше не испытывает ни малейшего страха. Страх лопнул, будто надутый сверх предела воздушный шарик.

— Козел, — буднично сказала она.

И не знала точно, кого имеет в виду. Возможно, по-прежнему Влада.

АННА, второй курс

Окна моей комнаты выходят на солнечную сторону, о чем мама никак не устанет твердить соседкам: пускай знают, как она заботится о ребенке! Так что сейчас от жары хотелось лезть на стенку или раздеться догола. Но ни то, ни другое было совершенно невозможно. Стенка под моей солидной тяжестью обвалится — дом у нас еще довоенный, — а в голом виде я представляю собой чересчур жуткое зрелище. И Лилечка вот-вот заявится.

Даже не верится, что только июнь. И всего лишь без четверти одиннадцать.

До Лилечкиного явления я еще успевала пройти один-два билета. Или чуть больше, если это юное создание, как всегда, опоздает. Остался последний экзамен, причем самый трудный — «Стратегии управления и координирования» у профессора Румянцева. В других группах Вениаминыч стабильно отправлял примерно треть студентов на переэкзаменовку, убедительно дав понять, что халявы, как в прошлом году на зачете, не будет. Но дело даже не в том. Стратегии — не какая-нибудь родная литература. Это предмет, который действительно стоит выучить. В жизни пригодится.

Моей маме, разумеется, оно было до одного места. Не успела я раскрыть конспект, как она ворвалась в комнату вместе со всеми запахами нашей бывшей коммуналки, лет пять назад символически перепланированной на три отдельные квартиры. Плюс к жаре — стало совсем невыносимо.

— Анюта! Ты еще не готова?!

Я вздохнула:

— К чему, мам?.. И закрой, пожалуйста, дверь. Что там у Сидоровых сгорело?

— У Сидоровых? А ведь таки да, у Сидоровых! И шо они себе думают? Они думают, шо живут в коммунальной квартире, а не в приличном доме, куда, кстати, ученики ходят! Шо они подумают?!

Когда мама говорит, надо молчать и не будить в ней зверя, я уже девятнадцать лет как это знаю. Но не удержалась, подколола:

— Кто, Сидоровы?

— Ученики!!! — Тут она, понятно, вспомнила, зачем пришла. — Аня, посмотри на себя! Посмотри на комнату! Это же кошмар! Сейчас придет Лилечка, шо она подумает?!

Наверное, надо объяснить: Лилечка и «ученики» — одно и то же лицо. Никаких других учеников у меня нет и, надеюсь, не предвидится. Правда, мама надеется на противоположное, усматривая именно в репетиторстве мой насущный хлеб и обеспечение своей мирной старости. И нет смысла пытаться ей доказать, что я, возможно, способна на нечто большее.

— Немедленно застегнись! И подготовь стол!! И поубирай этот хлам с кровати!!! А то ведь Лилечка…

Насчет хлама я не стерпела и возмутилась. Имелись в виду конспекты статей по стратегиям, книги, учебники и рассыпанные веером листочки с билетами. Я не удав, чтобы при любых обстоятельствах сохранять спокойствие, а как раз наоборот: дочка своей мамы. И у меня тоже местами прорезается фамильный гроссмановский голос:

— Что Лилечка?! Лилечке сдавать только в августе, а у меня, между прочим, послезавтра экзамен! Я, по-твоему, не должна готовиться? Загреметь на переэкзаменовку?!.

На какое-то время сработало: мама захлопала глазами и даже начала меня успокаивать. Хотя, разумеется, мои экзамены ей были глубоко по барабану; то ли дело Лилечка, материальный оплот нашей семьи, гарант светлого будущего и респектабельного настоящего (в глазах соседей). Опаздывала она уже на двадцать минут, и я точно знала, что это не предел.

Так что прятать свои конспекты не стала, тем более что на кровати я занимаюсь сама, а Лилечку натаскиваю цивилизованно, за столом. Но застегнулась — зачем пугать юное создание столь малоэстетичным зрелищем?

И, как всегда, убрала со стола фотографию. Групповую, ничем не примечательную: веселая студенческая компания на вечеринке в общежитии. Фотографию, на которой неизвестно каким чудом мы с Андреем оказались рядом.

Почти вместе.

— Доброе утро, Анна Исаевна.

Меня раздражало в ней все, вплоть до каждого слова. «Утро» у нее в двенадцать с копейками. «Доброе» — в такую адскую жару. Не говоря уже об «Анне Исаевне»; тут, разумеется, мама постаралась. На первом занятии, когда я еще считала Лилечку за человека, то попыталась ей объяснить, что такое моя мама, и перейти на «ты». Однако юное создание уперлось рогом и зовет меня исключительно по имени-отчеству, протягивая его нежным голоском с придыханием, который, наверное, считает сексуальным.

— Здравствуйте, Лиля. Садитесь и показывайте домашнее задание.

Надо видеть, как она опускается на табурет, взметнув подол коротенького платьица и скрестив стройненькие ножки. Про себя я называю ее «нимфетка вульгарис», то есть обыкновенная. Не понимаю, как мужчины ухитряются что-то находить в таких вот лилечках, но факт остается фактом — что-то находят. Именно в них, а не в умных и целеустремленных коровах вроде меня.

Естественно, никакого задания Лилечка не приготовила, надеясь компенсировать это наивным взмахом своих длиннющих ресниц. Но со мной такие фокусы не проходят. Невозмутимо — иногда у меня довольно неплохо получается быть удавом — я раскрыла учебник на странице с заданиями и положила перед ней:

— Делайте сейчас. Будет непонятно, спрашивайте. А тему, которую мы должны были пройти сегодня, перенесем на дополнительное занятие. — Я сделала паузу. — За дополнительную плату, разумеется.

— Хорошо, — улыбнулась Лилечка.

Ей было по барабану. За уроки все равно платят ее родители. И, наверное, не делают при этом такого лица, как моя мама, когда я прошу у нее денег на новые кроссовки, потому что у старых уже не осталось подошв.

Лилечка замечталась над учебником, а я присела на кровать и вернулась к собственным конспектам и билетам. Первое время я честно изображала из себя педагога — взрослого, матерого и безгранично далекого от школярских проблем. Но сейчас мне наплевать. Как и Вениаминычу плевать, подрабатываю ли я репетиторством.

И тут, конечно, к нам ворвалась мама.

— Анюта! Шо ты делаешь?! Или ты думаешь, шо тебе платят за… Лилечка! — Это уже совершенно другим голосом. — Вы не стесняйтесь! Вы имеете право требовать с Анны Исаевны, шоб она учила вас как следует! Вы непременно должны поступить, Лилечка, шоб ваши мама и папа не кидали деньги на ветер. Вам чаю или кофе?

— Если можно, сока. — Юное создание потупило глазки. — Из холодильника.

— Конечно-конечно! Один момент…

Я точно знала, что никакого сока в доме нет. И что мама прямо сейчас понесется за ним в магазин, причем выберет самый дорогой, а потом поставит пакет в морозилку и запретит мне к нему прикасаться до следующего явления Лилечки. Впрочем, один плюс во всем этом присутствовал: мама исчезла.

— Продолжайте, Лиля, — сказала я. — Если вы поторопитесь, мы, может быть, еще успеем начать новую тему.

— Ой. А я как раз сегодня хотела отпроситься у вас пораньше, Анна Исаевна…

Удав во мне умер; возродилась Анна Гроссман, дочь Лии Гроссман, причем достойная дочь. Но повела себя цивилизованно: не заорала во всю гроссмановскую глотку, напоминая об опоздании на один час пятнадцать минут, невыполненном домашнем задании и ярко накрашенных губках, с какими ходят куда угодно, но не в приличный дом к репетитору. А просто поднялась с кровати, подошла к столу, нависла над нимфеточкой всей своей тяжестью и, сузив глаза, негромко выговорила:

— Фиг ты поступишь.

Лилечка пожала плечами:

— Ну и что? Это папина идея насчет МИИСУРО. В крайнем случае пойду на контракт, и то исключительно ради комбинаторики. Хотя, знаете, Анна Исаевна, поступать вообще не обязательно. Мне девчонки рассказывали, открылась одна контора, где комбинаторируют просто так, без всякой учебы. За хорошие деньги, разумеется. — Она показала ослепительно жемчужные зубки. — Дать вам адрес?.. Не для вас, конечно, для ваших учеников.

71
{"b":"7524","o":1}