Вишня Не убивай, прошу, ты слышишь, Мою любовь, но слишком поздно, Став сладким соком спелой вишни, Она растаскана по гнездам. Она растерзана, разбита, Пригвождена к столбу, распята, И, каркая, взлетают сыто И блещут сталью воронята. Сверкая хищными глазами, Ведет ту стаю главный ворон, Летит, жесток и беспощаден, И так безумно безнадежен. И сердце, что сочится кровью, Несет в когтистых, цепких лапах, Оно горячею любовью Моей, как пламенем, объято. И шепчет мне далекий голос: «Борись, в тебе сокрыта сила, Уж почернел поспевший колос И туча полземли накрыла». И встрепенулось мое сердце, И вздрогнуло, и вдруг забилось, И колокол набатным звоном Ответил, стая расступилась, Рассыпалась, став ржавым хламом… И после долгого затишья Прохладным утренним туманом Цветами нарядилась вишня. «Последний зимний месяц кружит снегом…» Последний зимний месяц кружит снегом И редкими морозами грозит, Но в небе солнце круглым оберегом Все жарче, все настойчивей горит. И об исходе долгой, трудной битвы Все знают генералы двух сторон, И звонкие весенние молитвы Уже тревожат тяжкий зимний сон. И пусть февраль колдует снегопадом, Скрывает даль размашистой пургой, Весна пройдет победным, гордым шагом, Сверкая щедро талою водой. Христос Он был рожден под звездною эмалью, Там, где в ночи сверкал холодный снег, И мир земной, отравленный печалью, Обрел бесценный, божий оберег. Став для людей надеждой и спасеньем, И утешеньем и, пройдя сквозь ад, Он нам оставил таинство рожденья И свой лучистый, неподкупный взгляд. «Вновь в закатное небо уносят…» Вновь в закатное небо уносят Чайки вздохи усталой земли, В даль морскую отчалят, не спросят Вслед за солнцем мои корабли. «Закутав душу в теплый воротник…» Закутав душу в теплый воротник, Выплескиваюсь в зимний холод улиц, И гололед, как сгорбленный старик, Глядит из глубины недвижных лужиц. И с каждым шагом, словно с каждым всплеском, Я чувствую души моей тепло, Старик, не зазывай алмазным блеском, Душа твоя – холодное стекло. «Слова, как символы, как коды…» Слова, как символы, как коды, В них тайный смысл и глубина, В них сила и душа народа, Хранимая сквозь времена. И пусть сменялись поколенья, Природы изменялся лик, Но как надежда, как спасенье, Нам оставался наш язык. Когда-нибудь поймем значенье, Когда-нибудь, но не сейчас И удивимся назначенью, И повторим, как в первый раз. «Как странно, чем дальше, тем ближе…» Как странно, чем дальше, тем ближе. Уходим, чтоб сбыться опять, И осени пламя все ниже, И листья, как пепел, летят. И пусть тот костер был потушен Холодною, белой рукой, Но если кому-то он нужен, Недолго продлится покой. И там в глубине тлеют угли, Раздует их ветер весны, И снова в зеленые кудри Впорхнут соловьиные сны. И ярким теплом вспыхнет лето, Помчится куда-то, звеня… Без ночи нет тайны рассвета, Без долгой метели – огня. «…И падал снег, и в хаосе круженья…» …И падал снег, и в хаосе круженья Мне вдруг открылись смысл и глубина Заложенного вечного движения Частиц и атомов земного бытия. И я смотрела, словно через лупу, На ставший близким сокровенный мир, А снег кружился, белый, мягкий, хрупкий, Как легкий и пленительный эфир. «Все чаще весеннее солнце…» Все чаще весеннее солнце Врывается в хмурые дни, И март-шалунишка смеется: «А ну-ка февраль, догони!» Да где уж ему, не догонит, Лишь белой тряхнет головой, Бураны седые завоют И вспомнит, как был молодой, Поднимет бессильную руку И выронит посох – беда, Затихнет – и больше ни звука, Лишь капают слезы – вода… «А небо, голубее не бывает…» А небо, голубее не бывает, А солнце – дивным яхонтом горит, Весна – от сна природа оживает, Рождаясь заново, тревожит и манит. Без наслоений, без ненужной скорби, Как малое, прелестное дитя, Что мать – земля уберегла в утробе И выплеснула в первобытность дня, Где небо, голубее не бывает, Где солнце – дивным яхонтом горит. Малыш на землю талую ступает И с птицами о вечном говорит. |
