«Первый снег над городом кружится…» Первый снег над городом кружится, Настоящий, хрупкий первый снег, Словно в небе раненая птица Продолжает свой летящий бег. За свободу платит опереньем Легкого, воздушного крыла, А на белой лошади с волненьем Вслед летит охотница-зима. «Я вижу синие деревья…» Я вижу синие деревья, У них зеленые глаза, Быть может, это сновиденье, Быть может, поздняя слеза. Быть может, это мир, входящий Без стука в сердце и мечты, Быть может, отсвет настоящей Земной, неяркой красоты. Быть может, это боль и нега Во всем, что грезит наяву, А может, просто хлопья снега Упали в блеклую траву… И в этой тишине ненастья Есть нерешительность даров И хрупкое, сквозное счастье, И нежность отгоревших снов. «Ноябрь, как странник на дороге…» Ноябрь, как странник на дороге, Стоит с протянутой рукой, Промокший плащ, босые ноги И взгляд, прозрачный и нагой. И смотрит прозорливым оком, Как золотые купола Сияют в небе одиноко, Вкруг запустение и мгла. Вдруг от внезапного порыва Он покачнулся, сделал шаг, Раскинул руки над обрывом, Хотел взлететь… «Постой, чудак, Ступни твои белее снега, А в волосы заплелся дождь, Тебе не совершить побега, Иди ко мне – чего ты ждешь?.. Иди ко мне», – шептала вьюга, – «Ведь отрешенным от тепла, Увы, не вырваться из круга, Сожженного почти дотла». Но странник, медленно взлетая, Уже по воздуху ступал, И образ золотого рая Над головой его витал. «Что осталось? Цепочка следов…» Что осталось? Цепочка следов, Уводящих в слепящую снежность, Горький привкус и запах духов, И в глазах – отчужденная нежность. Что осталось теперь у меня? Лишь щемящее чувство рассвета, Только тень от былого огня И лицо твое, полное света. «О, небо, ты изогнутою чашей…» О, небо, ты изогнутою чашей Нависло, сизой влажностью дыша, И льется спутанною пряжей Твоя непостижимая душа. И, жадно впитывая влагу, Вновь обновляется земля, И в сотканную светом радугу, Как в зеркало, глядит заря. «Осень золотая, печальная…» Осень золотая, печальная, Уделы княжеские, заморские, Плечи хрупкие, покатые, Очи чудные, замысловатые И платки богатые, узорные. Расстелила скатерть-самобранку, Созвала весь мир на пир горою, Как горят цветные полушалки На горе за дальнею рекою. «Осколки счастья, острые как бритва…» Осколки счастья, острые как бритва, Сверкают и гранятся на лугу, А я бегу и не остановиться, Душа должна вот-вот разбиться И превратиться в синюю золу. И в тот же миг в таинственной вселенной Возникнет одинокая звезда И ярким светом, вспыхнувшим из бездны, Изменит мир, быть может, навсегда. «Быстрый, яркий слепящий снежок…» Быстрый, яркий слепящий снежок За окном взрывается блестками, Словно там, вдалеке, ветерок Их взметнул над седыми подмостками. Осязаемо дышит глубь Этой снежной блестящей пустоши И врывается холодом внутрь, Вырывая тепло из отдушины. Вьется синий, уютный дымок Над избой деревянной и ветхою, Нарисуй мне свой мир, ветерок, На снегу обломившейся веткою. «Меня как будто бы нет…» Меня как будто бы нет, Меня слишком давно нет на свете, Но все так же пылает рассвет И вздыхает бродяга-ветер. И все так же грустят глаза Сонных улиц в осеннем ненастье, И кружатся, как листья, слова В ожиданье тепла и участья, И струится предутренний свет, И туманом ложится в ладони, И таинственный ваш силуэт Прочь несут молчаливые кони. «На стеклах – узоры…» На стеклах – узоры В молчанье безликих огней, Затихли все споры Нелюбви с любовью моей. И в белую тайну, Как в реку, шагнули дома, И совсем неслучайно В эту ночь наступила зима. «И снова рассыпала руны…» И снова рассыпала руны – Волшебнейший инструмент, У каждой натянуты струны, Но как уловить момент И выбрать единственно верный, Почти полустертый во мгле Мотив, чтоб созвучья вселенной Вернулись обратно к Земле. |
