Альберт резко остановился, испуганно посмотрел на него. Он не знал, что ему делать: сказать, что он вызвал полицию, тем самым солгать, может, бандиты испугаются и уйдут? Но ведь это может вызвать обратную реакцию — злость, ненависть и… он даже боялся думать об этом.

— Я очень больной человек, — сказал он и вернулся к окну.

Бандиты переглянулись. Голубоглазый перевёл на него взгляд, и Альберт понял, что от этого человека не стоит ждать жалости. Эти холодные, жестокие глаза, в них не было и намёка на милосердие, ни тени сожаления. Это были глаза настоящего убийцы. Но, тем не менее, он продолжил:

— Я не знаю, сколько мне осталось жить, — он снова пересёк комнату, подошёл к столу, опёрся об него рукой. Страх сковывал его, сердце бешено стучало в груди, на спине выступил холодный пот, ягодицы сжались.

Бандиты опять переглянулись. Голубоглазый тоже поднялся, и тогда Альберт не выдержал, нервы сдали, и он громко истерично завизжал:

— Не трогайте меня, я вам ничего не сделал! Не трогайте! — он схватил со стола перьевую ручку, швырнул её в голубоглазого, но промахнулся, и та, ударившись о стену, отлетела в другой угол комнаты. Он попытался бежать, повернулся к бандитам спиной, рванул к двери, но был пойман чьей-то рукой за предплечье. Пальцы сильно сжимали его руку, до боли. Он обернулся и увидел эти холодные, словно сделанные изо льда, глаза.

— Что вам надо?! — вскрикнул он и попытался вырваться.

— Успокойтесь, — сказал бандит, — у меня к вам тот же вопрос: что вам от меня нужно? И не надейтесь убежать, у меня сильные руки, и я могу ударить вас.

В этом Альберт не сомневался: этот мог, ещё как мог, причём, не просто ударить, а забить до смерти.

— Я болен, — повторил он, словно эти слова были заклинанием. — Очень болен, и у меня провалы в памяти. Я не помню, кто вы, и не знаю, зачем вы пришли.

Голубоглазый отпустил его руку и вернулся к дивану. Его приятель заговорил:

— Мы пришли к вам, чтобы узнать, зачем вы преследуете нас.

— Я?! — Альберт растерялся, он ждал чего угодно, только не этого. — Я вас впервые вижу, я никогда вас не преследовал.

— Не лгите, — голубоглазый снова поднялся и подошёл к нему. — Вы говорили с моей женой в парке, вы следили за нами в торговом центре. Я не идиот. Вы хотите отомстить за смерть вашего любовника?!

Альберт вздрогнул, осведомлённость этих людей пугала. Откуда им было известно про Лайне?

— Видите, я прав! — голубоглазый внимательно смотрел на него. — Вы вздрогнули, значит, я прав!

— Вы его родственники? — предположил Альберт.

— Нет, — ответил худой. — Вы прекрасно знаете, кто мы. И не нужно делать из нас идиотов. Это вы написали ту записку?

— Какую записку? Я пишу стихи, я не пишу записок, — это был какой-то странный аргумент, но Альберт не подумал об этом.

— Ага, стихи, — худой поднял в воздух палец и поглядел на своего приятеля. — Значит, вы пишете стихи.

— Да, а что в этом такого? Мы вместе с Лайне писали стихи. Откуда вы знаете про него? Кто вы? И что вы хотите от меня?

— Лайне? — казалось, голубоглазый растерялся.

— Да, его так звали. Моего друга так звали, вы же говорите, что знаете про его смерть, тогда почему не знаете, как его зовут?

Худой опустил палец и сглотнул.

— А как же Брингер? — спросил он.

— Какой Брингер?

— Ну, как же, ведь вы должны мстить за его смерть иначе, зачем вам преследовать нас?

— Я не знаю никакого Брингера и знать не хочу, — Альберт почувствовал облегчение, эти бандиты просто ошиблись адресом, теперь всё выяснялось, и они скоро уйдут, он даже улыбнулся. — Видимо, это ошибка, вы, наверное, перепутали квартиры, так ведь? Ведь вам не я нужен.

— Нет, никаких ошибок быть не может, — сказал голубоглазый, — вы приставали к моей жене в парке, она узнала вас. И в торговом центре были тоже вы.

— В каком парке? К какой жене? Я гомосексуалист, меня не интересуют женщины. А в центре. Да, я был там сегодня, хотел купить чемодан, я улетаю во Францию через четыре дня.

— Сегодня утром в парке вы подошли к моей жене и спросили её, не видела ли она здесь настоящих поэтов.

— Утром? — Альберт вздохнул, он не помнил утра, у него был очередной провал. Да, он действительно был в парке, но не помнил, чтобы говорил там с кем-то. — Я не помню этого. Я болен.

— Так вы не знаете нас? — худой подошёл к нему совсем близко и заглянул в лицо.

— Нет, не знаю. И этого, как его фамилия, о котором вы говорили, что он мой любовник.

— Брингера? — помог худой.

— Да, Брингера, я тоже не знаю.

— И вы говорите, что улетаете во Францию? — худой посмотрел на своего приятеля.

— Да, я улетаю во вторник, продаю всё и улетаю.

— У вас есть билет?

— Конечно, — Альберт подошёл к столу, выдвинул ящик и достал конверт с билетом. — Вот, — он помахал им в воздухе.

Бандиты переглянулись.

— Извините, это недоразумение, — сказал голубоглазый и попятился к двери. — Мы пойдём.

Они вышли в прихожую, и через несколько секунд он услышал, как хлопнула входная дверь. Альберт убрал билет в ящик стола, выбежал из комнаты, подошёл к двери, запер её на все замки и потом вернулся в гостиную.

Да, он считал себя убийцей, но он был не тем, кто был нужен этим людям, совсем не тем.

========== Глава тринадцатая. Пауль раскрывает страшную тайну. ==========

Пауль опаздывал на двадцать пять минут. В студии было жарко и сильно пахло туалетной водой Флаки. Сам клавишник, помятый и сонный, притулился в углу на стуле. Вчера вечером с досады он напился шнапса и на утро ощущал себя весьма скверно. Тилль, хотя и не страдал похмельем, выглядел не лучше. Он сидел в углу, хмурый и молчаливый, и иногда бросал недовольные взгляды на Рихарда. Рихард, впрочем, делал вид, что взглядов не замечает и сосредоточенно перебирал струны гитары. Вчера они с Тиллем договорились рассказать группе всё, что узнали, и Рихард даже попытался это сделать двадцать минут назад, но вокалист остановил его, сказав, что нужно дождаться Пауля, и гитарист был вынужден прервать рассказ. Рихард терпеть не мог, когда его прерывали на полуслове, и сейчас кипел от злости, но вида не показывал.

— Да хватит уже бренчать, — не выдержал Флака, — без тебя башка раскалывается.

— Выпей обезболивающее, — огрызнулся Рихард, но гитару всё же отложил. — Никто тебя пьянствовать не заставлял.

— А с чего ты взял, что я пьянствовал, я просто не выспался, — Флаке насупился, как маленький ребенок.

— Ага, — кивнул Рихард с усмешкой, — потому-то от тебя так и пахнет перегаром.

— Ничего подобного, от меня пахнет новой туалетной водой.

— Воняет, ты хотел сказать, — Рихард пристально смотрел на клавишника.

— Круспе, завязывай. Что ты как занудная жена, — Тилль стукнул ладонью по колену. — Можно подумать, ты у нас не пьёшь.

Круспе пристыженно умолк, снова взял гитару, провёл пальцами с ярко накрашенными ногтями по корпусу.

— Рихард, ты что, не с той ноги встал? — Оливер налил себе минералки из бутылки и со стаканчиком вернулся на своё место.

— Да, — коротко ответил Круспе.

Шнайдер взглянул на Лоренца, а потом перевёл взгляд на Тилля и сказал:

— Он не просто так напился, между прочим. У Кристиана душевная травма.

— Что ещё за травма? — Рихард коротко взглянул на барабанщика, но тот продолжал смотреть на вокалиста. Тогда он перевёл взгляд на Лоренца и повторил вопрос. — Что у тебя за травма?

Флака вздохнул, коротко взглянул на Шнайдера и буркнул себе под нос:

— Позже.

Шнайдер кивнул головой.

— А у вас что за секреты? — Оливер допил, поставил стаканчик рядом с собой, поднял с пола гитару.

— Мы тоже Пауля подождём, — сказал Лоренц.

— Я уже волноваться начинаю, — Шнайдер пересёк студию, выглянул в окно. — Ему звонил кто-нибудь? — он повернулся к группе, но все молчали. — Как я понимаю, нет, — достав мобильник, он набрал номер Ландерса.

— Отключен, — сказал он через несколько секунд.