— А как же, вашбродь! — залихватски ответил он и широко улыбнулся.

За сутки отряд прошел шестьдесят пять верст. Удивительная цифра, учитывая невероятную жару. Соединившись с Головачевым, Кауфман начал приготовления к генеральному сражению.

А я встретился с товарищами. Признаюсь, было невероятно радостно видеть их улыбающиеся здоровые лица. Я любил свой полк, и те, кто в нем служил, отвечали мне тем же.

Ранним утром 1 июня* войска начали строиться, готовясь к бою. Впереди поднимались Зерабулакские высоты, усеянные бухарцами. Ну и силища! Казалось, здесь их собралось тысяч сорок, не меньше. По крайней мере, нынешнее количество неприятеля значительно превосходило то, с чем нам довелось столкнуться на Зеравшанской переправе.

Прижимая ладонь ко лбу и прикрывая глаза от солнечных лучей, я некоторое время рассматривал одну крайне интересную деталь. Мое внимание привлек бунчук эмира Музаффара. Символ власти и величия повелителя Бухары развевался над исполинским шатром в тылу неприятельского войска. Окружали его густые цепи превосходно одетых стражников, пеших и конных. Там же, под навесами, виднелись лошади, наверняка из личных конюшен эмира.

Из прошлой жизни я помнил, что нынешнее сражение стало кульминацией всего Бухарского похода. Русские его выиграли, причем на удивление легко. И на этом война фактически закончилась. Ни дат, ни тех, кто там отличился, за исключением самого Кауфмана, я уже не знал.

Сейчас же, видя бунчук эмира, в голове появилась одна весьма перспективная идея. А между тем, каменистые и негостеприимные склоны хребта Зера готовились стать ареной решающего сражения всей войны.

Ярым-паша* — уважительное прозвище фон Кауфмана.

Таксыр* — господин.

1 июня* — здесь битва на Зерабулакских высотах состоялась чуть раньше.

Ротмистр Сергей Тельнов сидел в седле своего любимого Хана и с интересом наблюдал как на холмах и отрогах Зера доканчивают последние приготовления неприятельские войска. В голове крутилась любимая пословица, ставшая жизненной позицией — смерть того избегает, кто ее презирает. Тельнов не боялся умереть, но всегда верно оценивал собственные шансы.

Что будет сегодня? Как для него и для всего полка закончится бой? То, что русские победят, а Бессмертные гусары покажут себя во всей красе, он не сомневался. А что будет с ним самим? Сможет ли он вечером посмеяться с товарищами и выпить вина, или его отпоют, как недавно отпели полковника Дику?

Мысли ротмистра текли спокойно и безмятежно. Как будет, так и будет. Но все же, хоть смерти он и не страшился, умирать не хотелось. Вчера он написал письмо Наденьке Поляковой. Девушка проживала в Калуге и происходила из хорошей семьи. Они испытывали друг к другу самые теплые чувства. Сергей собирался сделать ей предложение — когда закончится эта война. Ей нет нужды страдать и незачем становится вдовой раньше времени. Так что жить хотелось.

Разрешение на женитьбу давало полковое собрание. Если его что-то не устраивало, происхождение невесты, ее поведение, род занятий или моральный облик, они могли и отказать. И тогда либо забывай о свадьбе, либо увольняйся. Ротмистр знал, что здесь сложностей не возникнет, собранию Наденька понравится. А значит, следовало дожить до конца войны, брать положенный отпуск и ехать в Калугу.

Тем временем солнце медленно, но уверенно поднималось, заливая безжалостным светом отроги хребта Зера. В небе, величественно раскинув крылья, парил орел. Начинал чувствоваться зной. Денек обещал быть жарким — во всех отношениях.

Гусары стояли единым строем, все четыре эскадрона, вновь заняв место на правом фланге русского войска. На древке с кистями гордо реяло их знамя — квадратной формы плотная шелковая ткань зеленого и серебряных цветов, с желтыми углами, отороченная бахромой. В центре находился двуглавый черный орел и вышитая надпись, идущая по всем четырем сторонам штандарта: «За отличие в Турецкую войну 1829 г».

Подполковники Оффенберг и Веселов в сопровождении вестовых еще раз проскакали вдоль строя, осмотрели подчиненных и отправились к генерал-губернатору Кауфману.

Кони беспокойно фыркали. Среди нижних чинов раздавались шутки, поднимался дымок от трубок-носогреек. Рядом с Тельновым расположились Костенко, Кузьмин и Самохвалов. Илья, как и все прочие корнеты и поручики недавно получил награду — орден Святого Станислава 3-й степени.

К ротмистру неспешно подъехали два товарища, Некрасов и Соколов. В полку они считались двумя верными, не разлей вода, друзьями. К тому же оба с первых дней впитали дух и честь Александрийских гусар. Так что Тельнов относился к ним со всей симпатией, дружески, всегда давая добрый совет и помогая при возможности.

— Что-то случилось? — для порядка спросил он, оглядываясь по сторонам. Заканчивались последние приготовления к бою. За спиной ждал сигнала первый эскадрон. Далее, по фронту, стоял их полк. Русское войско собиралось наступать и построилось двумя колоннами. Левой командовал полковник Пистолькорс, а правой, в которой находились гусары Смерти, руководил полковник Абрамов.

Впереди поднимались Зерабулакские высоты. У их подножия вытянулась бухарская пехота в количестве около двадцати тысяч. Примерно пятнадцать тысяч кавалерии разместились тремя большими группами. За ними расположились четырнадцать орудий. Сражение было готово вот-вот начаться, и ротмистр не хотел отвлекаться.

— Я тут кое о чем подумал. Есть идея, как мне кажется, не лишенная некоторого интереса, — Соколов подъехал поближе и остановился, оставаясь в седле. — Хочешь послушать?

— Говори, Миша, только если по делу, — разрешил Тельнов. Костенко, Кузьмин и Самохвалов услышали их разговор, заинтересовались и приблизились. — Времени совсем мало.

— Видишь бунчук эмира? — Соколов указал плеткой на поднимающиеся впереди высоты. — Что если нам попытаться захватить эмира в плен? Как думаешь, генерал-губернатор обрадуется такому подарку?

— Обрадуется. Но нам, судя по диспозиции, снова выпало сражаться на правом фланге. А эмир по центру.

— Так и есть, — согласился Некрасов. Было видно, что они с Соколовым все уже обговорили. — Но если бой сложится благоприятно, если мы начнем теснить врага, то почему бы не попробовать к нему прорваться?

— А что, мне нравится, — высказался Эрнест Костенко.

— И мне, — поддержал его Самохвалов. Кузьмин лишь кивнул, мол, он заодно с товарищами.

— Долго думали? — Тельнов почесал подбородок. Казалось бы, молодые офицеры не предложили ничего сверхъестественного. Достаточно часто в любой армии мира солдаты перед началом битвы смотрят на ставку вражеского главнокомандующего, мечтая, как его можно захватить. Вот только в жизни все оказывается не так просто.

— Нет, не долго, — ответил Соколов. — Подобное возможно с учетом того, как воюют степняки. Если они снова дрогнут и бросятся спасать свои жизни, нам надо лишь не упустить шанса и попробовать взять эмира.

— Эскадроном?

— Эскадроном. Больше нельзя, можем оголить фланг, — с обезоруживающей улыбкой добавил Михаил.

— Или грудь в крестах, или голова в кустах, — хохотнул Самохвалов. — Будет о чем песню сложить.

— Рискованное дельце, — беспечно констатировал Костенко. — Но так даже лучше. Соглашайся, Сережа.

— Хорошо, я подумаю, — спустя минуту решил Тельнов. — В бою будем иметь в виду расположение бухарского эмира. И если судьба не повернется к нам афедроном, свой шанс мы не упустим.

— Договорились, — обрадовался Некрасов. Они с Соколовым отъехали еще раз проверить и подбодрить людей.

Чем больше думал ротмистр Тельнов, тем сильнее ему нравилась идея. Нравилась своей дерзостью, масштабом. Эмир — фигура. Это тебе не один из заурядных беков, которых здесь едва ли не сотня. Повелитель Бухары — прекрасная цель.

Но затем началось сражение и Тельнову на время стало не до эмира.

Первыми заговорили орудия. Причем заговорили со стороны бухарцев. Их беспорядочные и малоэффективные залпы заставили людей подобраться.