В ответ Маджид, все еще с ножом в руке, попробовал вывернуться юркой ящерицей. Филакис вырвал из его руки нож и швырнул через всю комнату. Тошнотворно захрустели пальцы. Маджид заскулил.　

— Не стоит, — бросил Филакис, словно догадавшись, что Вэл собралась за ножом.　

Он развернул Маджида лицом к ней. Выбитая дверь позади них манила возможностью побега, но Филакис заступил путь и уставился на Вэл странным оценивающим взглядом, источавшим столько отвращения, что у нее заледенела кровь в жилах.　

Маджид тем временем попытался освободиться и закашлялся оттого, что Филакис сильнее сдавил ему шею. Ладони Турка выглядели как-то странно. Вначале Вэл подумала, что они испачканы кровью, но вскоре поняла: это хна, заклинания и молитвы для защиты от злых духов, традиционные среди берберских женщин.　

Впрочем, Вэл было не до странной суеверности Турка. Вырванный им у Маджида клинок манил близостью — искушение, которое при нынешних обстоятельствах оказалось неодолимым. Вэл схватила нож, намереваясь всадить его Филакису в шею, но замерла от внезапного треска и потрясенно уставилась на зрелище перед глазами.　

Филакиса с Маджидом лизали языки бледно-зеленого пламени. Вначале слабое и неровное, оно быстро росло, покусывая груди и лицо Маджида и буйную растительность на теле его пленителя. Маджид извивался и орал в руках Турка, а тот даже не вскрикнул, хотя огонь уже поднимался по нему, опаляя своим светоносным объятием.

Маджид простер руку к Вэл.　

Она потянулась навстречу, но из пальцев ее любовника выросли когти пламени. Заколебавшись, Вэл упустила момент. Огонь пожрал Маджида с чудовищной скоростью. Рука сгорела, пальцы съежились, как мумии недоношенных младенцев, но перед этим он успел швырнуть какой-то предмет. Не долетев до нее, тот покатился по полу.　

Лица Маджида и Филакиса обвило раскаленными, потрескивающими щупальцами. Кожа шипела и облезала. Оголились и вскоре истаяли блестящий жир, кости и сухожилия. Все крики стихли, а вскоре и движения.　

Пламя взмыло под потолок и образовало воронку, которая, будто демонический дервиш, закружила по комнате, пожирая то, что еще не успела. Несколько секунд она с пугающей прытью резвилась и скакала по ковру, затем утратила размеры и скорость и, фыркнув, исчезла, оставив лишь крошечную кучку пепла и угольков на полу.　

На месте воронки на миг возникло видение: увенчанные шпилями башни и приземистые дома угрюмого мышиного цвета, мерцающие из-за средневековых стен, будто мираж. Вглядевшись, Вэл поняла, что стены сложены из живых человеческих тел, корчащихся, безликих, деформированных и похотливо переплетенных между собой.　

Вэл поморгала, но видение не исчезло, а обрело четкость и глубину. Вспоминая позже, она была уверена, что в тот момент могла шагнуть через возникшую брешь в пространстве. Однако, едва собралась с духом, видение стало полупрозрачным, теряя объем, будто клочья сброшенной кожи. Последние обрывки формы и цвета слились в капельки тумана, повисли в воздухе и развеялись без следа.　

Но даже остолбенело пытаясь прийти в себя от постигшей Маджида участи, Вэл в глубине души ликовала. Мельком увиденное место могло быть только Городом.　

Или же адом. Чем именно, она так или иначе выяснит.　

После Маджида и его таинственного похитителя на полу осталась маленькая кучка останков. Вэл подошла к ней, чтобы изучить.　

Опаленные ошметки ткани и кожи, словно побывавшие в кремационной печи; курительная трубка Маджида или, вернее, ее остатки — оплавленный комок из золота и слоновой кости; стеклянные горошины размером с монету — вероятно, шприц. И, немного в стороне, то, что кинул в нее Маджид, — бледно-зеленый камень чуть меньше куриного яйца, округлый вверху и плоский в основании.

Вэл подобрала его и повертела в руках. Похож на одну из тех курильниц, что Маджид расставил на подоконнике... и если догадка верна, верхушку можно открыть и увидеть свечу внутри.　

В отличие от других баночек, в этой не было шва, способного подсказать, где снимается крышка. Курильница больше походила на цельный кусок камня, оникса или, возможно, малахита. Если так, она служила чисто декоративным нуждам, хоть и напоминала своих близнецов до такой степени, что попросту должна была иметь шов. Наверное, тот сделан более умело и хитро спрятан среди замысловатой резьбы, думала Вэл.　

Она повернула баночку с десяток раз — никаких намеков, что та открывается. Глазированную поверхность покрывает сложный цветочный орнамент. Спирали из листьев и завитки переплетены во вроде бы простой и случайный узор, который при более пристальном изучении дразнит замысловатостью и провокационностью. Вверху закручиваются в почки-узелки извилистые копья тычинок, а по бокам резные цветы сплетаются в настолько фантастичные арабески, что невозможно понять, какие именно растения взяты за основу.　

В конце концов Вэл опустила курильницу, но все же та открыла один из своих секретов. Если погреть в руках, она начинала испускать тончайший мускусный запах, настолько слабый, что Вэл уловила его, лишь когда прижалась носом к камню.　

Как бы там ни было, изучение могло подождать. Во дворе между торговых прилавков собралась толпа и глазела на окна номера — наверное, кто-то заметил всполохи огня. До Вэл донесло крики на французском и арабском, по коридору загрохотали ноги.　

Она не испытывала ни малейшего желания отвечать на вопросы и, схватив сумку, где лежали паспорт и бумажник, через выбитую дверь двинулась к запасной лестнице. Резной кусок камня лежал в кармане. Ничего, она узнает его секреты позднее.　

Еще несколько дней Вэл провела в Фесе, надеясь, что Маджид каким-то образом уцелел и вернется, но вскоре ей овладела тяга к перемене мест. Вэл поездом отправилась на юго-запад, к пляжам Агадира. Следующим был город Тарудант, торговый центр, приткнувшийся в долине между горными хребтами Высокий Атлас и Антиатлас. Курильница всегда лежала в кармане, чтобы в любой момент можно было вынуть и попытаться разгадать ее устройство.　

В Таруданте, рынок которого предлагал натуральную косметику на основе животного мускуса и целебные зелья из сушеных ящериц, Вэл часами изучала завитки резного узора. Со временем тот будто начал приоткрывать тайны, и порой, если повторить определенную последовательность прикосновений, запах из баночки словно усиливался. Временами аромат становился настолько манящим, что курильница всецело завладевала вниманием Вэл, и она, отдавшись наваждению, полностью забывала о мире вокруг.　

К концу пятого дня в Таруданте, прячась от палящей послеобеденной жары в кафе напротив своей гостиницы, Вэл впервые почувствовала незначительный признак того, что баночка открывается. Вдруг показалось, что часть узора немножко отошла.　

Она закрыла глаза и провела по арабескам, словно слепая, читающая азбуку Брайля. Что-то слегка съехало в сторону, последовал щелчок, и в нос пахнуло почти нечестивым в своей соблазнительности ароматом. Бросив взгляд на ладонь, Вэл увидела в центре резного завитка крошечную щелку. Из нее торчал короткий фитилек, такой же, как в любой обычной свече.　

Может, это способ попасть в Город? Маджид исчез в изумрудных языках пламени. Если поджечь фитиль, оно придет и за ней тоже?　

Поворачивая курильницу в руках, Вэл набиралась храбрости, чтобы подняться в номер и чиркнуть спичкой, и вдруг кто-то ее окликнул.　

Подумав, что Маджиду каким-то образом удалось вернуться, она вскинула взгляд и на секунду остолбенела.　

Нет, этого не может быть!　

— Артур? — прошептала она.　

Брин, нагнувшись, чмокнул ее в щечку.　

— Вэл! Я знал, знал, что однажды тебя найду.

Вэл лежала головой на груди Брина, ее кровь медленно сочилась на простыни. Она вдохнула, чувствуя себя одурманенной после секса.　

— Я не знаю. Трахни меня и спроси снова.　

— Ты любишь меня? — поддразнил он, поглаживая Вэл по щеке.