В общем, у бабки Ферапонта, это которая любит сказки рассказывать, у бабки Ферапонта была своя бабка. И бабка эта была родом из царства Кощея Бессмертного. И была она вроде как не простой бабкой, а была приближенной у Кощея. То есть не приближенной бабкой, а в молодости своей занимала при Кощее Бессмертном какой-то высокий пост. Но не при нынешнем Кощее и даже не при прошлом. Прошлым-то Кощеем, это, как я понял, был Константин, так дело было еще до него. Там у них начались какие-то терки в этом самом кощеевом царстве, по словам Ферапонта, совершенно несправедливые терки и бабку эту с поста было решено уволить. А так как нравы в царстве Кощея простые и незамысловатые, то увольняют здесь с поста посредством смертной казни и даже без выплаты выходного пособия. И жаловаться тут некому, профсоюзов то еще не завели. Ну, бабка бабки девка ушлая была, она и эмигрировала от Кощея. Но успела при этом спрятать некий сундучок возле сторожевой башни, которая стояла на границе с Гиблым лесом. Что ее туда занесло, к Гиблому лесу и почему она не смогла убежать вместе с сундучком, этого Ферапонт не знал, может тогда таможенный контроль строгий был и с сундуком через таможню не пускали или по какой другой причине, но сундук остался в царстве Кощея. Зато Ферапонт знал, что в сундучке лежит немалое сокровище. Вот на это фамильное, можно сказать сокровище, он и нацелился, ну а меня, понятно, он прихватил чтобы облагодетельствовать по дружбе и выделить мне долю от этого сокровища. Хотя и не совсем так. Приметы места, где зарыто сокровище Ферапонт помнил. В тридцати шагах от середины стены под большой яблоней. Но от какой конкретно стены, этого Ферапонт не знал. Бабка бабки, та, конечно знала, но до Ферапонта это знание не дошло за давностью лет. Опять же какие шаги были у прапрабабки в молодости, этого сейчас точно никто не может сказать. Ну а про яблоню вообще говорить нечего, это вообще не примета. Яблони долго не живут, и сейчас на месте яблони, вполне возможно, растет какая-нибудь рябина или осина. Так что местонахождение клада вроде бы известно, а вроде бы и нет. Что, кстати, только подтверждает достоверность рассказа Ферапонта. Если бы он попался на обман, то тогда бы он достал потертую старинную карту, где были бы нарисованы боги ветров с надутыми щеками и дующие в разные стороны, указаны стороны света, показан рельеф и масштаб местности, скрупулезно изображена эта самая сторожевая башня и поставлен жирный крест на месте клада. А внизу, в правом углу мельчайшим шрифтом было бы указано, что напечатана сия сверхсекретная карта в типографии господина Иванова по заказу господина Петрова тиражом в пять тысяч экземпляров. Карты у Ферапонта не было. А была у Ферапонта вера в мои способности, и уповал он на то, что там, на местности, я почувствую, где закопаны сокровища, а где их нет. Всегда приятно, когда в тебя верят, это как-то окрыляет и даже такой сомнительный план поиска сокровищ уже не кажется совсем уж безнадежным, во всяком случае, попробовать стоило. И все бы ничего, но Ферапонт тут успел пошушукаться со знающими людьми, и оказалось, что граница Гиблого леса, это величина не постоянная. Что граница все время меняется и в последнее время Гиблый лес сильно разрастается, а царство Кощея, наоборот, сильно уменьшается. И теперь эта сторожевая башня находится где-то в Гиблом лесу, а значит, придется нам вместе со всеми претендентами на звание очередного Кощея отправляться в этот таинственный Гиблый лес и находить там сторожевую башню. На том и порешили. Допили травяной отвар, провели ревизию шанцевого инструмента. Предусмотрительный Ферапонт достал из своего рюкзака и предъявил к осмотру пару штыковых лопат из легкого, но прочного металла, салдинского производства. Я же покопался в своем рюкзаке и выудил свой верный старательский обушок. Я когда-то нашел его на старых старательских разрезах и теперь всегда таскаю его с собой в надежде встретить в дороге и добыть какой-нибудь хороший камень, но для земляных работ он тоже подходит. Таким образом, копательным инструментом мы были обеспечены, топоры были при нас, а добыть в лесу черенки для лопат и обушка никогда не составляло нам большого труда. Оставалось только хорошо выспаться, чтобы завтра с новыми силами приступить к исполнению задуманного нами плана. И мы собрались уже почивать, да не тут-то было.
В дверь вежливо постучали. Мы вежливо открыли дверь. Участковый пристав Иван Порфирьевич Шабалкин зашел в нашу комнату, пожелал нам доброго вечера, не спрашивая разрешения, придвинул стул к нашему столу и сел на стул, разместив принесенный с собой кожаный портфель у себя на коленях. Начало было настораживающим. Я даже предположил, что господин участковый пристав сейчас достанет из недр портфеля официальный протокол и начнет заполнять его строки, составляя дело о наших с Ферапонтом противоправных действиях. Судя по выражению лица Ферапонта, он подумал то же самое. Бумагу Иван Порфирьевич из портфеля действительно достал, и действительно официальную, но явно не протокольную. На толстой качественной бумаге цветной тушью заковыристыми письменами был записан небольшой текст с подписью и печатью. Иван Порфирьевич положил документ на стол и почему-то пододвинул его ко мне, а не к Ферапонту. Я, конечно, глянул на текст и передвинул его Ферапонту. Бумага оказалась указом Кощея Бессмертного о наделении Ивана Порфирьевича Шабалкина полномочиями по проведению расследования, задержанию под стражу и передаче на суд Кощея Бессмертного лиц нарушающих законы Царства Кощея и подозреваемых в действиях, наносящих ущерб интересам Царства Кощея и интересам лично Кощея Бессмертного. Всем находящимся в царстве Кощея строжайше предписывалось оказывать содействие, выполнять указания, не препятствовать, не разводить канитель и тому подобное. Очевидно, что Иван Порфирьевич сразу зашел с туза, но непонятно с какой целью. Ферапонт прочитал бумагу, вернул ее владельцу и выжидательно посмотрел на Шабалкина.
– И что, нам уже пора на выход? Идти с вещами или без них? И какие к нам имеются претензии у действующего Кощея?
– Никаких. Со стороны Кощея никаких претензий к вам нет. Можете продолжать спокойно пить свой чай. Лично у меня есть некоторые претензии к вам, Ферапонт Васильевич, но я вполне могу о них на время забыть. Или вообще забыть навсегда.
Ферапонт Васильевич не стал торопиться с очевидным вопросом, а выдержал полную истинного драматизма паузу, потраченную на попытку налить из заварочного чайника остатки настоя в свою кружку. Но тоненькая струйка, льющаяся из носика чайника, становилась с каждым мигом все тоньше, пока не перешла в отдельные капли, и только тогда Ферапонт ожидаемо осведомился, при каких таких условиях уважаемый участковый пристав сможет запамятовать некоторые обстоятельства известного им обоим дела.
Иван Порфирьевич встал, подошел к двери и, открыв ее, попросил кого-то, нам невидимого, принести настоящего чая, сахар и лимон.
– И шанег пусть принесут с творогом, – тут же добавил я.
– И шанег не забудьте еще принести. – Покладисто повторил Иван Порфирьевич и закрыл дверь.
Как только он вернулся к столу, дверь открылась, и в комнату вошло несколько девушек прислуг. Они быстро забрали со стола подносы с посудой, смели несуществующие крошки, расставили чайные чашки, установили на стол целых три заварных чайника, горшочки с медом, сахаром, нарезанный лимон и водрузили в середину стола три больших блюда с шаньгами. Я задумчиво посмотрел на шаньги, выбирая с которой начать, с творожной, с картофельной или со сметанной. Похоже, разговор предстоял долгий и следовало основательно подкрепиться. Правда, я даже не подозревал тогда, насколько долгим он окажется.
– Как вы заметили, в указе Кощея предлагается оказывать мне помощь при расследовании. Так вот, мне понадобится ваша помощь.
– Уважаемый Иван Порфирьевич, – Ферапонт уже налил себе чаю и снял верхнюю шаньгу с картошкой, – хотелось бы знать, какое расследование вы здесь проводите, каким образом мы с этим самым расследованием связаны, и какую именно посильную помощь вы желаете от нас получить.
