Иван Порфирьевич приготовил себе чаю с лимоном и взял сметанную шаньгу. Я тоже не стал от них отставать, налил чаю, добавил в чашку меда и ухватил себе теплую творожную шаньгу.

– Дело в том, что во дворце Кощея во время большого приема была похищена одна очень ценная вещь. И меня настоятельно попросили расследовать это дело.

Иван Порфирьевич чуть-чуть досадливо поморщился и запил досаду чаем.

– Я провел расследование, выяснил, кто является исполнителем похищения, но задержать его местные власти уже не смогли. Он успел перейти границу и уйти в Гиблый лес, куда местным стражникам нет доступа. Предположительно, там, в Гиблом лесу он должен передать похищенную вещь заказчику этой кражи. Имя этого заказчика пока не известно. Но это кто-то из тех, кто прибыл в дведевятое царство, чтобы попытаться занять место нынешнего Кощея Бессмертного. Мне убедительно предложено отправиться в Гиблый лес и, если понадобится, то и к Черным скалам.

Иван Порфирьевич сделал паузу и подсластил свое легкое недовольство ложечкой меда.

– Здешний правитель требует, чтобы похищенное вернулось во дворец и непременно желает знать имя заказчика. Коли вы, по не вполне понятным мне причинам стремитесь попасть в Гиблый лес и Черные скалы, то я предлагаю нам объединиться и принять меня в вашу команду.

– Но позвольте, Иван Порфирьевич, вы сами говорите, что местным стражам нет хода в Гиблый лес, да и Василиса ясно дала всем понять, что законы Кощея в Гиблом лесу не действуют, а, следовательно, и указ Кощея в Гиблом лесу теряет всякую силу. Ваши обязанности заканчиваются на границе Гиблого леса, значит, и возможности расследования заканчиваются там же. Вам просто незачем идти одному, вместе с нами или с кем бы то ни было в этот самый Гиблый лес.

– Все верно, Ферапонт Васильевич, законы царства Кощея в Гиблом лесу не действуют, но там действуют правила дведевятого царства. А правила этого мира, как выясняется, особенного свойства и одинаковы на всех территориях этого царства. Публично высказанное заявление или пожелание может восприниматься этим миром очень серьезно. Мое, согласен, достаточно дискуссионное утверждение, что мои должностные обязанности распространяются на весь этот мир, стало данностью для этого мира, поэтому отказаться от порученного мне расследования я не могу. Как тут недавно выразился Иван Павлович, за базар надо отвечать. Пока поручение не будет выполнено, я не смогу покинуть дведевятое царство, проход для меня будет закрыт. Недаром все гости Кощея, как вы заметили, предпочитают больше молчать и даже вопросы опасаются задавать.

Иван Порфирьевич взял сметанную шаньгу, попробовал ее и одобрительно кивнул головой.

– Здесь, конечно, неплохо кормят и народ, вроде, неплохой, но мне все таки желательно побыстрее вернуться назад, в наш с вами общий мир. Служебные дела, знаете ли, не терпят длительного отсутствия, да и дела семейные весьма торопят, Иван Павлович о том хорошо знает.

Иван Павлович, то есть я, с ответом торопиться не стал, помня, что высказывания вслух здесь могут привести к совершенно непредсказуемым результатам. Поэтому я молча прожевался, запил шаньгу чаем и задумался. Хорошие карты у Ивана Порфирьевича не кончались. И в ход явно пошли козыри. И неизвестно, что еще он прячет в своем рукаве. С одной стороны, вроде как мы с Иваном Порфирьевичем и не водили близкого знакомства, а так, виделись мельком пару раз издалека, но с другой стороны, тетка моя, Аглая, очень уважала Ивана Порфирьевича и считала его своим самым уважаемым и любимым зятем, а ее средняя дочь Александра была соответственно за ним замужем. И месяца через три она уже собиралась рожать ребенка. Расстраивать женщин, находящихся в таком положении и на таком сроке, врачи категорически не рекомендуют. А весть о том, что ее муж и отец ее будущего ребенка волею судьбы задерживается на неопределенное время непонятно зачем и непонятно где, однозначно огорчит не только мою двоюродную сестру Александру, но и мою тетку Аглаю. А уж тетка Аглая заставит огорчиться всю свою родню и особенно того, кто эту весть Александре доставит. И сразу становится понятен следующий ход, который сделает Иван Порфирьевич. В случае нашего отказа помочь ему в его расследовании, он просто попросит меня передать письмо своей жене, а вот в этом я отказать ему уже никак не смогу. Да еще попросит передать что-нибудь на словах, типа, я в лесу замерз и прочее, что там еще в песне поется. И не будет мне после этого никакого житья, пока я не доставлю его обратно к его теще или не скроюсь от всех где-нибудь в Австралии, у антиподов. Нрав тетки Аглаи мне был хорошо известен. Я положил на тарелку надкусанную шаньгу непонятно с чем и горько вздохнул. Нет, ну это ж надо такому случиться, уже второй раз за этот вечер мне портили всякое удовольствие от поедания шанег, сначала Ферапонт, а сейчас Шабалкин. Ем шаньгу и не чувствую никакого вкуса. Безобразие. Еще и это предложение об оказание помощи, больше похожее на принуждение. И ведь не откажешь, придется соглашаться.

– Я не против расширения состава нашей команды.

Ферапонт сочувственно посмотрел на мое мрачное лицо и лучезарно улыбнулся Шабалкину.

– О чем речь, Иван Порфирьевич, для нас с Ваней честь, что вы согласились быть в нашей команде. Мы с Ваней считаем, так же как и вы, Иван Порфирьевич, что мы все-таки не сторонние друг другу люди и просто обязаны помогать своим товарищам для реализации их намерений и при выполнении ими их обязанностей.

Тут уже задумался сам Шабалкин. И обдумав, внес уточнение.

– При условии отсутствия в намерениях противоправных действий и полного соблюдения местных законов, Ферапонт Васильевич..

– Разумеется, Иван Порфирьевич.

– В таком случае, мы с вами достигли договоренности. Засим, позвольте откланяться. В семь утра вам в комнату принесут завтрак, и в восемь утра встретимся во дворе замка. Нам предоставят транспорт и отвезут к границе Гиблого леса.

Иван Порфирьевич встал из-за стола, коротко поклонился и вышел. А мы остались и начали перекраивать план наших действий, в соответствии с изменившимися обстоятельствами. Но недолго. В дверь бодро застучали. Мы вежливо разрешили войти.

В нашу комнату зашел весело улыбающийся господин Никифор. С бутылкой в руке.

– О, а вы тут, я гляжу, ватрушечками запаслись! Отличная закуска к отличному вину!

Никифор пошарил взглядом по столу, по комнате и огорчился.

– Нет, пить такое вино из чайных чашек нельзя, это жутко испортит восприятие букета.

Он открыл дверь и призвал в полумрак коридора принести бокалы для вина. Не дожидаясь заказанных бокалов, Никифор дошел до стола и без всяких разрешений оседлал стул, на котором недавно сидел Шабалкин. Он с легким стуком поставил на стол закупоренную бутылку с блеклой бумажной этикеткой и нетерпеливо оглянулся на дверь. Мы с Ферапонтом попытались прочитать черно-белую надпись на этикетке, но не преуспели, импортные буквы затейливого шрифта складывались в непонятные нам слова.

– Ну и ладненько, пока несут бокалы, дадим вину подышать, – Никифор отвернулся от двери, удивленно посмотрел на протянутый ему Ферапонтом универсальный нож со штопором и возмущенно замахал руками.

– Никаких механических приспособлений, не будем портить пробку. Сейчас мы ее нежненько извлечем. Волшебством и только волшебством.

Никифор двумя пальцами обхватил горлышко бутылки и медленно приподнял руку. Пробка, синхронно его движениям вышла из горлышка и упала в подставленную ладонь.

Получилось изящно. Был бы я на представлении, обязательно бы захлопал в ладоши. В двери, с грацией цирковой акробатки проскользнула девушка прислуга, легкой походкой подошла к столу, сняла с принесенного ею подноса бокалы для вина и быстро расставила их перед нами. После этого она вопросительно взглянула на Никифора, но тот отрицательно покачал головой.

– Сами, сами разольем. Больше нам ничего не нужно.

Девушка не расстроилась, а улыбнулась и грациозно вышла за дверь.

Никифор быстро и точно разлил вино по бокалам и предложил выпить за знакомство. Мы выпили. Вино действительно оказалось очень хорошим. С приятным ароматом, хорошо сбалансированное по вкусу, чуть бархатистое, в меру густое, чуть терпкое с освежающей кислинкой. Мы с Ферапонтом, не кривя душой, солидарно вино одобрили и высказали вполне заслуженное уважение отменному вкусу Никифора. Хотя мне, вообще-то, нравятся более сладкие вина, а Ферапонт тот вообще предпочитает пить водку, а не вино. Но человек старался, чтобы и не уважить.