и кто бы мог подумать что зима
заявится вот так без разрешенья
а у меня пустые закрома
мне сданного в аренду помещенья
зачем плачу пожизненный оброк
когда в пыли и кафель и посуда
и что обидно не известен срок
открыта дата мол живи покуда
какие суки эти палачи
горазд на выдумки потусторонний гений
а мы толчемся у его печи
объедками чиихто объедений
красуемся глядимся в зеркала
кривые но у всех глаза закрыты
а в печке лишь холодная зола
и с детства нам разбитое корыто
пророчил добрый Саша, рыбакам
по неводу по морю-океяну
и в красный угол почести богам
и пуговку к дырявому карману
мы волны за загривок и орем
ну где ты сука рыбка золотая
на токовищах скачем глухарем
и на подножку дряхлого трамвая
пытаемся на полном на ходу
но клоун за рулем не лыком шитый
ладошками прикрыв сковороду
в огонь не плюйся и на пар не шикай
будет дом шататься как пьяница
на подстанциях грохнут свет
разливая счастье по пятницам
каракатицы хеппи энд (!)
вот и все мне добавить нечего
я в молчании золотом
бог ау все кричала нет его
пустошь чертова за углом
колесом через поле млечное
не богаты ли молоком (?)
а у дудочки покалеченной
голос ластится наждаком
жмутся жмурятся искры бывшие
превращаются в снегопад
мне так муторно но молчишь и ты
что же делать и виноват
кто (?) наивное вопрошание
риторическое ничто
нечто вынет самокопание
в бессознательном а потом
засмакует как стадо жвачное
зацелует себя в хламье
разлетаются одуванчиком
птички, птенчики… а не то…
без вина а до смерти пьяная
без вины а до красных щек
Салтыкова читать с Кабановым
go-go а что еще (?)
Первый месяц зимы несмышленый и тычется носом
колким снежным смешным и еще не открыты глаза
Заморожены сны и под шапки запрятаны косы
реже стали визжать у меня за спиной тормоза
Я горячечность лба прижимаю к холодным окошкам
и дышу на стекло и рисую какую-то чушь
пересохшим губам растянуться в улыбку не можно
я потом как-нибудь за все зимние дни улыбнусь
когда снова весна перережет у моря все вены
и захлещет струя через край захлебнувшись собой
от ума без ума постоянством до слез переменным
полыхнет полынья растекаясь по жизни другой.
первый месяц зимы полюбить бы тебя как младенца
разве ты виноват в том что кто-то когда-то ведь нет
ну а сны – только сны никуда от себя мне не деться
не вписаться в формат полумер полувер полубед
Мне на здоровье жаловалась осень
А что я ей скажу – она умрет
Не ждущие ответ в глазах вопросы
Глотает окончания жует
Жужжащие нещадно шепелявит
Сточила зубы выплакала взгляд
Подохнет – закопаю на поляне
Под павший и пропавший листопад
Снег закружит поднимутся вороны
Галдеж такой что вынута душа
то не простой галдеж а похоронный
и я сутулясь прибавляю шаг
и как то враз состарились осины
и ветер стих не чокаясь хлебнул
дешевой браги старой древесины
и до весны забился балагур
ручей в нору из ледяного грунта
глаза застыли выдохлись шаги
вдруг побледневшего испуганного утра
под взглядом лютым ледяной карги
и под ногами так и будет плакать
пока нога не выдавит слезу
безвольный снег и превратится в слякоть
а я последний узел завяжу.
и как-то пережить бы предсугробный мрак
и как-то переплыть замерзшие моря
и чем-нибудь прикрыть душевный мой бардак
и как-то разлюбить и не влюбляться зря
немного подождать засыплет до трубы
до слюдяных окон до мельниц ветряных
до пальцев ломоты прокушенной губы
вчерашнее «болит» в сегодняшних смешных
полосках на руках белесых и немых
где кожа молода и больше нет корост
и научиться бы в обход не напрямик
еще не усложнять того который прост
и не бежать с шарфом в буран к снеговику
и не включать цветам ни Баха и ни свет
и бросить бы курить в затяг и набегу
и сделать наконец кому-нибудь минет.
а снег он бывший дождь и он не виноват
ни в перемене мест ни в перемене лет
он хрупкий как стекло боится он лопат
рыдает не скрипит под натиском штиблет
порезан до костей полозьями и вот
уродливы рубцы никем не сшитых ран
но как мне пережить и старый новый год
и предсугробный мрак и затяжной буран.