сезоны отличаются лишь цветом
болото консистенцией гнилья
заранее написано либретто
для жаб и мух и даже соловья
и до оскомин вымучен оркестр
слеп дирижер глухие скрипачи
балконы аплодируют гротескно
в надушенный платок партер «апчхи»
галёрка пародирует суфлёра
в прыжке пытаясь сцену разглядеть
сражается в подмышках флёр-а-флёра
мазок с привычкой пагубной потеть
наполовину пуст флакон тройного
наполовину полон малый град
актёр изображавший полового
хотел бы «кушать подано» сыграть
но роль предается по наследству
и в первый ряд не продают билет
и на афишах если приглядеться
одни и те же рожи много лет
прилипли тени в промежутках света
с заученною фразой на устах
наивно ищут лишнего билета
и ждут рояля белого а кустах
а пианист пропивший все бекары
упрямо тычет пальцем в до диез
в свои шестнадцать лет он слишком старый
чтоб проявлять к афишам интерес
берет рюкзак заученной дорогой
в покупок неизбежности процесс
хлеб молоко замешкавшись немного
горошек в банке мятой – для принцесс
зима зима
и пауза в словах
многозначительна снегов холодность
на улице во мне и в моих снах
исходников расходных безысходность
снуют по мерзлым веткам воробьи
чирикают о всякой канители
и как-то глупо думать о ту би
ту би или не ту ну в самом деле
зима зима паскудная пора
да ерунда сезонная подробность
обычный лед в обычности ведра
пришедшего от времени в негодность
и тут уж хоть крути хоть не крути
но и весной того что не успели
нам не успеть растает снег ручьи
домоют что не вымели метели
зима.. зима..
спокойна как мертвец
меланхоличность дров и непригодность
ни черных древ ни пастбищ для овец
ни вычурных лошадок иноходность
я разбиваю взгляд до глубины
зимующей пытаясь доглядеться
осколками зрачков в глаза зимы
она мне лед прикладывает к сердцу
и замирает весь круговорот
я из ледышек складываю слово
направо слева и наоборот
одно и то же пошло бестолково.
ушла б в запой да толку от него
еще сильней раскачивает кресло
я б умерла но только до того
как началось сознательное детство
я пахну табаком и онанизмом
в прожилках лист нательных эпиграмм
а голуби расселись по карнизам
напрасно – ничего я им не дам
в морозы открываю настежь окна
примерзла дверь давно остыла печь
мне непонятны выдержки блокнота
мне тишина мила постыла речь
я не пускала корни мне не надо
воды земли любимых и друзей
букеты ненавижу с шоколадом
и вечно срущих наглых сизарей
мышей и крыс болтающих молчащих
худых и толстых сложных и простых
чем дальше в лес тем меньше настоящих
и чем роднее тем больней под дых
чем глубже рана тем сильней желание
расковырять чтобы увидеть дно
и как ни странно для Него желанная
и говорит любимая давно
когда в глазах любовь зрачки сжигает
когда внутри разорвано в клочки
и места нет живого от нагаек
и кто-то там в тебе орет – молчи
нет разницы в погоде настроении
зашкалена привычная шкала
и ненавидишь тень и отражение
и жжется многолетняя зола
с трудом дается каждое движение
не то чтоб больно, просто ни к чему
и на себя ты смотришь с сожалением
а на других не смотришь
почему
вот именно тогда, почти у края
тебя хватают как слепых щенят
и тычут мордой в то чего не знают
при этом омерзительно пи*дят
закройте рот и уберите руки
их не отмыть коль тронете меня
идите нах*й я танцую вуги
понятно вам – танцую буги я.
дело было вчера я топтала сугроб
в направлении мне непонятном
вдоль дороги засыпанной под потолок
в окончании дня суррогатном
до автобуса пять или десять минут
как назло зажигалку забыла
вдохи колкие холодом легкие мнут
потерпеть или до магазина
и пошла километра четыре всего
да хоть десять была бы причина
то ли бог то ли черт подогнал мне его
вдруг такси и помятый мужчина
говорит: Вам куда? говорит: Довезу
и в глаза ни гу-гу мим безлицый
на переднее и понесла ерунду
просто чтоб тишиной не давиться
то да сё ни о чём как живу как дела
взор в дорогу и слушал вполуха
едкий снег прилипал злился дворник стекла
«завируха зима завируха»
из охрипших динамиков сжёг болтовню
я притихла как птичка на ветке
а он хмыкнул в усы неулыбчиво: ну
что ж ты так приуныла-то детка?
и меня понесло ни с того ни с сего
монотонно и беспогранично
о себе и о Нём он сказал: ничего
не стесняйся я – парень привычный
и мне стало как будто немного теплей
то ли минус упал или просто
начинался период тоски фонарей
на дороге ведущей к погосту
и когда я ему как холодный ушат
расплескала по полу всю душу
он кивнул: в бардачке где-то спички лежат
а на заднем валялась подушка
покури и давай не боись засыпай
я тебя покружу-покатаю
может я умерла, может это все рай?
засмущался: откуда я знаю
он возил меня долго и как на руках
я качалась в ухабах дорожных
и какой-то мужчина другой в облаках
колыбельную пел мне… возможно
