— Боже упаси. Голый экспромт.

— Сложно поверить.

— Ваша честь, не делайте ту же ошибку, что и китайцы! Умоляю!

— Вы сейчас о чем?

— Не нужно недооценивать роли гражданского общества. — Блондин назидательно поднимает вверх указательный палец. — Японцы — не бессловесное стадо. Мы очень хорошо знаем, что делать, когда попираются наши базовые конституционные права.

_______

— … зачем вы скомандовали жечь автозак? Он, если что, был японский.

— Персонально государственному обвинению: если на моей земле, за мои оплаченные налоги какая-то техника используется против меня же, да иностранцами — значит, это вражеская техника. На уроках военной истории нас очень хорошо научили, что нужно делать с вражеской техникой на своей территории в подобных ситуациях.

Здание суда. Судейская комната для принятия решений.

Вообще-то, это было нарушением: отвечать на звонок в данный момент было нельзя.

— Да? — мазнув взглядом по незнакомому номеру, судья всё же ответил. — Звонком больше, звонком меньше, — некстати проворчал он сам себе уже после того, как установилось соединение.

А с другой стороны, его сейчас оправдывал тот факт, что в текущем процессе было слишком много уникального.

— С вами говорит заместитель начальника секретариата министра юстиции. Благодарю, что нашли возможность ответить, — возникшая перед лицом голограмма принадлежала с достаточно известным лицом.

— Не стоит благодарности, — сухо уронил судейский чиновник, не утруждаясь ритуальным поклоном вежливости. — Я вас слушаю.

— Я звоню по поручению…

— МНЕ ЭТО НЕИНТЕРЕСНО, — поторопился перебить далёкого коллегу председатель заседания. — Я уже нарушил регламент тем, что сейчас с вами разговариваю! Пожалуйста, переходите к делу.

— Какое решение вы намерены вынести?

Рядом и за министерским, судя по затемнению в левой части голограммы, явно кто-то находился.

И этот кто-то наверняка не ниже рангом, вздохнул про себя судья. Получается ровно две должности на выбор, одна другой интереснее.

— Вы отдаёте себе отчёт в полной незаконности того, что сейчас делаете? — спокойно уточнил Мацуи, в самых смелых мыслях не планируя отвечать на заданный вопрос.

— Очень сложный день. Очень сложный случай, я сейчас о вашем процессе в целом, — откровенно пояснил звонивший. — К сожалению, затронут целый клубок государственных интересов. Правительство не может пустить тему на самотёк.

— Вы отдаёте себе отчёт в полной незаконности того, что сейчас делаете?! — повторил Тоору уже повышенным тоном. — Или вам сказать открытым текстом?!

— Буду очень благодарен за открытый текст, — министерский вдохнул вроде как с облегчением.

Напрасно, хмыкнул судья про себя. Вслух же озвучил:

— Именем Японии, уведомляю вас о выдвигаемом вам подозрении в покушении на совершение преступления… — далее он по памяти назвал параграф и добавил. — Попытка воспрепятствия вынесению законного решения судом первой инстанции. Выражается в прямом либо непрямом давле…

— Мацуи-сан, подождите. — Секретаря вместе со стулом на колёсиках отодвинули в сторону. — Это моя инициатива. Здравствуйте. Мы могли бы поговорить не столь формально?

— Здравствуйте, господин министр, — по-прежнему без тени эмоций на лице поздоровался судейский чиновник. — У меня, как регулярно говорит один паренёк в зале для заседаний сейчас, есть встречный вопрос в ваш адрес. Господин министр, вы понимаете, что вы сейчас делаете?!

— Да. Я очень хорошо понимаю, что делаю в этом кресле последние три с половиной года, — Тоору попытались буквально поджечь взглядом.

— Вы сейчас стоите и никакого кресла рядом нет, — хмыкнул судья. — Но раз понимаете, то также должны учесть и следующее. Что бы вы сейчас ни сказали, это может быть и будет использовано против вас. Если я сочту ваши предложения неприемлемыми. Предупреждаю на старте, во избежание недоразумений.

— Я звоню не от своего имени. Меня тоже попросил коллега, он чуть более высокого ранга.

Вице-премьер, наверняка по поручению премьера, понимающе кивнул сам себе Мацуи.

— Ваше заседание из-за обилия журналистов является бомбой со взведённым механизмом. После того, как вы объявите ваше решение по делу, возможны колоссальные социальные последствия, — продолжил министр юстиции. — Причём в наше время они будут стремительны, хаотичны и неуправляемы. С учётом обстоятельств.

— Слушаю дальше.

— Я со всей серьезностью прошу вас ответить на единственный вопрос: лично вы сейчас склоняетесь к какому из двух решений? Разговоры о законности оставим для другого случая.

— Я не буду вам отвечать. Вернее, отвечу, но не то, что вы рассчитываете услышать. Господин министр, мои правовые оценки по данному процессу, до озвучивания в зале, являются инсайдерской информацией. Вы сейчас нарушаете сразу несколько пунктов закона о борьбе с коррупцией от… — Тоору назвал реквизиты законодательного акта. — При всём уважении к корпоративному духу, мне сложно понять и принять вашу позицию. Господин министр, я обязательно доложу на Коллегии об этом вашем звонке! Вас уведомляю прямо сейчас, во избежание кривотолков и недоговорок. Здесь я снова повторяюсь.

— Я рассчитывал, что мы можем договориться, — министр буквально сверлил взглядом несговорчивого чиновника. — Не стоит игнорировать серьёзных предупреждений. Вы же наверняка отдаёте себе отчёт…? — он не стал продолжать мысль.

Между строк повисла возможность самых разных последствий в будущем: будучи независимыми формально, судьи тем не менее являлись винтиками огромного механизма юстиции.

— Я понимаю, по чьему поручению вы сейчас звоните, — решительно встряхнулся Тоору. — Господин министр, я абсолютно искренне считаю: тот, кто стоит за вашим звонком, надеется удержаться у власти. Поэтому для разговора со мной и отрядили вас. Но это — очень большая ошибка. Причём, ваша общая.

— Что заставляет вас занимать такую жесткую позицию? Вы точно поняли, кто просил МЕНЯ?

— Этот человек — халиф на час. Что уж тут не понять…

— Он находится на своём месте гораздо больше часа, — веско уронил звонящий.

— Не ёрничайте, — поморщился судья, не испытывая абсолютно никаких комплексов от того, что подобным образом обращается к вышестоящему. — Ему осталось находиться на своём, как вы говорите, месте аккуратно этот самый час! День, если быть профессионально точным, ну или пару суток. Ровно до обнародования профильным комитетом парламента вотума недоверия правительству.

— Ответьте на мой вопрос. Всего лишь ответьте на мой вопрос, к какому из двух решений вы склоняетесь. Настоятельно прошу!

— Я не буду отвечать.

— Вы действительно считаете, что можете подобным образом реагировать на моё обращение к вам? — министр глядел на собеседника по-прежнему пронзительным и очень тягучим взглядом. — Вы не понимаете, что сейчас очень многое решается в масштабах страны? В чём причина вашей неразговорчивости?

— Я считаю, что каждый из нас является гражданином страны на своём месте, — достаточно деликатно прокомментировал Мацуи. — И страна только выиграет оттого, что гражданский долг каждого из нас будет исполняться без оглядки на плечо соседа.

— Почему? Ответьте мне на один единственный вопрос: ПОЧЕМУ?! — глава министерства требовательно посмотрел на достаточно рядового сотрудника. — И не делайте вид, что не понимаете, о чём я.

— Как показал опыт департамента полиции Токио, соседи по цеху могут очень сильно ошибаться. Простите, оговорился; коллеги по цеху.

— Это ваше последнее слово?

— Всего доброго, господин министр.

— Тогда и от меня вам напоследок: если ваше решение покажется мне необъективным, а оно наверняка покажется, я подключу все свои возможности для его скорейшего пересмотра.

— Ваше святое конституционное право, — вежливо поклонился Тоору из положения сидя. — Апелляций никто не отменял. Представитель государственного обвинения тоже умеет их писать, если что.