Ух ты. Какой досадный и буквально детский промах. Привычка с родины, чёрт бы её побрал.

— Я вас последний раз со всей ответственностью предупреждаю и прошу. — Сотрудник восьмого бюро (и не только его), играя на публику, посторонился и указал на свою машину. — Пожалуйста, сядьте в машину. Соблюдайте законные требования представителя власти! Не заставляйте применять силу!

— Эй, а ничего, что вы даже не представились? — лопоухий блондин ухмыльнулся, мгновенно превращаясь внешностью в идиотски выглядящего тинейджера. — Я, конечно, кое-что слышал о вашей восьмёрке! Хотите в этой связи лекцию по процессуальным ролям, коротко? На этой земле, — он топнул два раза каблуком в асфальт, — чуть иные правила.

— Мои самые глубокие извинения. — Хань посерьёзнел и снова коротко поклонился по местному обычаю. — Процессуальные различия есть, вы правы. Обычно нам не нужно представляться в подобных случаях, с учётом специфики подразделения. Старший инспектор Ван, если переводить на ваши ранги. Восьмое бюро токийской полиции, — лучше повторить в третий раз, поскольку посторонние всё прибывают и зеваки уже начали снимать на собственные гаджеты, причём с разных сторон.

Связи у них ещё нет, но целая куча техники может работать и в автономном режиме. Даже некоторые нейро-концентраторы, если подумать, способны записывать для суда.

Ладно, ничего критичного пока не произошло. Дожимаем. Если что, скрутим силой. Хотя гораздо перспективнее будет конечно, со всех сторон, если он сломается и усядется в машину сам: подчинился чужой воле один раз — будешь подчиняться и дальше. По крайней мере, гнуть человека, куда надо, все последующие разы будет намного легче.

Жаль, что здесь не дома. Там можно было бы разогнать всех прохожих одним щелчком пальцев.

Асада-младший ухмыльнулся еще шире и сказал нейтральную на первый взгляд фразу, от которой у китайца между лопаток мгновенно выступил холодный пот:

— Старший инспектор — звание, я понимаю. А Ван — это ваша фамилия же? Как она записывается? — Произнесено было с дебильным выражением лица и наивно, будто уточняя. — Иероглифом "СЕТЬ"?

— Нет, как "ЦАРЬ", — машинально ответил хань.

В следующий момент он отбросил пиетет и скомандовал своим открытым текстом:

— Пацан, похоже, понимает жонг-гуо! Работаем!

Хорошо, что нет связи и, даст бог, безупречной записи. В суде не надо будет рожать гениальные объяснения.

С одной стороны, сеть и царя не спутаешь между собой на слух из-за тонов в произношении. По-китайски.

А с другой стороны, Ван сейчас говорил по-японски и свою фамилию не интонировал. Произнёс на местный манер, без смыслоразличительного подъёма тона.

***

— Дорогу! Разойдитесь! Дорогу!

Полицейские как по команде рефлекторно дёрнулись, оглядываясь назад.

Машина скорой помощи, добравшись до места чуть невовремя, исторгла из себя двоих врачей-мужчин.

Подъехать вплотную было невозможно — мешал транспорт полиции. Потому доктора, не обращая внимания ни на кого, рысью пронеслись между импровизированным оцеплением (состоявшим из ханьцев, одетых в штатское).

Появившиеся когда уже было не так актуально зеваки тоже расступились, освобождая людям в белых униформах проход.

Нозоми изо всех сил старалась привлекать меньше внимания, уподобляясь мыши.

Маса перебрасывался словами с одним из копов (видимо, старшим), ни на что не соглашаясь и вроде бы успешно сохраняя дистанцию (по крайней мере, в разговоре, свидетелей которого становилось всё больше и больше). Это хорошо. Можно договориться обо всём потом, и в суде тоже можно оспорить всё, если не заходить за рамки сейчас.

Нездоровое шевеление со стороны восьмого бюро женщине, конечно, не нравилось. Оно явно что-то значило, причём в невидимой отсюда плоскости.

Основное внимание при этом занимала дочь. Ю вроде бы даже вздохнула глубже только что, но в сознание не пришла.

Хоть бы с ней не что-то серьёзное.

Асаду-старшую очень тревожили китайцы, которые, волей последних изменений законодательства, получили возможности, ещё десять лет назад немыслимые. Плюс в их текущей недосказанности было что-то очень угрожающее; она не обманывалась демонстративной корректностью Вана.

Слишком много совпадений. И раньше не было ничего похожего.

Ладно, это всё — большая политика. О ней можно будет подумать не впопыхах.

Нозоми повторно попыталась вызвать внутренний интерфейс.

Тщетно. Ни юриста позвать, ни законность соблюсти, хоть бы и звонком в прокуратуру.

Интересно, сколько ещё не будет связи? До закона о региональном взаимодействии подобное ограничение гражданских прав было немыслимым, даже на считанные минуты.

А китайские сотрудники восьмёрки, с высоты её жизненного опыта, действовали однозначно скоординировано и по какой-то своей программе. Интересно, как так получилось, что в двух машинах не оказалось ни одного японца?

— Это пострадавшая? Быстро, какие жалобы? — Врачи, не чинясь, плюхнулись на колени прямо на асфальт перед дочерью и принялись разворачивать универсальный медицинский блок.

— Сперва её ударили в затылок, кулаком. Не могу утверждать наверняка, но, кажется, сам удар был нанесён под расширениями. — Нозоми старалась говорить как можно короче. — После удара она потеряла сознание и упала. В падении ударилась головой об бордюр.

— Так. Что за ерунда… — тот из врачей, который был ниже ростом, озадаченно уставился на абракадабру вместо голограммы, которую полагалось получить в исполнении медблока.

— Связь и нейро-функционал не работает! — быстро подсказала вдова. — Полиция же отключила всё, они предупреждали!

— Как надолго вырубили? — второй доктор обернулся к паре патрульных, которые всё ещё держали в руках таззеры. — Сколько сигнала не будет?

Хорошо хоть шокеры в руках офицеров были сейчас опущены.

— А? Что? — молодые копы даже не сразу поняли, что обращаются к ним.

— Как долго техника не будет работать?!

— Мы не знаем, — искренне удивились патрульные первого месяца после набора. — Это вон, вопрос к восьмерке, — кивок в сторону китайцев.

— Как долго не будет работать техника?! — невысокому врачу пришлось чуть повысить голос и привстать, чтобы завладеть вниманием, кого нужно.

— Мы работаем, — равнодушно пожал плечами Ван, ровно на секунду отвлекаясь от разговора. — Перенесите её во-он туда и там действуйте. Зона подавления должна заканчиваться примерно у коричневой стены, на границе тротуара. Плюс-минус. Какой-то просвет должен быть.

— Серьёзно? Человека с травматическим повреждением — перенести до того, будет сделана диагностика? — доктор сжал губы в узкую полоску. — И таскать вперёд-назад, пытаясь поймать сигнал? А если позвонок сломан?!

— Что предлагаете? — китаец словно не испытывал никаких эмоций, просто обсуждал заурядный рабочий момент.

Демонстрируя внешне максимум корректности к представителям смежной профессии.

— НЕМЕДЛЕННО сделать так, чтобы диагностическое оборудование заработало!

Между притормозивших прохожих-японцев, число которых достигло пары десятков, пробежал лёгкий ропот.

— Не учите меня делать мою работу. — Ровно выговорил слова хань. — Пожалуйста, занимайтесь своим делом и не отвлекайте других.

— А вы не мешайте мне делать мою! Так. — Врач встал с коленей и подошёл к полицейскому. — Вы здесь старший? Пожалуйста, представьтесь. Имя, звание должность?

***

Руру, оставшись на время без гаджетов из-за вырубленной связи, неожиданно поймала себя на совсем других ощущениях. Без нейростимуляции мысли формировали чуть иную общую картинку, что ли.

Неужели полицейский концентратор искажает эмоции? Похоже, как минимум частично снижает их амплитуду.

Хм. Сейчас светловолосый Асада уже не казался ей эдаким монстром. А коллеги из восьмого бюро, положа руку на сердце, вели себя далеко не безупречно, хотя и демонстрировали определённые рамки.

К сожалению, даже будучи служительницей закона, она оставалась ещё и японской женщиной.