В это же время подошел Первый Космический и в полном составе лег в дрейф вокруг Земли, не входя, впрочем, в огневое пространство Второго.

В беспечном, чистом и всегда таком безмятежно-голубом небе исконной планеты людей теперь маячили белесые треугольники боевых крейсеров — из-за огромных размеров их было видно с поверхности невооруженным взглядом. Словно какой-то неведомый титан запустил для развлечения сворку воздушных змеев. Молчаливое упорное движение силуэтов, которое в любую секунду могло обернуться смертоносным дождем. Электра своей властью запретила капитанам открывать пушечные порты, но страх, напряжение, гнев, горе — эти невысказанные чувства затапливали флот, отражались на лицах людей. У кого-нибудь могла дрогнуть рука, не выдержать нервы. Приказать физически заглушить реакторы орудий нельзя — Тарквинии порвут их сразу, в мелкие клочья, и сенат одобрит растерзание. Никакой трехдневный траур не спасет.

Что я наделала.

Кузен скинул ей в чип тезисы выступления, да что там тезисы, подробный текст — и Электра просто прочитала его на камеры, никак не интонируя, отстраненно и безразлично. Все было правильно. Гарантии того, что корабли Второго не совершат ни единого выстрела в сторону Земли. Обвинение сената в катастрофе на Луне. Обращение к семьям Флавиев и Аурелиев. Слова печали и сочувствия родителям Люция. Заверение в его невиновности. Обязательства дать по истечении трех дней отчет по существу дела. Что-то еще… профессионально было написано.

После того как на кораблях официально объявили траур и слепящие шарики софитов погасли, Электра, все еще сохраняя лицо, отпустила старших офицеров и удалилась в — теперь ее? — покои. Три дня забвения маячили впереди как самое сладкое избавление. Но вместо того чтобы вколоть себе еще успокоительного и лечь, она вернулась к дневникам Люция, мучительно пытаясь понять, где лежат корни беды, обрушившейся на них. На нее. Откуда взялась вторая криокапсула. Что, Гадес их всех прокляни, все-таки затеяли Тарквинии.

Не то что бы теперь это было важно. Но какая-то жажда внутри нее требовала доискаться истины.

Она читала сухие строчки личного журнала Люция, пытаясь сопоставить их с обвинениями, брошенными им Тарквиниям из лунной тюрьмы. Готовятся к перевороту или к войне… на это хорошо ложились ее сведения. Действительно, львиную долю энергетических излишков Тарквинии третий год методично закачивают в свои верфи. И уж не прогулочные катера они там монтируют. Само по себе не предосудительно, но спешка, тайна и засекреченный приказ об атаке на религиозный центр соседа? Считают, что готовы к войне, и пытались спровоцировать ее? Хотели замести компрометирующие следы? Или правда — укрепить оборону и отсрочить агрессию, разъединив противника? Как разобраться? Позвонить Гаю Августину Тарквинию и спросить лично?

Ладно, эта часть истории хотя бы лежит в плоскости понятной политической логики. Но как быть с упоминанием контактов третьего рода? Близких контактов. Это что — с инопланетянами что ли? И где, во имя праматери Геи, можно в досягаемой ойкумене отыскать хоть каких-то инопланетян? Ксеносы и сами не интересуются нами, и мы ими не чересчур.

В обозримом историческом прошлом Контакт случился лишь один, краткий и трагический. Во времена взрывного расширения ареала человечества один из ковчегов, еще доримский, распаковался для терраформирования планеты своего назначения в системе, уже занятой чужими. Как стало понятно впоследствии. Когда много позже с Палатина туда долетел «Энцелад», спасать было уже некого. Молодая колония, Алый Марсель, была уничтожена целиком. Сам «Энцелад» тоже погиб, а система была надолго закрыта для человечества. Реколонизировали ее существенно позднее…

С тех пор римляне не искали встреч с иными разумами, расценивая их как потенциальную угрозу и разумно наращивая вооружение. Космос бесконечен, за пределами нашего круга света есть свои чудовища, свои варвары, свои боги. Зачем они нам.

Неужто Тарквинии исследуют закрытые сектора? Очень затратно, очень рискованно, а выгода сомнительна. Довольно фантазировать.

Методично листая журнал, Электра снова дошла до файлов, объединенных в блок «Тайи». Теперь придется их изучить.

Кроме километров видео, здесь были какие-то технические отчеты и множество медицинских, подшитые документы за подписью Квинта Аурелия, вытащенные из большого информатория научные статьи — третья М-революция, преобразование суперсимметрии, непрямое детектирование t-частиц…

Она начала с лаконичной записи из корабельного бортжурнала.

12 июля 587 AR, пятый час сектора Стрельца, «Светоносный»

Отчет о происшествии

15-27 UTC корабельные системы уловили сигнал SOS.

15-50 UTC на борт принят гражданский шаттл межпланетного назначения, класс дельта, система «Эол», комплектация стандартная. Зафиксированы повреждения двигателя, потеря управления, нарушение работы навигационных систем. Пассажиры шаттла (трое) направлены на медосвидетельствование. Шаттл направлен в ремонтный док.

Внес в журнал: Квинт Аурелий, старший квестор комиции по надзору за социальными и алгоритмическими сбоями, легат альтус службы безопасности "Светоносного".

Далее был прикреплен отчет технической команды ремонтного дока. В поисках причин повреждений гражданский шаттл разобрали по винтикам. Выходило, что в результате короткого замыкания наглухо сгорел основной мозг эола: управление двигателями, навигация, связь, память — в общем, все. Останки шаттла анализировали всеми способами, включая зачем-то радиоуглеродный, но ничего неожиданного не обнаружили (а что искали?).

Электра уже зацепилась краем глаза за имя «Ллир» и слово «инопланетник» в списке файлов, но оставила это на сладкое и пока внимательно изучала документы по порядку. На снятых с шаттла пассажиров сразу натравили руфов, поэтому на очереди были медицинские отчеты.

Симон Апелей Тарквиний, 77 лет, здоров, индекс Рема ***. Зафиксировано перевозбуждение, рекомендована витаминизация.

Максиан Фуррий, 34 года, индекс Рема ***, состояние критическое, рекомендовано немедленное перемещение в госпиталь, под контроль специалиста-человека.

И третья запись. Имя не определяется, возраст не определяется, индекс Рема не определяется, признаки тяжелого поражения кровеносной системы, признаки тяжелого поражения нервной системы, признаки критического состояния, рекомендован госпиталь, рекомендован контроль специалиста-человека.

Первого потребовал к себе адмирал.

Второй был, судя по резюме специалиста-медика, так глубоко истощен и обезвожен, что сразу попал на аппараты в медблок. Впоследствии он очнулся, однако допросить его не удалось, все когнитивные тесты показывали тяжелое ментальное расстройство.

Он был совершенно невменяем. Для него пришлось оборудовать отдельную, с безопасной средой, палату в тюремном блоке. Корабельный госпиталь не был приспособлен для подобных случаев — склонность к психическим нарушениям редактировалась еще в утробе матери, поэтому римская военная медицина не слишком понимала, как помочь такому пациенту. Надо вернуть его на планету, подумала Электра.

Третьего касался следующий документ, неформальная записка. Люций счел нужным добавить ее сюда:

«Люц! Я разместил его в самой надежной из твоих гостевых кают, но продолжаю настаивать, что это категорически небезопасно. Он все еще без сознания, но это не повод так беспечно относиться к моим рекомендациям. Если не для протокола, то это просто кретинизм! Квинт, пока еще глава твоей безопасности».

Дальше шел список каких-то статей. Электра пробежала взглядом названия. Хорошо бы популярные, иначе образования не хватит понять суть — пока не ясно даже, к чему они здесь вообще. Дромотроны, черт подери, нарушение причинности, осцилляции хроночастиц.

Электра развернула вокруг себя сразу все логические вкладки блока и параллельно запустила видео. Вот он, Симон Тарквиний, пожилой уже римлянин с тонким умным лицом. Учился в физическом институте Сатурна Всепрощающего на Золотом Марселе, стажировался в лаборатории экспериментальной теории поля там же, потом много лет работы в прославленном Университете Граждан на Палатине и, наконец, своя лаборатория дома, на Земле. До встречи с адмиралом был, видимо, совершенно здоров.