— И зря, милая моя! Чем начинать подобный конфликт, лучше мы тихо постоим в стороне, позволим ему скомпрометировать себя по полной программе, а когдаон неминуемо где-то ошибется, культурно выйдем в чистых тогах и предъявим ему все, что только можно. А ты, милая племянница, тем временем повидаешься с женихом, придешь в себя.

— Но переворот?

— Не драматизируй, Электра. Скажешь тоже, переворот! Алгоритмы столетиями держат наше общество в полной устойчивости. — Похоже, то ли перепалка с Августой, то ли арманьяк несколько успокоили его. — Все эти резкие движения в политике — экстремальный спорт для взрослых. Ты же можешь погибнуть, прыгая со своих скал? Так и тут. Следует проявить осторожность и не бросаться под каток, раз уж Тарквиний решил разыграть партию с арестами и покушениями. Я сделаю пару звонков и дам тебе свою яхту, слетаешь на Луну.

— Что ж, свидание. — То, чего она и хотела. Электра поняла, что прямо сейчас большего не добьется, и благодарно кивнула. — Спасибо, дядя. Я смогу полететь немедленно?

— Если ты не хочешь отдохнуть…

— Я бы умылась и перекусила по дороге, больше мне ничего не нужно.

«Гестия» — красавица прогулочная яхта дяди Корнелия и тети Валерии — стояла на приколе на околоземной орбите, Электра поднялась туда на приписанном к «Светоносному» шаттле вместе с Фульком.

В который раз за пару дней она поразилась тому, как легко, оказывается, законопослушные граждане Рима обходят правила и слежку алгоритмов.

Десантный шаттл, который нес на себе очевидно небезобидные системы вооружения и был бронирован так, что его смело можно кидать в звезду, благополучно передавал позывные легкого прогулочного корвета Аурелиев. Он не вызвал никаких вопросов, стоя на одной из посадочных площадок жилой инсулы среди легких разноцветных флаеров, подобно броненосцу среди лодочек. Люди не обращали на него внимания, потому что «алгоритмы следят и не возражают, значит он должен тут быть», а алгоритмы теперь считали, что это сверхмалый планетарный корвет «Вента», и что ж такого.

Приверженной закону и порядку Электре все это было поперек сердца, но Люций! Неважно как, на Луну она попадет.

«Гестия» была предназначена для самостоятельных перелетов внутри Солнечной, а также имела все нужные системы и оборудование, чтобы присоединяться к кораблям большого тоннажа и путешествовать меж звезд с торговым или военным флотом. Чуть более роскошная и комфортная внутри, чем это считалось приличным среди патрициев, она явно была лелеемым любовным гнездом. Чета Флавиев, правившая Семьей, до сих пор обожала друг друга (тоже чуть сильнее, чем это было принято) и у них был целый выводок взрослых детей, а может уже и внуки, Электра точно не знала. Римляне детей заводили поздно, никак не раньше сорока, их собственный век был долгим и они сохраняли моложавую внешность и жажду жизни до самых преклонных лет.

Тетке Валерии уже за семьдесят — или восемьдесят? — и выглядит она как и положено римлянке в самом расцвете, статная, пышная, рыжеволосая, со сверкающими зелеными глазами, которые наверняка и сейчас могут вскружить голову какому-нибудь молоденькому курсанту летного училища. Если тот, конечно, не скончается от священного ужаса на месте!

А это, наверное, ее старший сын — высокий, темноволосый, с располагающей улыбкой на открытом смуглом лице, совсем не похожий своей бьющей через край витальностью на утонченного отца. Да еще в римской кожаной лорике, алом коротком плаще и с гребнястым шлемом подмышкой, рядом позирует такая же веселая и до ушей перемазанная глиной блондинка в доспехах и с коротким гладиусом в руке.

Должно быть, фотография времен службы в звездной системе Форпост, где издавна тренируются легионеры. Электра слышала, что они целый отдельный год проводят, изучая различные древние военные практики — ездят верхом, строят укрепления, прокладывают дороги и берут штурмом крепости, используя механизмы и оружие, которые были знакомы нашим далеким предкам.

Электра отложила семейный альбом, который листала, пока маленький круглый медицинский робот обследовал ее и, осторожно прикасаясь манипулятором, покрывал ссадины на ногах биоклеем.

Дядя слово сдержал — позвонил лично коменданту лунной крепости Дециме Флавии (семейное дело, как всегда), кратко переговорил с ней, и вот Электра, Фульк и его люди, десяток мрачных и с трудом скрывающих беспокойство легионеров из Люцевой cohorta Aurea летят на Луну, получив высокий приоритет смены орбиты, разрешение на посадку и встречу с высокопоставленным узником. Малака, страшно надувшегося и расстроенного, Фульк отправил с охраной в одну из гостевых кают и потом долго ворчал, как пес, из под носа у которого ускользнул слишком шустрый щенок.

Надо перестать трястись, сказала себе Электра. Ничего непоправимого пока не произошло, а что холодеет в носу и дрожь по спине — так последние два дня были беспокойными. Платье и туфли она по-быстрому сунула в чистку и сидела в одной из кают. Наверное, как раз в теткиной, судя по бесконечным шелковым халатам с оборками, раскиданным там и сям — яхта была частная и ни о какой флотской дисциплине и порядке не шло и речи. В ванной навалена косметика и флаконы с дорогими духами, всюду бесконечные рамки с электронными и даже бумажными фотографиями детей и родни.

Электра позаимствовала один халат, прикрыв горящие плечи, покрытые слоем заживляющего геля. Глупо кинулась сразу в полет, надо было хотя бы одежду нормальную напечатать. Ладно, времени не было. Вдруг бы дядя передумал. А если Люция убьют? Если уже убили.

Так.

Она прикрыла глаза. Потом, пошатываясь, встала — слишком длинный и широкий подол халата волочился за ней по полу — подошла к вычурному шкафчику рядом с кроватью, деревянному, резному, совсем не в привычном ей спартанском стиле, отыскала там протеиновый батончик.

Надо поесть, когда она в последний раз ела? В поместье Тарквиниев? Нет, там, кажется, не успела. Неудивительно, что мутит и кружится голова. Еще час полета, нужно перекусить, переодеться и привести себя в порядок. Хорошо хоть душ принять успела — пожалуйста, сзади через все плечо обнаружилась длинная царапина, веткой что ли хлестнуло. Ладно, переживу.

Электра заставила себя проглотить половину батончика, переоделась обратно в платье, чистое теперь, но все равно потрепанное, критически осмотрела себя в зеркале, подобрала волосы. Отличная парочка будет — жених с разбитой физиономией и невеста, похожая на драную кошку. А теперь обменяйтесь кольцами.

В обзорном иллюминаторе (на своих кораблях римляне любили наблюдать открытый космос, не пользуясь электроникой — знак технологического могущества) приближался серый диск Луны, испятнанный кратерами и разломами.

Где-то в районе моря Мечты укрыта могучая планетарная крепость, рубеж обороны Земли. Уже полтысячи лет мира — а может быть и больше, древняя история никогда Электру особо не интересовала — она целиком законсервирована и откроется, если Рим когда-нибудь снова начнет воевать. О ней все знают, но никто не видел — орудия расположены в кратерах и сейчас закрыты бронированными плитами, а все помещения, включая ангары для планетарных истребителей и бомбардировщиков, надежно скрыты под поверхностью спутника.

Говорят, гигантские крепости были выстроены, когда Рим возвращал свои утраченные во времена упадка колонии. В Солнечной их три: одна на орбите Марса, спутник Деймос, изрытый укреплениями и ощетинившийся сверхдальними пушками, вторая летела где-то в поясе Койпера, титаническая многокилометровая платформа с собственными межзвездными двигателями, а третья вот, «Щит Минервы». Электра вспомнила, как юный Люций рассказывал ей о системе обороны Солнечной, сверкая глазами и одновременно проводя маневр с обниманием за плечо (что, конечно же, бесило, про платформы было куда интереснее) и зябко передернула лопатками, хотя в каюте держалась предписанная температура.

Яхта уже вышла на окололунную орбиту, а она все стояла у иллюминатора, поддавшись невеселым воспоминаниям. Вот Люций ласково пытается удержать ее за колено, она помнит его нежные сильные пальцы. Только что они любили друг друга, укрывшись на теплом мелководье среди метелок рогоза и островков осоки — рядом с усадьбой Аурелиев на Марселе было лучшее в мире озеро. Электра со смехом выворачивается и прыгает в чистейшую воду, разлетаются брызги, маленькая заминка — и юноша ныряет следом. А потом, буквально через полчаса, безобразная ссора из-за пустяка, и они возвращаются домой порознь, каждый на своем цикле, и не разговаривают еще три дня, старательно изображая мир перед лицом родителей. А потом он залезает в окно ее спальни ночью, забирается в постель, закрывает рот поцелуем и бормочет — «молчи, не говори мне ничего, прошу».