С чувством глубокого внутреннего удовлетворения я отправился на обед.

В этот же день мы встретились с Николаем и Василием, и я сообщил, что забастовка отменяется, поскольку с директором вопрос улажен.

— Теперь остаётся ждать, — сказал я. — Посмотрим, действительно ли он сделает, что обещал, или просто треплет языком.

— Шутить изволите? — удивился Шереметьев. — Вы одни ходили к директору, тот выслушал вас и согласился не исключать разночинцев?

— «Доклады надзирателей и преподавателей находятся на рассмотрении педагогического совета, и наказания будут соответствовать нарушениям», — процитировал я директора. — Так он мне сказал.

— И как вам это удалось? — поинтересовался Василий.

— Это было несложно, — ответил я. — Просто надо знать подход к таким людям.

Интерлюдия 2. Александр Державин

Александр Даниилович подъехал к дому своего двоюродного брата и долго сидел в карете, стараясь понять, зачем он сюда явился. Упрекнуть Тимофея? Но помогут ли упрёки? Пригрозить? Чем? В суд с таким делом не пойдёшь.

Последние дни Александр Данилович места себе не находил от расстройства. Бывало вечерами расхаживал по кабинету, а то и выпивал больше нужного. Причиной же такому расстройству стал сын. Алексей сильно изменился с тех пор, как встал на ноги. Казалось, в тот день прежний Алексей умер, а его место занял кто-то другой. Он вёл себя временами очень странно, общался в иной манере, не помнил простых вещей, дерзил и своевольничал. Он откуда-то достал деньги и переехал из общежития на отдельную квартиру, даже не уведомив отца. Раньше Алексей так бы не поступил.

Прежний Алёша был добр, чуток и послушен, если не считать его выходки с воровством книг, и как любой отец, Александр Данилович любил сына, а если и был ним строг, то лишь ради воспитания, как Господь заповедовал. Но тот юноша, с которым Александр Данилович разговаривал, когда приехал на квартиру к Алексею, был кто угодно, но только не его сын.

Что же стало тому виной? Уж не старания ли человека, который внушал Алексею всевозможные глупые идеи, испортившие мальчика? Да, именно кузен и являлся причиной всех бед — в этом Александр Данилович даже не сомневался. И потому он приехал, чтобы высказать в лицо Тимофею все претензии, чтоб тот знал о плодах своих деяний.

Собравшись с мыслями, Александр Данилович вылез из кареты и поднялся по парадной лестнице на второй этаж. Позвонил в дверь. Открыла горничная. Александр Данилович поинтересовался, дома ли Тимофей Маркович, на что получил утвердительный ответ, и без вопросов был пущен в переднюю.

Тимофей встретил своего двоюродного брата в гостиной.

— Не ожидал тебя сегодня, Саша, — с гостеприимной улыбкой протянул руку Тимофей. — Но раз пришёл, располагайся. Всегда рад тебя видеть. Экая удача, что ужин у Успенских на завтра перенёсся. А то, боюсь, не застал бы ты меня.

Тимофей уселся в кресло, Александр Данилович — тоже. Он молчал, и на лице Тимофея отразилось недоумение.

— Ну так дело у тебя ко мне, али просто проведать решил? — спросил он. — Давай чай велю поставить. Что сидеть-то просто так? — Тимофей встал, чтобы взять с комода колокольчик.

— Не утруждай себя, — остановил его Александр Данилович. — Я ненадолго.

— Как знаешь. Но, прости, я никак не могу понять…

— Ты во всём виноват, — проговорил Александр Данилович. — Ты виноват в том, что стало с моим сыном.

Брови Тимофея поползли на лоб от удивления.

— Прости, но я не понимаю, о чём речь? Что случилось с Алексеем, и чем я провинился?

— Ты внушал моему сыну дурные идеи. Это испортило его. Он стал воровать мои книги и втайне изучать тёмную стихию. И вот, к чему это привело.

— Алексей сам излечил травму, из-за которой не мог ходить. Разве это плохо? Разве это не доказывает, что я был прав? Ты напрасно запрещаешь ему заниматься чарами. Нельзя хоронить талант.

— Он изменился с тех пор, — Александр Данилович задумчиво уставился в сторону. — Сильно изменился. Я не узнаю собственного сына. Он переехал на отдельную квартиру, не уведомив меня. Не ты ли дал ему взаймы денег? Он ведёт себя странно, не признаёт родительский авторитет, дерзит. Это не мой сын.

— Действительно, я заметил в нём некоторые перемены во время последней нашей беседы, но в его возрасте это нормально — Алексей взрослеет. И нет, денег я ему не давал и о переезде слышу впервые.

— Последней вашей встречи? Ты опять пригласил его к себе домой? И что же на этот раз внушил ему? Ослушаться родительского наказа?

— Саш, ты пойми, я не считаю правильным то, что ты делаешь. Ты губишь наш род, губишь талант, данный нам Господом, — с жаром проговорил Тимофей. — Если Алексей не овладеет заклинаниями, его потомки окажутся немощными. Ты готов смириться с этим? Я — нет. Талант у парня надо развивать. Ты ли этим займёшься или кто-то другой — не имеет значения.

— Как это понимать? Что ты собираешься делать?

— Добиться его перевода в первую гимназию в класс, где обучаются заклинатели тёмной стихии. Это сложно, но у меня есть нужные знакомства. Уверен, там ему будет лучше.

— Что ж, делай, что хочешь, Тимофей. После того, что произошло, он мне больше не сын.

— Напрасно ты так. Мальчику нужна отцовская поддержка. Да, у него в жизни трудный период. Взросление, ещё и эти проблемы со сверстниками, но…

— Не смей мне указывать, что я должен делать. Из-за тебя я лишился сына — из-за тебя и твоих глупых идей, которыми ты кормил его, — Александр Данилович говорил негромко, но в каждом его слове звучали боль и злоба.

— Ты сгущаешь краски, а твой тон слишком резок. Не смей меня обвинять в том, что я желаю блага твоему сыну и нашему роду. И не забывай, что ты у меня в гостях.

— Блага? Нет, брат, от тебя один вред. Ты лгал мне, ты предал меня.

— Довольно! — нахмурился Тимофей. — Ты перешёл черту. Я могу воспринять твои слова, как оскорбление.

— Ты — бесчестный человек, — Александр Данилович лишь ещё сильнее распалялся. — Ты убил моего сына. Я это так не оставлю.

— А это уже слишком. Покинь мой дом. Я не желаю выслушивать от тебя этот нелепый бред. Иначе я буду вынужден… — Тимофей остановился, словно понимая, что следующая фраза может стать роковыми.

— Что? Вызвать на дуэль? С радостью принимаю вызов. Завтра вечером пришлю секунданта, — Александр Данилович поднялся и быстрым шагом вышел из комнаты.

Внутри кипела злоба, но в то же время он чувствовал облегчение. Тимофей должен был поплатиться за содеянное — именно этого Александр Данилович и хотел.

На неделе я узнал о судьбе девятерых парней, которых собирались отчислить. Мы с Колей Шереметьевым снова пересеклись между уроками, и тот сообщил, что исключили только одного гимназиста, неоднократно пойманного на крамольных речах и богохульстве. Остальных наказали розгами.

Этому парню я сочувствовал, хоть не знал его и даже не видел ни разу, но сделать уже было ничего нельзя. В любом случае, мой разговор с директором возымел определённый эффект, и я теперь ощущал себя чуть ли не народным освободителем, избавителем от тирании и деспотии. Чувство было приятным.

Но последующее событие слегка подпортило мне настроение.

На большой перемене я вышел подышать свежим воздухом. На улице резко потеплело за эти дни, но за толстыми кирпичными стенами гимназии этого почти не чувствовалось. В коридорах и классах было довольно прохладно, да ещё и печи перестали топить.

Я стоял возле колонны, сунув руки в карманы брюк, как вдруг из дверей вышли два старшеклассника. В одном из них я узнал Петра Меньшиков — парня с ледяным взглядом.

— Добрый день, сударь, — произнёс он, подойдя ко мне.

— Добрый день, — я покосился на Меньшикова, ожидая подвоха.

Мы с ним иногда пересекались в коридорах, но он либо не обращал на меня внимания, либо, проходя, кидал презрительный взгляд. Но никогда не здоровался.

— Я слышал о ваших «подвигах», — последнее слово Меньшиков произнёс с сарказмом. — Не знаю, кому и что вы пытаетесь доказать своими выходками. Вам в любом случае никогда не стать вровень с истинными аристократами. Одной фамилии для этого мало. И если уж на то пошло, я считаю, исключать надо не только разночинцев, но и таких, как вы — немощных.