Снег бодро хрустел под ботинками, изо рта с каждым выдохом вырывалось облачко густого пара. Алексей торопился в общежитие. День сегодня выдался морозным; февраль, словно собрав последние силы, пытался остановить неминуемое наступление весны, но март уже был не за горами.

Алексей свернул с освещённой улицы, нырнул в подворотню и оказался в лабиринте дворов, где лишь одинокие лампы над дверьми подъездов разгоняли вечерний мрак, да тусклые пятна окон желтели во тьме хаотичной мозаикой.

Был девятый час, Алексей опаздывал. Парадный вход общежития закрывался в восемь, всех пришедших позже сторож отмечал на бумаге, и списки отдавал инспектору. За первое опоздание полагался выговор, следующие карались строже. Однако кроме парадного входа, имелся ещё и чёрный — через подсобку. Прислуга обычно так рано дверь не запирала, и сведущие гимназисты без проблем проникали внутрь, минуя сторожа. Истопник поворчит, бывало, но никому докладывать не станет — это не его обязанности. А дальше главное не попасться дежурному надзирателю, который мог бродить по коридору. Алексей тоже знал о таком способе попасть в общежитие и теперь торопливо шагал по утоптанной дорожке к чёрному входу, надеясь, что тот ещё открыт.

Сунув руки в карманы шинели, Алексей сжимал подмышкой увесистый том в потёртом коричневом переплёте. Это была очень старая книга — одно из первых изданий последней версии «Руководства…», вышедшей около полувека назад. Книгу эту одолжил двоюродный дядя, Тимофей Маркович, дабы Алексей развивал свой талант. И Алексей развивал его, выискивая в плотном учебном графике свободные минуты, чтобы постигать искусство владения магией тёмной стихии. Сегодня, в этот морозный воскресный день, он даже поехал за город, дабы в уединении попрактиковаться в заклинаниях. Данное обстоятельство и стало причиной досадной задержки.

Вот только все старания казались напрасными: у Алексея мало что получилось, прогресса не было. Последние несколько поколений в семействе Державиных рождались довольно слабые заклинатели, и Алексей не стал исключением. Мысль эта печалила его, он хотел быть сильнее, но магия не поддавалась его воле — даже те техники, которыми испокон веков владел род Державиных.

Алексей прошёл мимо арки с глухими железными воротами, ведущими во двор гимназии, и обогнул двухэтажную пристройку. Впереди замаячил тусклый фонарь чёрного входа.

Впрочем, Алексей оказался не единственным, кто сегодня околачивался на улице позже положенного часа. На дорожке стояли три человеческие фигуры, едва выделяющиеся в ночном мраке. Мечущиеся во тьме огоньки сигарет говорили о том, что эта троица — гимназисты, выбежавшие покурить перед отбоем. Значит, служебный вход ещё открыт. Алексей прибавил шагу, ему хотелось поскорее окунуться в тепло натопленного помещения.

Когда подошёл ближе, он узнал куривших. Самого крупного звали Евгений Гуссаковский, он являлся выходцем из старого, но довольно бедного дворянского семейства. Это был здоровый белобрысый увалень восемнадцати лет от роду, с физиономией, лишённой какого-либо благородства в облике. Его подбородок и левую щёку обезображивали шрамы от ожога — последствия магической дуэли. Ходили слухи, что в прошлом году Гуссаковский вызвал на поединок сильного заклинателя из юнкеров, итогом их схватки стали отметины на лице гимназиста. Так же поговаривали, будто он и прежде участвовал в дуэлях, и Алексей не понимал, почему Гуссаковского в таком случае ещё не турнули из гимназии, ведь дуэли среди учеников были запрещены.

Рядом с Гуссаковским стоял Илья Сидоровский — высокий парень с длинным угловатым лицом и глазами навыкате. Этот являлся дворянином в третьем поколении, но представители старой аристократии таких не считали равными себе. Ведь что за дворянин, коли его прадед землю пахал? Ещё и провинциал: откуда-то из Новгородской губернии. Дед Сидоровского участвовал в прошлой русско-турецкой войне, дослужился до генерала, за что и получил наследственное дворянство, а сам Илья оказался довольно сильным заклинателям: учился в шестом классе, а уже имел степень магистра третьего ранга по технике камня.

Гуссаковский имел степень специалиста, а Алексей являлся всего лишь послушником второго ранга, хотя в пятом классе полагалось быть, минимум, послушником первого.

Фамилию третьего гимназиста Алексей не знал, но этого коренастого малого он постоянно видел в компании с Гуссаковским и Сидоровским. Все они учились в одном классе.

От этой троицы ничего хорошего ждать не следовало: манеры и поведение парней не отличались благородством, и Алексей избегал встречи с ними, опасаясь нелицеприятных слов в свой адрес. После того как кто-то пустил гнусный слух, будто Алексей не явился на дуэль с Петром Меньшиковым, такие вещи стали повторяться довольно часто.

Конечно, в некоторой степени это являлось правдой, Алексей действительно не явился на дуэль с Меньшиковым. Вот только причиной тому явились обстоятельства непреодолимой силы: кто-то донёс инспектору о готовящемся поединке, и инспектор не позволил Алексею в тот день покинуть общежитие. Сергей Галатов, который был у него секундантом, мог подтвердить, что всё произошло именно так, однако кто-то распустил сплетни, якобы Алексей испугался поединка, и теперь было сложно доказать обратное.

Алексей и прежде слыл человеком мягким, а с тех пор и вовсе половина гимназии стал считать его трусом. Есть ли для дворянина позор страшнее?

Натянув фуражку на лоб, Алексей попытался побыстрее пройти мимо шестиклассников, надеясь, что его не узнают.

— Опаздываете, сударь? — Гуссаковский всё же обратился к нему. — Поторапливайтесь, а то дверь затворят.

— Благодарю вас, — ответил Алексей и зашагал дальше, желая избежать общения с неприятными ему людьми. Но не тут-то было.

— Позвольте задать вам один вопрос, прежде чем вы продолжите путь, — произнёс Гуссаковский, и Алексею пришлось остановиться. — Мы с друзьями затеяли спор, и только вы можете уладить наши разногласия. Помогите, будьте любезны.

— С удовольствием помогу, — Алексей обернулся к трём приятелям, чувствуя, что ничего хорошего дальше не последует.

— Скажите, милостивый сударь, — в голосе Гуссаковского чувствовалась насмешка. — Если я назову вас трусом, вы бросите мне вызов или проглотите с покорностью лакея, как и все предыдущие оскорбления?

Алексей поджал губы. Гуссаковский снова принялся донимать его. День и так не задался, а теперь ещё приходилось терпеть насмешки этих грубиянов.

— Я с радостью бросил бы вам вызов, если б дуэли не были запрещены, — ответил Алексей, пытаясь с достоинством выйти из сложившейся ситуации, но в то же время понимая, сколь жалкими выглядят эти попытки.

Алексей боялся, но боялся он не столько поединка, сколько его последствий. Он прекрасно знал, что на этот раз выговором не отделается. Гуссаковскому, может, и сойдёт всё с рук, Алексею же — нет. Исключение из гимназии — наиболее вероятный исход, ожидавший его в том случае, если до директора дойдёт весть о новой драке. А если исключат из гимназии для заклинателей, то почти наверняка отправят в солдаты — таков порядок, который уже лет двести довлел над учащимися специальных учебных заведений. Но был и ещё один страх: Алексей боялся подвести отца, не оправдать возложенных родителем надежд и опозорить семью.

— Вы говорите о запретах, прикрывая вашу трусость, сударь? — Гуссаковский не унимался, продолжая колоть в самое больное место.

На этот раз он перешёл все границы, такое стерпеть было нельзя. Если не ответить — станет только хуже, Гуссаковский позаботится о том, чтобы Алексея к концу учебного года начала презирать все гимназия. Требовалось что-то предпринять и немедленно.

Обретя решимость, Алексей подошёл к обидчику и отвесил пощёчину. Теперь дороги назад нет, дуэли не избежать.

Гуссаковский потёр щёку, ухмыльнулся и сделал то, что Алексей никак не ожидал. Вместо того чтобы вызвать на дуэль, он двинул Алексею в живот своим широким кулаком.