Мне в последнее время бывает сложно воспринимать его юмор. То ли он шутить разучился, то ли у меня расшатались нервы перед экзаменами, но я такого не понимаю. На прошлой неделе заговорили с ним о Шевченко, патриотизме и об истории Украины в целом. О том, что мои знания в этой области практически нулевые, ты знаешь, мы их с тобой вместе мимо ушей пропускали. Пыталась ему объяснить, что в нашем городе украинских школ было только две из шестнадцати, и я училась в русской. И интереса, а тем более любви к нашей истории там не взращивали. Может сейчас это по-другому, но, когда мы пошли в школу, советское наследие было еще буквально за плечом, и в школах не успело что-то поменяться. Считаю, что претензии по этому поводу нужно высказывать не мне, а Ленину, например. Даром он что ли в мавзолее почивает?

Но Алик не слушал, начал спрашивать про каких-то гетманов, кого из них я знаю. Когда выяснилось, что никого не знаю, начал издеваться:

– Как же, нашей принцессе в школе не рассказали… А сама не могла прочитать?!

После этого спора, как только я говорю что-то недостаточно разумное с его точки зрения, он начинает поглаживать меня по голове и приговаривать:

– Бедненькая, бедненькая наша Принцесса-даун.

Это вроде как шутка, потому что он начинает хохотать, но мне почему-то не весело.

Та ну, это все экзамены. Я просто устала, перенервничала и хочу Новый Год. Чтобы уже были известны результаты, и чтобы меня не выгнали. Перед сном хуже всего. Как представлю, звонить родителям и сообщать, что исключили – страх стискивает горло, не вдохнуть. Со следующего семестра все начну сначала. Не буду запускать учебу, брошу курить и все будет хорошо.

Из-за сигарет, кстати, тоже ругались. Сам курит, а меня заставляет бросать. Когда я отмахиваюсь, начинает говорить ужасные вещи. Один раз сказал: "Давай, кури, посильнее затягивайся – будешь рожать уродов". Я от ужаса начала на него криком кричать. Такого он больше не говорил, но все равно цепляется. На самом деле он прав, конечно, я и сама понимаю, что нужно бросать.

Ладно, раз уж начала жаловаться, то до конца.

Живем мы в основном у Алика в комнате, изредка у меня ночуем, но в любом случае вместе. Только на период месячных он меня выгоняет. У него прям какая-то непереносимость. И я сейчас не про секс. Даже просто спать рядом он не может, потому что "мерзость", "гадость" и тому подобное. Это вообще нормальное отношение? Никогда от других парней подобного не слышала, но мы с ними как-то и не обсуждали эту тему – вместе же не жили. А тут такое… Может все парни так на них реагируют? Не знаю, но очень неприятно. Ощущение такое, будто я становлюсь чем-то грязным. Обнимешь – потом не отмоешься.

Так все, хватит, в таком состоянии больше никаких писем, а то ты решишь, что у нас тут ужас что творится, а это не так. Он любит меня, это во всем проявляется. В первое время очень переживал, что для меня это все не серьезно, со временем успокоился. Он – тот человек, которого я всегда ждала. Тот, с которым хочется быть до конца жизни. Я или люблю его так, что хочется зацеловать, втереться в него каждой клеточкой, или злюсь до бешенства, в пепел бы обратила собственноручно. Но безразлично никогда не бывает. Именно такой я и представляла любовь. И я счастлива, что это наконец-то есть в моей жизни.

Черновик сохранен

Алоха тебе с северных земель!

Так в Киев я еще не возвращалась. Сейчас расскажу. Это что-то.

Приехала восьмого января в шесть сорок утра. Двенадцать часов тряслась в автобусе со сломанным кондиционером. Пардон, почти сломанным, в нем оставалось два рабочих режима – выключен и жара адская. Восемьдесят процентов времени мы ехали во втором режиме, а когда переключались на первый, через пять минут становилось так холодно, что аж живот начинал болеть.

Не спала всю ночь, ноги отекли, сапоги застегнуть не смогла. Дергала, дергала змейку целый час – ни в какую. За окном уже автовокзал, люди выходят, пошла и я, как есть. Сапоги высокие, болтаются во все стороны, я о них спотыкаюсь. Вылезла на платформу, забрала багаж и стою, пытаюсь сообразить, как быть.

До маршрутки идти всего минут пятнадцать. Но с чемоданом, сумками и расстегнутыми сапогами, я бы по пути убилась. Видимо, вид у меня был совершенно потерянный, потому что подошел наш водитель и предложил помощь. Совместными усилиями мы одолели змейки. Чудо, что они не лопнули.

Ощущение не из приятных, скажу тебе. Напомнило, как я на первом курсе распухла от новой майонезно-батонной общаговской диеты. Хахах, никогда себя еще такой не видела! Так мечтала в детстве быть хоть немного полнее, что только не делала, а тут раз и вываливаюсь из всей одежды. Подозреваю, что это какой-то особый ритуал посвящения в студенты. Или вирус, который живет в общежитиях и поражает всех новоиспеченных студенточек без разбора. Это происходило повально со всеми моими соседками, как ветрянка или вши в младших классах школы. Причем, через полгода-год все мы без особого труда возвращались к своему прежнему весу. Почти все, я себе все-таки несколько килограммчиков оставила, чтобы перестать греметь костями при ходьбе.

Так вот, тогда тоже был момент, когда я с первым снегом достала зимние сапоги из чемодана и не смогла их застегнуть. Весами мы тогда еще не разжились, но я и без них знала, что за три месяца безбожно разрослась.

Но сейчас такого подвоха от своих ног я не ожидала.

В общагу тащилась бесконечно долго. Чемодан хоть катить можно, а вот сумка с продуктами… Мама с бабушкой собирали с ее любовью, от души. Маршруток было мало, повсюду сугробы, в период праздников желающих разгребать их не нашлось.

Я считала шаги от конечной остановки до общежития и мечтала о том, как приду, завалюсь в свою кроватку и никуда из нее не вылезу до десятого числа, пока Алик не приедет. Буду только включать фильмы один за другим и потягивать из холодильника праздничную еду.

С этими сладкими мыслями я дотянула себя и поклажу до родного девятого этажа, открыла дверь в комнату и чуть не рухнула без сознания.

Страшная вонь. Страшная, страшная вонь, страшнее я еще не чувствовала. В комнате как будто что-то вонючее сдохло и еще больше завонялось. Как выяснилось, вонял холодильник, едким смрадом разложившейся органики.

Я вышла из комнаты. Очень хотелось просто уйти куда-нибудь подальше, но идти было некуда. Выкурила на кухне несколько сигарет и пошла обратно.

Не знаю, кто из девочек уезжал последней, но безопасности ради, кто-то из них вытянул из розеток все удлинители. Их у нас по комнате раскинулась целая сеть. Где что подключено уже никто не разберет, но в один из тройников был включен и холодильник.

За две недели нашего отсутствия петух, которого бабушка отправила мне перед Новым Годом, и которого я так и не приготовила, сдох еще как минимум раза четыре.

Вынесла эту пакость на общую кухню и швырнула в мусорку. Сразу передумала – через десять минут тут завонялось бы все. Вытащила из мусорки. Не понятно было, куда это девать. Вышла на балкон. Далеко внизу виднелись три квадрата мусорных контейнеров. Вытянула руки, прицелилась и отпустила птицу в ее первый и последний полет. Попала идеально в крайний левый бак. Как будто всю жизнь только тем и занималась, что с верхотуры швырялась гнилым мясом.

Комната стояла нараспашку, ледяной сквозняк вонял тухлятиной. Мечта о кроватке, одеялке и сне до десятого числа не стала ближе. Нужно было избавляться от холодильника. Надеюсь, ты не спросишь, как я в одиночку вытащила его из комнаты, протащила через весь блок и запихнула в умывалку. Не спрашивай, потому что я не знаю, как сделала это.