— Я тоже рад тебе, Юстас. Дядя, тётя, здравствуйте, все там собрались, вы как раз вовремя, — с каждым словом теряя всякое желание что-то говорить этим людям, ведь его не слушали, пробубнил Эдмунд, но все внимание гостей уже было переключено на подоспевшую мать. — Сейчас вернусь.
Запахнув пальто, он мигом выскочил из квартиры, оказавшись на свободе, тяжело вздохнул, приложившись затылком к холодной каменной стене.
Почему все так паршиво? — вопрос, обращенный ни к самому себе, ни к кому-либо, просто повисший в воздухе, эхом отразившийся от пожелтевших от времени стен подъезда и так и оставшийся там.
Эдмунд вышел на улицу, пока никто не спохватился и не решил преследовать его. Больше всего он не любил, когда к нему лезут в душу. На улице стоял май, но послевоенный Лондон выглядел так, словно готовился умереть: ни зеленеющей травки под ногами, ни голубого неба над головой. Лишь тянущиеся вдаль автострады, бесцветные дома, громоздившиеся друг на друга, выхлопы машин и фабрик, и суета, бесконечная суета, за которой скрывалось одиночество и отчуждение от всех и всего.
Нацепив поудобнее клетчатый берет, серый под стать цветовой гамме города, Эдмунд бесцельно направился вдоль улиц.
Да, черт возьми. Ему хочется обратно. Ему хочется в Нарнию. Ему хочется к н е м у. Он ещё столько всего не успел сделать, столько всего не успел сказать, и это мучило его. Аслану никто не мог сказать «нет», и Эд тоже не смог, хотя душа его разрывалась на части, каждой ее частичкой хотелось кричать о том, как хотелось бы остаться в стране волшебства и чудес. Будь Лев здесь, он бы обязательно помог потерявшемуся мальчишке наконец обрести равновесие с самим собой, вновь направил бы его на верный путь, как тогда, много лет назад.
Эдмунд нуждался в своем королевстве и в своем короле, он знал это наверняка. Но не знал, нуждались ли они в нем.
Озарение выбило из него весь дух. Эд так яростно желал вернуться назад, но что, если теперь он не нужен ни Нарнии, ни Аслану, ни Каспиану? Он там король, эта страна принадлежит ему. Каспиан много лет справлялся и без него, Эдмунда, разве что-то могло измениться? Почему теперь Певенси ощущает себя сломанной куклой?
Никогда ещё Эдмунд не желал стереть себе память, как сейчас. Забыть про Нарнию и про все, что напоминало о ней. Уйдя в глубоко в свои мысли, запутавшись в них, споткнувшись о внезапно открывшуюся для него правду из немногих возможных, Эдмунд совсем перестал следить за тем, что происходит вокруг него з д е с ь, в реальности.
Он сделал пару шагов вперед, желая перейти на другую сторону дороги в положенном месте, как ему казалось, но вдруг до ушей донесся свист приближающихся колес.
За некоторые ошибки приходится платить слишком высокую цену.
========== Глава 3 ==========
О Господи, Вы что наделали? Я не видел его, он вообще выскочил неожиданно, я пытался затормозить. Очнись, очнись, пожалуйста! Позовите помощь! Он дышит? Ищите родственников! Как жаль его, такой молодой. Разойдитесь все, мы увозим его. Разъезжают тут всякие, тьфу. Милая, не смотри, тут страшно, пойдём скорее домой, мальчику плохо, его сейчас заберут и будут лечить. Ну что ты, не плачь, не плачь, доченька! Ой, а крови тут, как будто поножовщина. Точно проклятый перекресток, на прошлой неделе тут этого, Никерсона, сбили, с переломанными рёбрами в больнице лежит. А мог бы уже гнить в земле-матушке, червей кормить. Ох, говорю я вам, не к добру это все, помяните мое слово.
Эдмунд резко распахнул глаза и вскочил, тяжело дыша, но тут же сложился пополам от внезапной боли, будто острием стрелы вонзившейся ему прямо в голову. Лихорадочно он потрогал макушку рукой, взмокшие волосы послушно заструились сквозь пальцы, однако не нащупал ни раны, ни следов крови. Странно, ведь удар пришёлся прямиком по голове.
Он помнил, что попал под машину. Отвратительное ощущение липкого ужаса, охватившего его в тот момент, когда машина с огромными, будто глаза чудища, фарами возникла прямо перед ним, вновь завладело его воспаленным сознанием. Дыхание сперло, конечности охватила судорога, он закашлялся, и его едва не стошнило.
Эдмунд тупо уставился на свои ладони, когда наваждение спало — их била мелкая дрожь. Казалось, что все вокруг нереально, призрачно, как будто он был тут не к месту, как одуванчик среди петуний.
Очнувшись от анабиоза, юноша наконец пришёл в себя и осмотрелся. Вместо ожидаемой койки и ненавистного белого потолка их лондонской больницы он увидел над головой небо, своей синевой даже слепившее глаза. В Лондоне никогда не бывало настолько голубого неба. И такой шелковистой мягкой травы, которую он нащупал, тоже не бывало.
Эдмунд огляделся и потерял дар речи. Вокруг простирались цветущие луга, залитые солнечным светом и щетинившиеся каменными глыбами, где-то недалеко извивалась змеёй река, а позади него безмолвно стоял сосновый лес.
Это было похоже на сновидение.
— Где я? — вырвалось у Эдмунда вслух, хотя ответ на вопрос напрашивался сам собой. Это было чистой воды безумием.
Он… в Нарнии?
Это не укладывалось в голове. Такого просто не могло быть, но тем не менее, ни в одном месте Англии (как будто он бывал во многих), Эдмунд не видел ничего, что могло бы сравниться с Нарнией в хоть каком смысле. Их реальность была слишком неидеальной, испорченной, природа их мира была изувечена, и уже ничто не могло спасти её, потому что спасать почти нечего. С Нарнией все иначе, и одна из его обязанностей как короля — это сохранение её флоры и фауны, достижение гармонии между ними и человеком.
Эдмунд повалился на землю и закрыл глаза рукой, трава приятно защекотала его лицо. От пережитого диссонанса — шок и ужас слишком резко переменились упоением и счастьем — он вдруг почувствовал неподъемную усталость, будто он много часов подряд сражался на мечах.
Кажется, Аслан снова спас его?
Когда Великий Лев однажды сказал им те самые роковые слова: «Вы никогда больше не вернётесь в Нарнию», то Эдмунд на себе ощутил, что чувствуют заключённые, приговоренные к гильотине. Как бы сильно он не отрицал это, все же юноша понимал, что эпоха четырех Королей и Королев подошла к концу, и им пора научиться жить в их реальном мире. Трудно наслаждаться обычной жизнью после того, как ты правил сказочной страной пятнадцать лет.
Но несмотря на все эти обстоятельства, пророчества, сентенции Аслана, Эд все еще таил надежду однажды снова вернуться. И теперь он снова в Нарнии. Каждый раз, когда Эдмунд попадал сюда, он был здесь нужен, значит, сейчас вновь пробил его час. Значит, Нарния все-таки нуждалась в нем. Каспиан нуждался в нем.
От этой мысли сердце заерзало в грудной клетке, а душу обнял приятный штиль, впервые за много месяцев. Наконец-то Эдмунд снова встретится с ним. Он ждал этого чертов год. Но если время в Нарнии течёт по-другому, сколько лет прошло здесь? Пять? Десять? Сотня? Эдмунд подумал, что не хочет знать ответ на этот вопрос. Предвкушение столь желанной встречи теперь занимало все его мысли, и он не мог позволить ничему очернить его эйфорию. Каспиан дождётся его, по-другому просто не могло быть, он чувствовал это.
Эдмунд собрался с духом и встал на ноги, хотя это стоило немалых усилий — по голове ему прилетело неслабо. Теперь его посетил вполне резонный вопрос, что ему, собственно, делать дальше? Земли едва ли знакомы, а у юноши не было при себе даже меча, не то что боевой амуниции — лишь пыльное от падения пальто не по размеру да рваные брюки.
Прежде, чем он сумел что-то предпринять, из-за холма показался всадник, а потом ещё и ещё, и горизонт, как волной, накрыло строем воинов верхом на лошадях. Эдмунд не был уверен, было ли это войско короля, потому подорвался с места и начал отступать прямиком в бор, и вся линия построения хлынула вперёд с боевым кличем. Вот теперь все сомнения развелись, это абсолютно точно были враги.
— Проклятье, — продираясь сквозь чащу, сдирая кожу, спотыкаясь и попутно выплёвывая ругательства, Эдмунд подумал, что ему чертовски повезло. Сначала повезло попасть в Нарнию, а в скором времени повезёт угодить в плен.
