— Я должен признаться тебе в своих чувствах. Сейчас, пока между нами снова не встала какая-нибудь моя сестра.
Та ночь навсегда повернула их отношения — крепкой дружбе пришёл конец, но ни один из них об этом не жалел. Каспиан часто вспоминал, как после тех слов и его собственного «между нами никто и никогда не сможет встать» они впервые потянулись друг к другу. Поцелуй с Эдмундом получился не менее неловким, чем когда-то со Сьюзан, но Каспиан их вовсе не сравнивал — это были совсем разные ощущения. Земля и небо. Только теперь он понял, почему влюблённые всегда стремятся касаться друг друга — когда Эд отстранился, Каспиан почувствовал себя капризным ребёнком, у которого забрали новую красивую игрушку.
— Ты уходишь? — Каспиан приподнялся на локтях.
— Только чтобы остаться с тобой, — усмехнулся Эд, возвращаясь со своей подушкой в руках.
Это была первая ночь, когда они уснули в обнимку друг с другом; сколько их ещё было на «Покорителе Зари»? Каспиан потерял им счёт, потому что засыпать, уткнувшись в тёмные взлохмаченные волосы Эдмунда, стало для него привычкой. Ещё никогда его так не радовал собственный авторитет: члены экипажа не смели заходить к нему без стука, поэтому никто не мог знать, что происходило за закрытыми дверями королевской каюты. Даже проницательная Люси и мечтающий набрать как можно больше компромата на родственников Юстас ни о чём не догадывались — на людях Каспиан и Эдмунд вели себя как обычно, ничем не выдавая своих чувств. Конечно, порой Каспиан невзначай хлопал Эдмунда по плечу или смотрел на него дольше положенного, но никто не осознавал, какую бурю приносили обоим эти вполне себе дружеские жесты.
Каспиан прошёлся по комнате, остановившись возле золотого барельефа, изображающего голову льва, распахнувшего пасть в беззвучном рыке. Аслан… Каспиан всегда уважал таинственного и могущественного хранителя Нарнии и верил в его великодушие. Именно поэтому, когда путешествие подошло к концу, он был уверен, что Великий Лев разрешит Эдмунду остаться, когда узнает. Но, прибыв к границе страны Аслана, Каспиан увидел в его глазах то, чего больше всего на свете боялся — отказ, что потом подтвердилось и на словах. Эдмунд должен был вернуться домой вместе с сестрой и кузеном, и решение Аслана не оспаривалось. Каспиан обнял Люси и распрощался с Юстасом — и всё для того, чтобы отсрочить момент расставания. Он помнил, как Эдмунд, уже особо и не таясь, бросился к нему и прижал к себе со всей силой, не желая отпускать. И «мы ещё встретимся», брошенное Каспианом, не смогло утешить ни одного, ни другого, ведь оба понимали, что это не так. Когда открылся портал, Каспиан отвернулся, не в силах смотреть, как единственный, кого он искренне любил, покидает его навсегда.
Возможно, именно тогда Каспиан впервые усомнился в правильности решений Аслана — наверное, поэтому с тех пор хранитель Нарнии ему больше не являлся. Каспиан знал, что не может не верить создателю вверенного ему мира, но сердце, помнящее разбившуюся надежду на вечное счастье, отказывалось прощать того, на кого не имело права обижаться. Каспиан погладил золотую гриву: быть может, факт, что такие барельефы украшали самые важные места Кэр-Параваля, значил, что он всё-таки не до конца утратил веру? Может, именно поэтому Аслан до сих пор его не наказал? Ведь было, за что: истинный король не должен жить прошлым, а Каспиан каждый день всей душой стремился к тем дням, которые давным-давно остались позади.
Лучше бы ему забыть, но разве можно выбросить из головы свою первую и единственную любовь? Вот и теперь, когда началось восстание, Каспиан день за днём ждал, что вот-вот порог Кэр-Параваля переступит кто-нибудь из носителей фамилии Певенси. Тщетно. Приказы Аслана не нарушаются — важный урок, который должен усвоить каждый нарниец. Каспиану пора отпустить прошлое. Тогда, на берегу, когда портал закрылся, Великий Лев сказал ему одну-единственную фразу: «Так и должно быть».
Аслан всегда прав: быть может, и на этот раз?..
Стук в дверь выдернул Каспиана из размышлений о прошлом.
— Войдите! — крикнул он; в приоткрывшуюся дверь тут же скользнул советник.
— Ваше величество, — лорд Амик поклонился, — прибыли вести от разведчиков. Армия повстанцев со дня на день будет в Кэр-Паравале. Прикажете подготовить войско?
— Я сам прикажу, — решительно заявил Каспиан. — Подготовьте лучше гонца — я ещё отправлю письмо в наш легион, пусть выдвигаются. Я скоро спущусь к солдатам.
— Мы все ждём ваших приказов, — советник покинул покои, но Каспиан не спешил следовать его примеру. Вместо этого он подошёл к большому зеркалу, висящему на другой стороне комнаты.
— Они не вернутся, — решительно, почти сорванным голосом отрезал он, глядя на своё отражение. Выглядел он нелепо — растерянные глаза ребёнка на уже взрослом лице. — Он не вернётся, — уже тише добавил Каспиан. Он хотел заставить себя поверить в это, пусть и знал, как тщетны эти попытки — всё равно он никогда не сможет смириться с тем, что больше не увидит своих друзей. Не увидит Эдмунда. Когда-то его учили, что вера — самая могущественная сила, которой только может обладать человек. Вот только теперь она безжалостно разбивалась об осознание страшной правды.
Отвернувшись, Каспиан быстро покинул комнату и зашагал по коридору, пока у него в голове набатом била одна и та же мысль.
Эдмунд больше никогда не вернётся в Нарнию.
Ты больше никогда не будешь счастлив.
========== Глава 2 ==========
В доме Певенси был самый настоящий праздник. Довольно скромный, но по-семейному уютный, убаюкивающий негромкими разговорами близких между собой. Впервые за много месяцев они собрались все вместе за одним столом, мать не умолкала ни на секунду, ударяясь в воспоминания и всякие слезливые истории о том, как Питер доставал всех сказками про рыцарей, как Сьюзен сшила свое первое платьице, как Люси притащила в дом бездомную кошку, как Эдмунд подрался с дворовыми ребятами и порвал свои единственные приличные брюки.
О последнем можно было и умолчать.
Питер и Сьюзан уже давно жили и учились в США, можно сказать, что им повезло. В стране была тотальная бедность и разруха, но этим двоим удалось вытянуть счастливый билет в свою счастливую жизнь. Все это время от них не было почти никаких новостей, но когда мама узнала, что её старшие дети наконец приедут обратно в Англию, то обрадовалась даже больше, чем победе над нацистской Германией. Её муж с войны не вернулся, пусть она ждала его как никого другого, пусть контуженного, раненого, без руки или ноги, но главное — живого. Но чуда не случилось. Последним напоминанием о нем был портрет, перевязанный чёрной лентой. Мать все время приговаривала, что он бы гордился своими детьми, и в это Эдмунду хотелось верить.
Стол был по-праздничному украшен всевозможными блюдами, кропотливо приготовленными умелыми руками матушки и Люси. Эдмунд без особого энтузиазма ковырялся вилкой в пироге, подперев ладонью щеку и слушая вполуха неумолкающие в комнате разговоры.
— Ньюарк замечательный город, — мечтательно рассказывала Сьюзан об Америке, кладя в рот очередную порцию своего любимого вишневого крамбла. — Прямо через пару улиц от дома семьи мистера Роджера, у которого мы живём, находится Ньюаркский музей, представляете?
— Мы с Сьюзан посетили все достопримечательности в округе, мистер Роджер сводил нас. Он очень любезный человек, к тому же доктор наук, — вставил Питер торжественно, пока вся семья жадно ловила каждое слово.
Эдмунд горько усмехнулся. В реноме этого глубокоуважаемого мистера он не сомневался, его больше удручало то, с каким восхищением Питер и Сьюзан рассказывали о своей жизни в Америке. Потому что в Лондоне в паре кварталов от их дома не было никаких музеев, а лишь стертые в пыль дома, покрошенное стекло, поломанная сталь — уродливый шрам от войны, который навсегда наложился на лик столицы. А ещё было очень много бездомных и бедных.
А ведь когда-то они с таким же благоговейным восторгом говорили о Нарнии, и от этой мысли на душе стало совсем паршиво.
