И не грустен, и не весел, и гораздо стал нежней,
Не поёт хвалебных песен о зазнобушке своей.
В доме не видать афишки, где была та егоза,
Вместо Ксюшки-то сынишка вдруг целует образа
Симпатичненьких мальчишек. Как девчонка будто сам,
Накупил бесстыжих книжек и читает этот срам.
Матушка (растерянно бормочет):
Губы красит, ногти пилит и глаза себе подвёл.
А скажи-ка ты, кормилец, куда денежки увёл,
Те, которые лежали под сукном на чёрный день?
Уж не их ли ты потратил на всю эту дребедень?
Иван (обиженно писклявит):
Не на дребедень потратил, а на новой жизни смысл!
Матушка:
Доиграешься, касатик! Ты б с лица румяна смыл,
Не пугал бы мать родную, не срамил перед людьми,
Ох, сейчас тебя я вздую, ну, портки давай сыми!
Ванька (быстро прячется от неё на печке и гундосит оттуда):
Коль побьёшь ты, как грозишься, очень больно, ну и пусть!
Всё равно я к прежней жизни самовольно не вернусь!
Матушка (расстроено махнула на него рукой):
Вырос неженкой без батьки, было некому пороть.
Верно говорили дядьки: будешь, мол, кусать локо́ть.
Вырастишь сынка бабёнкой – я не верила, смеясь:
Ласка не вредит ребёнку! Вот и ткнулась мордой в грязь!
Лучше б ты за Ксюшкой бегал, с потаскушками гулял!
Кто ж тебя так переделал, за три дня перековал?
И тут ей на глаза попадается квиток из салона Шемаханской и инструкцию к любовному зелью. Она читает и делает выводы:
Это вот она – вражина! Это вот она – чума!
Изувечила мужчину и свела его с ума!
Вот и адрес на бумажке – круглосуточный салон!
Всё – конец пришёл шаражке! Я устрою вам разгон!
Рассвирепевшая мать хватает кочергу и уносится на разборки.
* * *
Шемаханская сидит у себя за столом и раскладывает пасьянс. И вздрагивает, услышав из приёмной голос ассистентки:
Дорогая, не кричите! Мы Вам не желаем зла.
Кочергою не машите – здесь повсюду зеркала!
Раздаётся звон разбитого стекла и крик ассистентки: «Ой, мамочки!». Шемаханская от греха подальше быстренько прячется за занавеской. В кабинет стремительно влетает матушка Пелагея с кочергой наперевес, озирается и, никого не увидев, грозит:
И в какие бы астралы ни пытались вы бежать,
Я из-под земли достану и заставлю отвечать.
Шемаханская чихает из-за занавески, невольно выдав себя, но выходить так и не решается. Пелагея не без злорадства продолжает:
Что, не прибрано в астрале? Запылился мир иной?!
Так никто и не желает побеседовать со мной?
Коль угли в аду пылают, что не тронешь их рукой,
Их обычно извлекают вот такою кочергой… (тянется кочергой к занавеске, откуда чихнула Шемаханская)
Шемаханская (по-прежнему из-за занавески):
Попрошу без хулиганства! Я со страху чуть жива.
С чем желает разобраться возмущённая вдова?
Пелагея:
Бить не буду. Вылезай уж с преисподни напрямик.
Только, если не исправишь, овдовеет твой мужик,
Если сам уже не сгинул от злодейства твоего.
Он, поди, уж кони двинул или стал совсем того.
Ты, похоже, не выносишь натуральных мужиков —
Шёл к тебе нормальный хлопчик, а ушёл-то вон каков!
Что за зельем опоила ты сыночка моего?
Шемаханская (высунула голову):
Что ты тут нагородила? Не поила я его!
По заказу продала я чудодейственный бальзам,
Но и думать не могла я, что он сдуру выпьет сам!
Пелагея:
Ой, смотри – сама невинность, не сама давала пить,
И кого ж ты покусилась этой дрянью отравить?
Шемаханская:
Не во всём я виновата, он же сам того хотел,
Ведь невесту-то засватать по-людски он не сумел.
Вот решил прибегнуть к чарам, чтоб к себе её привлечь,
И за деньги, не задаром, попросил, мол, обеспечь
Мне её благоволенье, чтоб забыла про других,
Чтоб по щучьему веленью стал он лучший ей жених.
Я его предупреждала, отговаривала аж,
Только толку было мало, он вошёл буквально в раж:
Не поможешь, мол, жениться на певице золотой,
Я ведь, может так случиться, что-то сделаю с собой!
Я вздохнула, согласилась – что же парню пропадать,
И настойку предложила не ему, а ей давать
По утрам по сорок капель и в обед, и перед сном.
Чтобы это всё обтяпать, надо же проникнуть в дом.
Что проникнуть – поселиться, чтоб три раза в день давать,
Вряд ли б смог он изловчиться, чтоб дневать и ночевать
У прославленной певицы, что его не хочет знать.
Не могло того случиться, если логику включать!
Вот на это был лукавый мой коммерческий расчёт,
Что претензий не предъявит, если номер не пройдёт.
А сумеет исхитриться невозможное свершить,
Значит, сможет и жениться, значит, так тому и быть.
Но мне в ум не приходило, что он выпьет это сам,
Ведь настой волшебной силы, он рассчитан-то на дам!
Я ж про это говорила, объясняла – и вот вам:
Дурачка перекосило, потянуло к мужикам.
Не пойму я, чем он слушал, ведь расписку даже дал,
Что инструкцию изучит, что все правила приня́л.
Пелагея (сконфуженно смотрит на протянутую Шемаханской расписку):
Что случилось, то случилось – выпил дурачок зелья́.
А теперь, скажи на милость: а исправить-то нельзя?
Шемаханская (задумчиво):
Этот случай невезучий в моей практике впервой.
Сколько выпил?
Пелагея: Всю стекляшку!
Шемаханская: Слава Богу, что живой!
Пелагея (встревожена):
Что ж теперь – такой навеки? И не вправится в уме?
Шемаханская:
Есть резервы в человеке, неизвестные и мне.
Раз не помер и не слёг он, может, всё само пройдёт.
Пелагея:
И каким же это сроком – день, неделя, месяц, год?
Шемаханская:
Не пытай меня, не знаю, не видала я таких,
Ничего я не скрываю: вот состав из трав одних.
Если хочешь, то Ивана проведи по докторам.
Я препятствовать не стану и рецепт настоя дам.
Действие шестое
Сказительница Матрёна:
Не сердясь на ворожейку, на недавнюю злодейку,
Воротилась мать домой. Эх, беда – хоть волком вой!
День прошёл – хоть пропади, вечер тоже позади.
Ночь проёрзала, не спавши, кое-как утра дождавши,
Только петухи пропели, соскочила мать с постели.
Окропив святой водою, пригрозив сковородою,
Согнала сынка с печи и поволокла лечить
По дороге всем известной, ведь для жителей окрестных
Словно свет сошёлся в клин – доктор местный был один.
Как пораньше не спешили, всё же их опередили,
От порога до ворот всё болезный был народ.
Но измученная мать очередь не стала ждать,
Всех убогих растолкала, благим матом заорала.
Пелагея:
Помогите! Отравили! Чуть сыночка не убили!
Дали яду полный рот – ой, того гляди, помрёт!
Действие продолжается в кабинете врача. Доктор, услышав материнские вопли, даёт распоряжение медсестре:
Те, кто терпит, подождут, ну а эти пусть войдут.
Медсестра (приглашает Ивана и Пелагею):
Успокойтесь, проходите, только в ухо не кричите,
Неужели так неймётся? Доктор примет, разберётся.
Пелагея с Иваном входят в кабинет, матушка по старинному обычаю кланяется в пояс и, прихватив сынка за загривок, заставляет кланяться и его:
Здравья, доктор, Вам желаем, что есть мочи уповаем:
Помогите нам в беде – вряд ли кто-то видел где
Столь коварное злодейство, отравленья чародейство,
Затемнение в уму, лучше б он поймал чуму,
Лучше б на козе женился, чем вот так вот отравился!
Доктор (прерывает причитания матери):
