Я заранее счастли́ва от открытой перспективы:

Не сноха – мечта свекрови, буду я до первой крови

За неё горой стоять, коль посмеют обижать.

Надо как бы невзначай пригласить её на чай.

Только девка-то скромна, не придёт она одна.

Значит, первым делом звать нужно в гости ейну мать.

Так скажу ей: «Зульфия! Зреть тебя желаю я

К званому обеду, скажем, в эту среду».

А причину обосную я, наверно, вот такую:

Мол, взяла на рынке с дуру без оглядки на фигуру

Платье модного фасона, и теперь вот как ворона —

Та ведь тащит, что блестит. Платье-то мешком сидит —

Не мешало бы поправить, да боюся искорявить.

У тебя же есть девица, в рукоделье мастерица,

Гюльчитай, цветочек твой, ты возьми её с собой.

Напеку я калачи, Ваньку выманю с печи,

Вот уж он разинет рот, когда Гуленька войдёт!

Как в такую голубицу с первогляда не влюбиться?!

Если Ваньку не проймёт, значит, вправду идиот,

Пусть тогда рога таскает иль с корягою живёт.

Вот немного отлежусь, да на рынок соберусь.

Там себе, согласно плану, платье новое пригляну —

Расфуфырену обнову, да размером на корову,

Чтобы, если Гулю звать, было что перешивать…

Вновь распахиваются створки окна, в котором опять появляется Матрёна, только с подбитым глазом и возобновляет вещание:

После ссоры крайне редкой помирились мы с соседкой,

Порешив, что в эту среду вместе ждём гостей к обеду.

Вглядывается и после короткой паузы продолжает:

Вижу: Зульфия идёт, дочку за собой ведёт!

Матушка Пелагея (оглядывает стол):

Напекла я пирогов из телячьих потрохов,

Будет нам чего поесть, и за стол не стыдно сесть.

Кричит на Ивана, валяющегося на печке:

Что ты дрыхнешь целый день?! Слезь с печи, портки надень!

Да за стол садись-ка с нами, не позорь перед гостями.

Иван, (позёвывая):

Вёл я ночью наблюденье в небе звёзд расположенья,

Потому б ещё поспал, я ж себе гостей не звал.

Для чего с печи слезать, на гостей твоих зевать?

Без меня чаи гоняйте. Захраплю – так в бок толкайте.

Матушка,(рассвирепев):

Ах ты, ирод, наблюдатель, звёздо-по-небу-искатель!

Щас тебя я отхожу и в алмазах покажу

Пополудни небосклон! Слезь с печи скорее вон! – хватает скалку и дубасит Ивана. Тот кубарем скатывается с печи и спешно пытается надеть штаны, никак не попадая в штанину ногой.

Раздаётся стук в дверь. Матушка Пелагея шипит на сына:

Вот и гости на пороге, суй в штаны скорее ноги!

Стараясь потянуть время, говорит, повернувшись к двери:

Иль послышалось мне что, или в дверь стучится кто?

Раздаётся голос из-за двери:

Пелагея, это я – с дочкой старшей Зульфия.

Мы пришли, как обещали, в час, в который приглашали.

Пелагея (продолжает тянуть время):

Слышу, Зульфия, иду. Ой, заело щеколду, – и снова шипит на сына:

Средь гостей пришла девица, пусть теперь вот подивится

На красавца без штанов. Ну, что, увалень, готов?

Ивану, наконец-то, удаётся надеть штаны, и он спешно усаживается за стол. Пелагея распахивает дверь:

Проходите, гости, в дом, мы, конечно же, вас ждём.

Входят Зульфия и Гюльчитай, облачённые в восточные одежды. Зульфия начинает приветственную речь:

Добрый день, хозяева, от души желаем вам

Мира дому вашему, чтоб был полной чашею,

Стол ломился от еды, чтоб не знали вы нужды,

Чтобы каждый день был светел, чтоб в роду рождались дети.

Пелагея:

Нету бо́льших радосте́й, чем встречать таких гостей,

Вот от нас и нате вам этот… алейку́м салям.

И к столу вас приглашаю, я уж заварила чаю,

Коль вина вам пить нельзя, угощайтеся, друзья.

Все присутствующие рассаживаются за столом и приступают к трапезе. Пелагея угощает:

Вот соленья и варенья своего приготовленья,

Вот, пожалуйста, пирог, он ещё остыть не мог.

Зульфия:

Ах, грибочки хороши! Постаралась от души.

И послушай, Пелагея, что сейчас скажу тебе я:

Ты – хозяйка золотая, больше я других не знаю,

Кто б сравниться мог с тобой, мастерицею такой.

Пелагея:

Благодарствую на слове, да, умею я готовить,

Но не достаёт умелья на другие рукоделья.

Очень сильно уважаю, тех, кто шьёт и вышивает.

Дочь твоя – краса-девица, на все руки мастерица.

Знаем, что не только шьёт, но и пляшет, и поёт.

Вот бы это посмотреть, самолично лицезреть.

Зульфия:

После слов приятных ваших, как хозяев не уважить?!

Гюльчитай, довольно кушать. Что желаете послушать?

Или танец посмотреть? Можем и сплясать и спеть.

Пелагея:

Мы нерусских слов не знаем, потому не понимаем,

То, что сможете вы спеть, а вот танец поглядеть

Будем мы, конечно, рады. Сами пляшем до упаду,

Если запоёт душа. Правда, Ваня, хороша

Наша нынешняя гостья? Так давай её попросим

Нам уменье показать пляски ихние плясать.

Звучит восточная музыка. Гюльчитай начинает танец. Иван с удовольствием глядит на танцующую гостью. Пелагея, заметив это, сияет от радости. Зульфия многозначительно улыбается.

Гюльчитай заканчивает танец. Все очень довольны. Но вдруг из окна раздаются звуки песни – это известная певица Ксения Красносельская поёт «Вдоль по Питерской, по Тверской Ямской…» Иван меняется в лице и бросается к окошку.

Зрительскому взору открывается картина молодёжного гуляния на не самой захолустной, но отнюдь не центральной улице Москвы рубежа XIX-XX веков. На заборе висит афиша с портретом и хвалебными эпитетами популярнейшей исполнительницы романсов и народных песен Ксении Красносельской. Мимо афиши проходит она сама в окружении восторженных поклонников и поёт вышеупомянутую песню. Все вокруг пританцовывают, по ходу песни попивая «сладку водочку, да наливочку … из ПОЛУВЕДРА». Песня допевается до конца, и уже на завершающих её словах: «Ай, юшечка да с петрушечкой, поцелуй ты меня, кума-душечка, а ну, поцелуй, кума…» зажмуривающийся от умиления Иван представляет себя тем самым кумом, который целует «куму» в образе Ксюшеньки Красносельской.

Действие возвращается в избу. Мечтательный Ванюша стоит, не открывая зажмуренных глаз, с блаженной улыбкой на лице мысленно продолжает целовать Ксению.

Матушка Пелагея (встревожено обращается к сыну):

Что с тобою, ангел мой? Ты глаза свои открой!

Иван (продолжая сладко улыбаться, открывает глаза):

Я, маманя, увидал цельной жизни идеал

И теперь, возможно быть, не смогу без ней прожить.

Матушка (крайне расстроенная таким поворотом):

Лучше, Ваня, не пытаться за певичками гоняться,

Это ж богомерзкая Ксюха Красносельская,

Ну, на кой ты ей нужён? У неё ж таких мильон.

Иван (обиженно заступается за новообретённую любовь):

Это благонравная Ксюша доброславная!

И прошу не сметь бранить то, что смог я возлюбить!

Матушка:

Это ж кто тут «благонравный»? Это кто ж тут «доброславный»?

Да твоя, Ванёк, певичка – пьяница, алкоголичка

Водку вёдрами хлестает, да по Питерской гуляет.

То ж стыда не надо знать, чтоб вдоль Питерской стоять! (Разгневанная мать как бы видит и представляет зрителю Ксюху в крайне легкомысленном виде, стоящую на обочине Питерской с прейскурантом почасовых услуг).

Зульфия (дипломатично покашливает):

Ну, давайте уж начнём, то зачем пришли к вам в дом.

Пелагея растерянно выпучивает глаза, а Зульфия продолжает:

Ну-ка, добрая хозяйка, платье посмотреть нам дай-ка.

Пелагея (достаёт графин с водкой, выпивает, не закусывая, пару стаканов):