На сей раз, для разнообразия, Псих застал Гуа на кухне. Но не в фартуке у плиты, а за столом с чашечкой кофе.
Человек привыкает ко всему, и куратор, увидев портал и выпадающую из него обезьяну, уже даже не вздрогнула.
— Может, нам с тобой уже съехаться, блохастый? — задумчиво спросила она, разглядывая гостя поверх чашки. — У меня такое впечатление, что ты околачиваешься в этой квартире больше чем я. Или нет, у меня появилась идея получше. Давай я просто подарю тебе эту хату, и ты будешь сюда ходить без меня?
— Мне нельзя владеть недвижимостью в Верхних Планах, я лишен гражданства, и ты это знаешь. — просветил ее Псих. — Кофе нальешь?
— Тебе нельзя употреблять тонизирующие напитки, — сказала Гуа, но к плите все-таки пошла. — Иначе какой ты монах?
— Хреновый. — сказал Псих. — И ты это тоже знаешь.
— Знаю. — кивнула куратор. — Тебе повезло, джезва еще горячая.
— Можно подумать, у тебя были бы проблемы подогреть. — хмыкнул Псих. — Видел я, как ты прыгнувшего на тебя с мечом берсерка за время полета до хрустящей корочки запекала, а тут какая-то турка.
— Фу таким быть! — оскорбилась Гуа. — Подогретый кофе — это не кофе, а помои. Держи.
И она поставила перед Психов чашечку костяного фарфора с темно-коричневым, практически черным напитком.
— Благодарствую. — сказал Псих, смешно, по-обезьяньи, сложил губы трубочкой и подул на чашку.
— Волосатый и усатый хай в Бурее со странным посохом — твоя закладка?
— Вы все-таки ушли с Транссиба. Может, и правильно. — Гуа медленно покачала головой. — Нет, не моя. Но я знаю, о ком ты. С этой академкой на Рикорда я, похоже, всех земных хаев Дальнего Востока уже знаю лучше, чем бывших мужей. Мы этого усача разрабатывали, хотели на контракт взять. Не получилось.
— Давай подробнее. — Псих заметно помрачнел. — Почему не договорились? Я тебя знаю, ты всегда хорошие условия предлагаешь. Жадный? Неуправляемый? Тупой?
— Ни то, ни другое, ни третье. — покачала головой Гуа. — Он… Он странный. Для начала — он сом. Ну, перекинувшийся сом. Речная рыба такая.
— Я знаю сомов. — успокоил ее Псих. — Дальше.
— Рыбы все странные, и людям всегда нелегко с ними договариваться.
— Не только людям — другим демонам тоже. — заверил ее Псих.
— Может быть. — согласилась Гуа. — Но он считается странным даже среди самих рыб. Если бы он был человеком, его бы, наверное, назвали аутистом. Вот, это будет, наверное, точнее всего. Он странный, он весь в себе, в его голове идут какие-то непредсказуемые процессы. У него очень странная логика, его невозможно предсказать. Он совершенно не социализирован, даже среди рыб у него нет ни друзей, ни приятелей. При этом он совсем не слабоумный, скорее наоборот — у него невероятное интуитивное понимание происходящих процессов. Чего стоит один тот факт, что у него никогда не было учителя. Все, чего он добился, он добился сам, самоучкой. А добился он немалого, и в Верхние Планы ушел очень рано для демона. Но при этом не перестал быть дико странным чело… Существом. Ты знаешь, за что его низвергли с Верхних Планов?
— Я и о его существовании понятия не имел до сегодняшнего дня, а ты про такие детали…
— Он вазу разбил.
— Лол, что?
— Вазу разбил.
— А за это уже изгоняют?
— Смотря как разбил и у кого. Он служил в личной охране одного владетельного герцога. Стоял себе на часах у двери в бальном зале, стоял, а потом пошел и разбил своим чаньчжанем древнюю вазу зашкаливающей стоимости.
— Чем, прости, разбил?
— Чаньчжанем. Егооружие называется не «странный посох» а чаньчжань. Это китайское холодное оружие, в просторечье — «лопата монаха». Странствующие монахи в смутные времена часто путешествовали с лопатами, чтобы хоронить непогребенные тела. Лопатами же отбивались от зверей или лихих людей. Потом на другой конец рукоятки приделали полумесяц — чтобы можно было удерживать на расстоянии злобных собак, отталкивая их полумесяцем. В итоге появилось древковое холодное оружие чаньчжань.
— Да и пес с ним! — отмахнулся Псих. — Лопата так лопата. Все равно против лома нет приема. Вазу-то он зачем разбил?
— Никогда не угадаешь. Сказал, что она нарушала гармонию. Платить штраф отказался, обозвал герцога идиотом за то, что тот не видит очевидных вещей. Ну, тот, конечно, обиделся и оторвался по полной. Пришил ему вандализм, причинение материального ущерба в особо крупном размере, уничтожение особо ценных предметов искусства, демонстративное неповиновение, оскорбление и чуть ли не попытку бунта. Суд у герцога, разумеется, был карманным — и полетел наш борец за гармонию на малую родину белым лебедем.
— Да… В жизни, как обычно, нет гармонии…
— В музыке только гармония есть. Господи, какого только мусора в моей голове не валяется. Откуда я эту дурацкую песню помню? Кстати, Псих, всегда хотела у тебя спросить — откуда у тебя-то этот ворох цитат, которыми ты сыплешь? Ладно мы со Штанским — еду, еду, еду, еду я, юность комсомольская моя. А у тебя откуда?
— А ты не помнишь? — хмыкнул Псих.
— Честно, не помню. — довольно искренне сказала Гуа.
— Я ведь единственным демоном в отряде был. Все остальные — люди. Вы постоянно все эти «совсем пацаки оборзели» и «пасть порву, моргалы выколю» в речь вставляли, а я только ушами хлопал. Вроде бы и русский знаю, но по факту — нет. Туземцем я себя тогда почувствовал, а это обидно — чувствовать себя туземцем. Ну да ты мой тогдашний гонор помнишь.
— Его забудешь! — хихикнула Гуа.
— Ну, в общем, вы в учебке ночами дрыхли, а я «Бриллиантовую руку» смотрел, «Мастера и Маргариту» читал, да «Сектор Газа» слушал. Ничего, превзошел эту науку за несколько лет. Не так уж много произведений в культурный код записано оказалось. К тому же память у меня была фотографической, я практически дословно все запоминал.
— Слушай, а с Генкой вы тогда не об этом постоянно шептались?
— Ну а о чем же еще? Шелепин меня и консультировал — что мне посмотреть и что почитать. Он один из вас тогда со мной на равных держался. Я, может, и пацана вашего в Москву вести согласился только потому, что тот свою «Святость» от Генки унаследовал. Долги надо отдавать, особенно посмертные.
— Интересные дела выясняются. А я, дура, все удивлялась тогда — почему ты так легко согласился? На свое обаяние грешила.
— Не напрашивайся на комплименты, тебе это не идет. — прервал ее Псих.
— Все-таки ты сволочь, Псих. — обиделась Гуа. — Пошел вон отсюда!
— Еще пару вопросов уточню и уйду. Давай не смешивать сегодняшние дела и наши с тобой скелеты в шкафу. Почему вы с сомом не договорились?
— Понятия не имею. — честно призналась Гуа. — Я его вообще не поняла. Он меня выслушал с каменным лицом, сказал: «Нет. Это не правильно». Развернулся и ушел на дно. И — да, имей в виду, он своих решений не меняет. У него какой-то пунктик. Я не знаю, какими изгибами логики он приходит к тому или иному решению, но итоговый результат пересмотру не подлежит.
— Плохо. Второй вопрос — как нам его пройти?
— Система квестом к нему привязала?
— Да.
— Что он требует?
— Одного из нас. Кроме лося.
— Плохо. Не знаю. У меня совсем нет идей. Сама влезть, как в прошлый затык, сразу скажу — не смогу. Мы и так на грани дикого штрафа. За слишком плотный контроль и постоянное вмешательство. Кстати, постарайся ко мне какое-то время не ходить, ОК? Ничего личного, просто Система давит.
— Хорошо, я понял. — кивнул Псих. — Сами будем думать. Прорвемся. Ладно, я пошел. Счастливо тебе. И спасибо тебе.
В воздухе повис портал.
— И тебе спасибо. — вдруг сказала Гуа.
— За что? — искренне удивился Псих.
— За то, что так и не спросил про мой разрыв со Штанским. Еще немного, и я поверю, что случилось чудо и ты познал деликатность.
— Не дождетесь! — отрезал Псих и прыгнул в портал.
Где-то в Архаринском секторе
Амурской локации