— Дай угадаю! — саркастически предложил Четвертый. — Может быть, денег нет потому, что ты контракт разорвал, чтобы Жир живым остался? И поэтому жадный председатель нам ничего не заплатил. А жрать нам нечего потому, что этот выкупленный за немалую сумму новенький в благодарность сожрал всю ту гору еды, которую я заработал в Кундуре? Он же ее нес, ему было тяжело, вот он и начал потихоньку уменьшать вес груза… Но виноват во всем, разумеется, монашеский класс.

Понурый Жир с подбитым глазом делал вид, что не слышит и попытался незаметно отстать, но тема развития не получила — все еще не отошли от вчерашнего мега-скандала.

Тогда вскрывший недостачу питания Псих гонялся за свином с посохом наперевес и орал, что сейчас сделает из него одну огромную отбивную. А потом не поленится, и вернется назад — исключительно, чтобы подарить председателю голову зятя на холодец.

Свин же, несмотря на солидное брюхо, улепетывал неправдоподобно быстро, и визжал, что он — не «крыса». Он за всю жизнь иголки чужой не взял. Но еда — исключение, он просто забыл предупредить. Еду ему доверять нельзя, он от запахов теряет волю. Это все равно что завязавшему алкашу канистру с пивом поручить нести. В итоге Четвертый едва утихомирил обильно сквернословящих начинающих монахов.

— Да с этим чудаком вообще все понятно! — махнул рукой Псих — Чувствую, ту еще проблемку мы себе на шею водрузили, причем добровольно и с песнями. Но я сейчас о другом. Ладно, денег мне не заплатили. Но у этого свиноида-кулака была куча бабла в загашнике. Да и вообще, хозяйством он владел — дай бог каждому! И что? Ты же его заставил все раздать! Вообще все! И деньги, и вещи. Вся деревня в воротах давилась, как за бесплатной водкой. Хорошо еще — тестю с бывшей женой ничего не досталось.

Четвертый пожал плечами, и в его голосе прорезалась твердость:

— Так положено. Уходящий в монахи ничего не берет с собой из мира, кроме одежды, обуви, сменного белья и еды на два дня. Вообще ничего. Ты, кстати, вообще голым в монахи перешел, в прямом смысле слова.

— Ну да, ну да… — проворчал Псих. — Кто же знал, что в его случае «еды на два дня» — это пара груженых жрачкой телег. Ладно, там впереди село какое-то. Но, по ходу, не жилое, у половины домов крыши провалились.

Псих ошибся. Село Каменный карьер и впрямь было практически нежилым. Но именно что «практически». Одна изба вполне себе функционировала, выглядела неплохо, даже и сидящий на цепи пес, облаявший незваных гостей, не производил впечатления помирающего дистрофика.

На лай из избы вышел хозяин — пожилой бородатый мужик. Он молча оттащил пса, и кивнул монахам — проходите, мол, в избу. Троица, разумеется, не замедлила воспользоваться любезным предложением.

Мужик, судя по всему, жил один и был не то травником, не то алхимиком. По крайней мере, травы в избе сушились везде, на всех горизонтальных плоскостях, кроме стола и кровати.

За столом и устроились ужинать. Там-то и завязался разговор.

— Куда идете, калики перехожие? — поинтересовался хозяин, когда все, кроме Жира, утолили первый голод. Свин тоскливо оглядывал опустевший стол, но деликатно молчал.

— В Москву. — ответил Псих.

Хозяин уверенно покачал головой:

— Ставьте пометку «не дошли» и разворачивайтесь. Дальше не пройдете.

— Это еще почему? — влез в разговор Четвертый.

— Сразу за мной, в Архаре и дальше — владения банды Желтого Соболя. Он никого не пропускает.

— А пробиться не пробовали?

— Да через одного пытались. Все попытки заканчивались одинаково — провалом. Соболь очень сильный маг воздуха. Его никто не может одолеть.

— А договориться?

— Теоретически проход можно купить, но у абсолютного большинства нет столько денег, поэтому все идут обратно.

— А если — чисто теоретически — у нас есть нужная сумма? — поинтересовался Псих.

— А тех, кто может себе позволить столько заплатить, Соболь предпочитает не пропускать, а грабить. А потом сажает в свой зиндан в надежде на выкуп родственниками.

— Так не бывает. — уверенно сказал обезьян. — Нельзя плевать на правила человеческого общежития. Раздосадованные нарушениями социальных норм граждане спустят кровь по капельке. В назидание, так сказать, всем, кто покусится. Можно плевать на всех, но недолго. Или долго, но тогда не на всех. А все время на всех плевать нельзя. Отморозки долго не живут.

Старик согласно кивал всю эту недолгую речь. А потом сказал.

— Ты абсолютно прав. Все так думали. И я так думал. Но Желтый Соболь здесь сидит уже полтора года. И никто ему не смог ничего сделать. А он реальный отморозок, отбитый на всю голову. Теперь под ним — четыре населенных пункта. Более того — в его банде мало-помалу оказались все приличные бойцы нашего сектора. Потому что вариантов немного — или ты идешь под Соболя, или ты ложишься в землю. При этом он не идиот, и тех, кто не представляет для него опасности — не трогает. Я, например, живу абсолютно спокойно в паре километров от его пещеры. Пилюли из трав нужны всем, а его бойцам — чаще других. Главное, не забывать аккуратно отстегивать Соболю его долю.

Псих возражать не стал, но по лицу было видно, что не особо поверил сказанному. Зато подал голос Жир.

— По-моему, дед, ты нас лечишь. Я не в жизнь не поверю, что ни в Хабаровске, ни в Благовещенске не нашлось сил забить в асфальт какого-то Соболя.

Старик улыбнулся.

— Демон, ты забываешь, что Соболь сидит в Архаре. Ну, не только в Архаре, конечно, тот же Новобурейский тоже под ним, но главное лежбище — в Архаре.

— И что? — не понял Жир.

— Ну, у меня есть своя теория, почему так происходит. Дело в статусе станции.

Видите ли, люди очень не любят меняться. Наши земли всегда жили железной дорогой — здесь все села и города нанизаны на нитку Трансиба, чуть отойди в сторону — и нет там практически ничего, кроме тайги.

— А при чем здесь это? — хрюкнул свин. — Железка давно не работает.

— Железка не работает, но люди остались те же, и они учат детей жить так, как сами привыкли. А здесь все слишком долго жили, подлаживая свою жизнь под железную дорогу.

— И что? — хрюкнул невоспитанный свин. — Хорош лечить, давай уже объясняй толком.

Старик улыбнулся, и перешел к сути.

— Не знаю, знаете ли вы или нет, а Трансиб делился на железные дороги. И именно по станции Архара. Все, что на восток от нас, до Тихого океана включительно — Дальневосточная железная дорога с центром в Хабаровске. Все, что к западу — Забайкальская железная дорога с центром в Чите. При этом западные, и восточные столетиями знали, что за Архарой начинается «не наше». Да и сама Архара нам нафиг не сдалась. Пусть о ней те заботятся. Мы всегда были чужие и для тех, и для этих. Таким это отношение и осталось по сей день. Формально мы в Амурской локации, но Благовещенску абсолютно наплевать — что у нас здесь происходит. Чему Соболь, надо сказать, очень сильно рад.

— Все равно не получается. — сказал Псих. — Нельзя просто так взять и закрыть проход. А торговля?

— А торговля идет! — заверил травник. — Просто торгуют все через Соболя. Ну что? Убедил?

— Нет. — коротко сказал Псих. — Не убедил. Завтра мы пойдем дальше.

— Воля ваша. — кивнул старик.

Остаток вечера прошел в мирной беседе ни о чем. Четвертый особенно долго болтал со стариком, и в итоге травник, похоже, всерьез проникся важностью их миссии.

По крайней мере, провожая гостей утром, он сказал напоследок:

— Сразу за мной начинаются кордоны Желтого Соболя. Рано или поздно вы нарветесь на один из них. Даже если одолеете посты — рано или поздно вам придется драться с самим Соболем. Вот тогда — если вдруг останетесь живы — возвращайтесь ко мне. Подлечу и денег не возьму.

Где-то в Архаринском секторе

Амурской локации

49°35′ с. ш. 130°08′ в. д.

На патруль они нарвались уже на подходе к речке Архара.