Громом разорвало небо, и Эрвин зажмурился, слушая последние отзвуки своего имени, отнятого у него людьми. Над головой его дрожали звезды, такие же прекрасные и далекие, как в том краю, где он родился.

– Все верно, – произнес он зловеще, открывая сапфировые глаза. – Я Инквизитор.

– Черта с два! – прокричала Марьяна, в ярости и страхе терзая землю ногтями. Лицо ее от крика покраснело, стало безумным, словно она сражалась за свою жизнь своей душой, своей верой во зло. – Ты больше не Инквизитор! Ты отрекся и возненавидел! Ты по доброй воле оставил Служение! Ты Проклятый! Такой же, как я! Между нами нет различий, никаких! Оба мы убивали, чтобы остаться в живых!

– Как отрекся, – произнес Эрвин тихо, – так и приму.

– Темная душа не может без веры принять Служение! – расхохоталась Марьяна. – Так что если ты убьешь меня, ты станешь всего лишь еще гаже, еще чернее и падешь еще ниже в проклятье. Ну, давай! Утопи себя! Может, сегодня не откажешь мне, и совершишь Поступок, мальчишка? Осмелишься?

Марьяна издевалась и хохотала как безумная, а Эрвин молча смотрел на женщину, корчащуюся у его ног.

– Осмелюсь, – ответил он твердо, когда Марьяна отсмеялась и ее обессилевший голос стих. – Ты хочешь посмотреть на Поступок? Хорошо. Я совершу его. Но не ради тебя; ради Нее. Ради вернувшей мне веру в людей, – голос его окреп, Эрвин поднял руки вверх, словно пытаясь поймать кончиками черных когтей демона лучи святого света над своими трепещущими крыльями, – я принимаю Служение!

Словно оглушительно грянул гром,  синей сверкающей змеей молния ринулась с небес, в провал в разбитом куполе, и оплела Эрвина с ног до головы, каждый палец, каждую волосинку на его голове, выжигая скверну, ярость и ненависть. На плечи ему легли латы, зазвенела кольчуга, бархатное черно-синее одеяние Инквизитора одело его.

Марьяна, омерзительно взвыв, как гиена, вытряхнула из рукава кинжал и кинулась на Эрвина, метя ему в бок, но его тяжелая рука в металлической чешуйчатой перчатке с хрустом переломила лезвие ее оружия и, ухватив женщину за плечо, грубым толчком отправила ее на место, к ногам Инквизитора.

Эрвин развел руки в стороны, ладонями вверх развернув их, к свету. И словно бледный лунный луч, на них засиял возвращенный ему огромный, прямой обоюдоострый  Инквизиторский меч.

– Судить и карать, – звучно произнес Эрвин, вспоминая девиз Инквизитория. Он перехватил меч за рукоять так уверенно и привычно, словно никогда не выпускал его из рук.

– Ты не посмеешь! – выдохнула Марьяна.

– Кто мне помешает, дочь погибели? – спокойно спросил Эрвин.

Марьяна взметнулась, вскинула гордо голову, готовая спорить до бесконечности, но меч Эрвина, свистнув, мгновенно прочертил широкую полосу белого света, и белокурая голова женщины, мгновенно высохшая, как у древней мумии, запрыгала по каменному полу, странно растянув рот в улыбке до самых ушей. Тело ее осело, мешком свалилось к ногам Инквизитора, и тот почтительно склонил голову перед Смертью, пожинающей свои плоды.

– Магия, прими ее!

Свершив суд, Эрвин быстро вернулся к поверженному Первому.

С  неподвижно лежащего тела Тристана с легким шорохом, словно перья, смытые порывом ветра, сползло его неистовое звериное обличье, и он остался лежать бездыханный, неподвижно, истерзанный, в изорванной, окровавленной одежде. И залечить раны у него сил не осталось.

– Как, впрочем, и всегда, – пробормотал Эрвин, склонившись над его согнутым в муке телом. – Ему нужно в Инквизиторий. Святое место излечит его от ран.

– Но как?! – в отчаянии произнесла Элиза. – Демона?..

– Однажды я упросил его сделать это, – ответил Эрвин, приподнимая Первого и ловчее перехватывая его, чтобы поднять на руки. – Упрошу и еще раз. А ты жди меня. Я вернусь очень скоро.

Пока Инквизиторы переговаривались между собой, маркиз Ладингтон прятался я спасительной тени комнаты. Он рассматривал своих врагов через щелку между дверью и косяком, и сердце его колотилось, готовое вырваться из груди. Тринадцатый, Инквизитор-воин, поднял на руки Первого, проклятого одержимого Демона, и ушел. Интересно, куда? Казнит где-нибудь, где никто не найдет и следа этой нечисти?..

– Это было бы хорошо, – стонал маркиз, истово на это надеясь.

Когда медведь нападал на него, маркиз увидел тень узнавания в алых глазах, и злобную радость от встречи и близости цели. Еще миг – и когти хищника распороли бы его тело. Первый бы добрался до него и завершил бы свой долгий путь мести. Но не в этот раз. Опасность была близко, но в который раз миновала его.

Марьяна откликнулась на зов своего Короля; вероятно, он причинял ей боль, или тревожил память, в которой было похоронено все – молодость, красота, тень обещанной любви. Но ее появление было как нельзя кстати. Она собрала все силы, чтобы отогнать Инквизиторов,  у нее почти вышло. Почти…

– Проклятые, – стонал маркиз, трясясь от злобы, – а-ах, проклятые! Как легко вывернулись из ловушки!.. Принять Служение – как хитро!.. И прощены  все их гневные нечестивые  слова, и плевки в небо! Одному мне прощение не обещано…

Он снова заскулил, отчаянно жалея о выбранном пути и злясь на ту, что подбила его идти этой страшной, грязной и преступной дорогой. Но Марьяна была мертва; суд над ней свершился, она заплатила сполна, а он… он остался жить и бояться.

Однако, теперь надо было что-то делать. Маркиз почувствовал, как его размеренная спокойная богатая жизнь летит в тартарары. Он избавился от Ротозеев, то всех тех, кто так или иначе мог опознать его или свидетельствовать против него. Он хотел затереть все следы и жить дальше без тени страха, как любой человек.

Но те, от кого он так тщательно прятался, нашли его.

Проклиная всех и все, маркиз лихорадочно соображал, сколько теперь ему потребуется времени н то, чтобы найти и собрать новую шайку. Найти искусника, который смог бы выковать иголку; сшить новую душу, чтоб однажды напялить ее и убраться прочь.

– А еще найти Швею,– бормотал маркиз, мечась по комнате, запустив руки в жиденькие волосенки на голове.

– Зачем Швея?! – истерично выкрикнул Артур, про которого маркиз почти забыл. – Швея у нас есть! Эта девчонка с вытаращенными глазами! Мне показалось, что она благополучно убралась до начала заварушки. Скользкая и пронырливая, как крыса… Тела ее я не видел.

– Это хорошо, это хорошо, – бормотал маркиз. –   Хорошо, если  б она была жива! Тогда вот что: сейчас же иди к ее родителям и притащи ее сюда, даже если они будут сопротивляться! Она нам нужна сейчас как никто! Эх, придется самому взяться, смастерить иглу! Но это займет много времени, и вряд ли она будет хотя бы вдвое хуже той, что была! Но эта девчонка – наш путь к спасению!

– Хорошо бы, – ответил Артур с придыханием.

– И еще, – протянул марких задумчиво. – Наверное, нам придется уехать из города. Все бросить и скрыться.

– Зачем?! – снова выкрикнул Артур. Мысль о том, чтобы ставить сокровища, удобный дом, претила ему. Без фальшивой души Артур был совсем не молод и не такой уж бравый красавец. Обрюзгший, растолстевший, с оплывшим лицом пьяницы, он страдал подагрой и хромотой. Плешивый и пузатый, он вызывал снисходительную жалость, потому что в присутствии своего преступного папаши выглядел затравленным и подавленным. Глядя на него теперь, вряд ли по нему стала страдать хоть одна девушка, и Ветта – первая.

– Зачем, зачем! – яростно выкрикнул маркиз. – А как ты собираешься скрываться от этих Демонов?

– От одного Демона, – напомнил хитрый Артурчик. – Которому, кажется, вот-вот наступит конец. А Инквизитор не имеет права нас трогать. Он же не знает, кто мы есть такие. А так… Мы не совершили ни одного дурного дела с тех пор, как он принял Служение. Мы перед ним чисты. Покарать нас имеет право только тот… Демон. Кажется, он узнал тебя. Поэтому так истово хотел перекусить тебе глотку. Инквизитору, только что освободившемуся от проклятья, какой резон снова отрекаться? Он не станет пачкать руки. Так что, если вести себя тихо…