– Ах! – вскричала Ветта. – Так свадьба – это все для отвода глаз!

– Получается, что так, – согласился Артур. – Конечно, договоренность между нашими семействами была, но я не торопился ее исполнить. А тут…

– А Элиза-то тебе зачем? – нетерпеливо повторила свой вопрос Ветта.

– Затем, что я убил бы сразу пару зайцев, если б принес в жертву именно ее, – веско заметил Артур. – Во-первых, уж прости, но она – куда более привлекательная жертва. Любой Демон примет ее с радостью. Ее можно и мучить, и любоваться ею. Украсить свой гарем. Съесть; она даже на столе будет смотреться эстетичнее. Я очень хотел угодить Первому, чтоб он от меня отстал!  А ты сгодишься разве что на пару порок.

– Гхм, – сказала Ветта. – А как же любовь?! Я думала, ты втрескался в нее с первого взгляда.

– Сердце Проклятого не знает любви, – ответил Артур резонно. –   А во-вторых,– продолжил он, – ты из ревности должна была помчаться в Вечный лес и вызвать  Демона, а потом и принести эту жертву. Сам связываться с ними я опасался. Даже с учетом того, что Первый меня отпустил и обещал после жертвы отстать. Теперь я знаю – он меня обманул. Он не мог пролезть в наш мир, и потому просто использовал нашу помощь. Проигрывая мне свое сердце, он был бестелесным призраком, и не мог причинить мне вреда…

– Но ты напугался, – произнесла Ветта язвительно.

– Если б я не боялся ничего в этой жизни, то зачем бы мне нужно было сердце храбреца? – задумчиво произнес Артур. – Я понял, что обманут, слишком поздно. Я сам провез Элизу по Вечному лесу в экипаже. Ночные Охотники, слуги Демона, преследовали нас. Они могли не достать меня – я нарочно забрался повыше, – и папашу Эйбрамсона, но Элизу-то они могли схватить. Но не стали. Она залила своей кровью весь лес, но они не тронули ее. Им не нужна была случайная жертва, им были нужны именно мы. А все эти пляски вокруг жертвы – это всего лишь уловка, чтобы кто-то пошел в этот чертов лес и произнес одно из их поганых имен. Можешь не говорить ничего, я знаю, что ты ходила в лес. Это ты вызвала их к жизни; только почему-то вместе с первым пролез и Тринадцатый… Да, удачливый ублюдок…

– Так это ты виноват, что всех Ротозеев перебили сегодня! – воскликнула Ветта. – Спасая свою шкуру, ты их всех подставил!.. И даже свою мать!..

– Она мне не мать, – равнодушно ответил Артур. – Это всего лишь видимость счастливой благополучной семьи. Так удобнее жить среди людей. А моя шкура – это самое ценное, что у меня есть. И мне жаль ее куда больше, чем горстку людских отбросов, мошенников, воров  и плутов.

– Но это были твои друзья!

 – Всего лишь сообщники. Коллеги, если хочешь. У нас было заключено чисто деловое соглашение, и сторожить их задницы от демонов я не нанимался. Всяк сам за себя!  Ну, готово. Повернись, дай посмотреть на тебя.

От неожиданности Ветта вскрикнула. Артур отступил от нее с коробкой подмышкой, критически осматривая девушку. Рукава его были закатаны, как у хирурга, пальцы чуть заметно вздрагивали. Ветта закрутила головой, пытаясь сообразить, что это такое с ней произошло, и чуть не упала от сильнейшего головокружения. Артур едва успел подхватить ее под локоть.

В груди Ветты было холодно и неприятно, словно в нее влили ведро ледяной воды. Артур, заговорив ей зубы своими байками, проделал все так аккуратно и осторожно, что она и не заметила.

– Ну, глянешь на себя? – он отыскал в своем кармане зеркальце и подал его Ветте. – Как тебе эффект?

Ветта нерешительно взяла зеркальце, глянула в него одним глазком и ахнула.

Нет, конечно, она не изменилась, и не стала другой уж слишком. Любой, кто посмотрел бы на нее, узнал бы старую добрую Ветту. И все же перемены были разительные. Она больше не была лупоглазой полоротой девчонкой. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она – аристократичная изысканная дама, умеющая держаться с достоинством. Из ее черт исчезло все нелепое, смешное и жалкое, глаза больше не смотрели удивленно и странно, как не в пору разбуженный совенок из дупла. Она поправила светлые, чуть вьющиеся на висках волосы, и ее жест был изысканный и красивый.

– Вот это да-а-а! – заорала Ветта, вместо себя увидев в зеркальце великосветскую графиню, и Артур  поморщил нос.

– А вот рот бы тебе лучше не открывать, – заметил он брезгливо. – Сердце, к сожалению, ума тебе не придало…

Ветта смолчала, но обиду затаила.

– Интересно, заметила она, – чего это ты так откровенен со мной?

– А откровенен я потому, – таинственно ответил Артур, – что теперь мы заодно. Плюс твое собственное сердце, – он многозначительно указал на шкатулку, зажатую у него подмышкой. – Оно побудет у меня. И если ты вдруг вздумаешь что-то не то выкинуть, я его просто уничтожу. И тогда недолго тебе останется,  с хрустальным-то сердцем в груди. Тик, тик, тик! Бессердечные стареют и умирают очень быстро.

«Хе-хе-хе, – мрачно подумала Ветта. – Интересно, а та тухлятина в банке… чья она была? И кто это у нас помрет в самый неподходящий момент?!»

– Какое же наслаждение  обрести свои ноги и руки после долгой, долгой разлуки!

Второй, избитый, растерзанный, побежденный и подавленный, валялся на полу, еле ворочаясь. Первый больше не обращал на него внимания и не пытался заговорить, чтобы дать выговориться и облегчить душу признаниями и раскаяниями. Он преспокойно копался  костях  пораженного копьем папаши-Эйбрамсона, пока не отыскал золотой сапог и монокль, который был сделан из его алого рубинового глаза. Тут же скинул деревяшку, служившую ему ступней, Первый приставил золотой сапог к ноге и с удовольствием пошевелил золотыми пальцами. Пристроил монокль в пустую глазницу. Моргнул, обретая зрение, и ослепительно улыбнулся.

Четырнадцатый так и стоял неподвижно, словно пораженный увиденным и своим участием в бое.

– Что за оружие ты мне дал? – промолвила, наконец, Элиза, осторожно спустив с головы кольчужный капюшон. – Что привело меня сюда? Я помню только белую вспышку, и вот я здесь…

– Это копье дало тебе право занять место Четырнадцатого, – заметил Первый. – Чем ты недовольна? Служение нашло тебя, и ты приняла его. Теперь Четырнадцатый – это ты, и всякая нечисть, вроде меня, даже пальцем не имеет права коснуться твоего оружия. Ты любого можешь уничтожить одним взмахом. Это ли не сила?!

Первый чинно поклонился Элизе, паясничая.

– Но я не готова к этому, – со страхом произнесла Элиза. – Я не готова принять Служение!

– Кто в этом мире готов, – проворчал Первый. – Есть ли в мире другая такая же чистая душа? Есть ли кто-то, более достойный?

– Ты отдал ей копье Четырнадцатого! – прохрипел Второй, приподнимаясь на локтях. – Инквизиторское оружие! Но где ты взял его?..

– В своем боку, – грубо ответил Первый. – В отличие от тебя, Четырнадцатый не отказывался от Служения, и его оружие осталось при нем, даже при мертвом. Добрые люди подобрали его и использовали по назначению. Таких мерзавцев, как я, надо убивать, не так ли? Эти слова ты повторял за озверевшей толпой трясущимися от страха губами?

– Но это невозможно, – снова упрямо произнес Второй. – Пока сердце Четырнадцатого бьется в груди нечестивца…

– Оно там больше не бьется, – перебил его Первый.

Раскрылась дверь и в столовую медленно, тяжело ступая, вошел Эрвин, отирая кровь с оцарапанной щеки. В руке его была зажата цепь, на которой, как на поводке, за Эрвином волочились мёртвые тела огромных соболей с остекленевшими глазами.

– Я так и знал, – медленно произнес он, увидев, кто скрывается под личиной Четырнадцатого, – что ты выкинул какую-то опасную гадость. Ты в этой войне не пожалеешь никого!

– Я защитил её более всех нас, – огрызнулся Первый.

Второй меж тем криво усмехнулся, глядя на бывших своих друзей.

– Эрвин, Эрвин, – протянул он насмешливо, рассматривая роскошное  одеяние Тринадцатого и его приглашённые чёрные волосы. – Всё такой же красивый и все такой же щеголь! Тебя даже смерть не смогла изменить. Первый вон переломан, как старая кукла. Потерял ногу, глаз... И похоронили его с копьем в боку! А ты гладок и цел.