Член Эрвина скользил на самом чувствительном месте, на узком входе, растягивая нежные ткани, и Элиза закричала, зарычала, словно тигрица, выдыхая свое наслаждение, когда оно накатилось на нее душной волной, сжав ее тело спазмами и заставляя девушку биться и изгибаться на члене Эрвина.

Он вошел в нее в последнем толчке глубоко и излился там, но Элизе мало этого. Она терлась об мужчину, словно кошка, она цапала его ноготками, она целовала его губы – порывисто, хаотично, – и затихла, наконец, крепко обхватив Эрвина ногами, чуть двигаясь, словно ее укачивают волны, ощущая в себе его семя.

После они лежали на истерзанной кровати, уставшие, разгоряченные, и обменивались неторопливым, нежными и сладкими поцелуями.

– Почему ты не дождалась меня? Почему ушла? Ведь это опасно.

– Первый проводил меня.

– Первый?!

Эрвин, который до сих пор лежал, вытянувшись во весь свой исполинский рост, и поглаживал горячее плечико Элизы, вдруг подскочил, словно она сообщила ему о войне, и уставился на нее. В глазах его плавал страх.

– Нужно было догадаться! – прошептал он. – Первый!.. он не упустил бы своего шанса, никогда! Что он сказал тебе? О чем ты говорила с ним?

– Обо всем, – твердо ответила Элиза, усевшись в постели и без страха глядя в сапфировые глаза любовника. – Он мне все рассказал.

– Что – все?

– О Четырнадцатом. О мести за него. О том, что ты ищешь артефакт, украденный у него. И о том, что винишь его, Первого, в смерти Четырнадцатого.

– Какая откровенность! С чего бы?! – со смехом вскричал Эрвин, подскочив с постели. Его расслабленности как ни бывало. Темная сила, клубясь, налетела на него, одевая в черные, с сапфирами, одежды. Из темных углов, поблескивая умными глазами, выступили черные собаки в драгоценных ошейниках.

– Что он попросил у тебя взамен? – очень тихо и очень яростно спросил Эрвин, глядя на Элизу так, что ей захотелось провалиться сквозь землю. – Что? Не говори, что ничего. Первый не из тех, кто умеет быть бескорыстным. Он во всем ищет свою выгоду. Он слишком хитер. Итак?..

– Он просил помочь ему с помощью артефакта Четырнадцатого…

– Но это невозможно! Невозможно! – взорвался Эрвин. Его голос загрохотал громом, за окном сверкнули молнии и ливень лизнул стекло мутной волной. – И он знает это!

– Что это за артефакт такой? – изумилась Элиза.

– Это сердце Четырнадцатого, – в муке выкрикнул Эрвин. – Негодяй вырвал у него безупречное хрустальное сердце и вставил в свою грудь! Попробуй, отыщи его! Он живое; оно бьется. Как ты найдешь его? Сможешь вырвать сердце у живого человека?! Первый просто обманул тебя! Что еще он просил? Кровь? Ночные Охотники отыскали тебя по ее запаху. Ею пропах весь лес. Каждое дерево. Это он ранил тебя? Первый?

– Нет, я сама порезалась, – ответила Элиза. Однако ей вдруг подумалось, что порезалась-то она об вещь, которую ей Первый всучил. Не для того ли, чтобы Ночные Охотники  ее чуяли и приглядывали за ней?..

– Я  оторву ему голову, – прорычал Эрвин, щелчками пальцев подзывая собак. Боже, как их было много! Кажется, весь дом наполнился цокотом собачьих когтей по полу! – Положу в сундук и продам негодяям за пятак!

– Эрвин, он не причинил мне никакого вреда, – пыталась уверить его Элиза. – И нисколько не обманывал меня!

– Даже не пытайся защитить его, – холодно ответил Эрвин. – Он не уйдет от моего гнева.

Собаки собрались вокруг хозяина, глядя на него преданными глазами, вытягивая острые морды и потявкивая от нетерпения.

– Сторожите ее, – велел Эрвин. – Всякого хорька, что попытается сюда проникнуть и превратиться в человека, душить.

– Прошу тебя, – произнесла Элиза, сообразив, что Эрвин хочет уйти. – Не нужно сердиться! Не уходи! Эрвин!

Но тот не слушал. Тьма, пронизываемая синими молниями, окутала его, на миг развернулись черные огромные вороновы крылья, всплеснули – и никого не стало, кроме псов.

***

…Своим молниеносным появлением Эрвин сшиб Первого со стула, тот покатился кубарем по полу, закрывая лицо руками от секущего ветра, поднятого черными крыльями.

– Охо-хо, – прохохотал Первый хрипло и совершенно безумно, когда Эрвин настиг его одним прыжком и прижал к стене, стиснув горло рукой с черными лакированными когтями. – Я вижу, твоя юная любовница исправно снабжает тебя силой! Поздравляю!

Ладонь Эрвина сжималась все сильнее, синие глаза сверлили задыхающегося Первого яростным взглядом, но  тот продолжал улыбаться и смеяться, совершенно обаятельно.

– Прекратишь ли ты паясничать хоть когда-нибудь? – прорычал Эрвин.

– Даже когда меня закапывали, – прохрипел Первый, издеваясь, – я пел похабную песню, и им пришлось пристрелить меня, чтобы я заткнулся…

Эрвин отпрянул от Первого так же неуловимо-молниеносно, освободив его горло от хватки, и тот надсадно закашлялся, похихикивая.

– Что ты задумал, – прошипел Эрвин яростно.

– То, что я задумал, – хохотнул Первый, – я уже выполнил.

– Выпросил у девчонки крови?! – от этих слов Эрвина Первый хохотнул и преувеличенно-вежливо склонил голову в согласном жесте. – Выбросил в лесу?

– Но я же дал ей лучшую в мире защиту, – притворяясь обиженным, проговорил Первый. – Да и ты присмотрел за ней… что могло случиться?

Эрвин насторожился.

– Что за защиту ты ей дал? – произнес он подозрительно. Первый, словно довольный кот, сощурил единственный алый глаз.

– А она не показала? – невинно поинтересовался Первый. – Какая послушная девочка. Я сказа ей, что показывать копье Четырнадцатого никому нельзя.

– Копье Четырнадцатого?! – взревел Эрвин, и гром снова загрохотал, потряс дом Демонов. – Что ты натворил!..

– Это совершенно безопасно для нее, – посмеиваясь, ответил Первый. – Она же его удержала. И даже воспользовалась им как будто? Нет? Разве нет?

– Этого не может быть, – прошептал Эрвин. Глаза его сделались черными и страшными. – Не может быть!.. Что ты натворил!

– Я, – жестко и хлестко выкрикнул Первый, окрысясь и мгновенно прекратив смеяться, – сделал то, что должен был сделать ты – я усилил нас! Я возродил Четырнадцатого!

– Черт тебя дери! Но это моя женщина! – взревел Эрвин. – Предназначенная мне! Я хотел просто прожить с ней отведенное мной время!

– В этом мире невозможно просто прожить, – проорал Первый яростно, – будучи Проклятым! Невозможно! И девчонка твоя нуждалась в постоянной защите, я ей дал эту защиту, так чем ты недоволен?!

– Но тот, кто носит в груди сердце Четырнадцатого, просто убьет ее, если почувствует это проклятое копье! Скользким хорьком ночью заползет в постель и выпьет всю кровь!

– Не почувствует и не убьет, – внезапно обмякнув, произнес Первый. – Ты вечно держишь меня за дурака, маленький Эрвин, но я далеко не дурак. Ты правда думаешь, что твоих ухищрений было достаточно, чтобы дверка в этот мир для нас приоткрылась? Нет. Не достаточно. Это не твое имя открыло ее, хотя, конечно, первого позвали тебя. Но взломал ее я.

– Что ты сделал?! – прошептал Эрвин в ужасе. – Чем ты пожертвовал, чтобы тебе разрешили встать из могилы?..

Первый с вызовом уставился на Эрвина.

– Ты же знаешь, что наперсток отказался служить своему хозяину, – полуутвердительно произнес он. – Ты знаешь, почему?

– Я не уверен, что хитрый и осторожный Король вдруг пылко пожелал тебя поцеловать, – осторожно ответил Эрвин. – Он не мог играть на твое тело.

– Еще как мог, – Первый рассмеялся так заразительно, будто мысль о  проделанной им афере несказанно его веселила. – Я проиграл ему свое сердце.

– Что!!!

– Свое сердце, – повторил Первый. – Я же знал, я всегда чуял, что он – всего лишь трус. Я слышал, как трясутся его поджилки. От него воняло горьким страхом на весь лес. Я сказал ему, что у меня есть то, что нет у него – золотое сердце храбреца. И он сыграл на него. Сердце Четырнадцатого свободно. Теперь его можно найти. Выкрасть. Девчонка потому и удержала копье, что Четырнадцатый свободен, – устало выдохнул Первый, потирая лоб. – Она не Проклятая. Но в ней уже прорастает сила. Она может и постоять за себя, и… взять сердце. Ее не удерживает Проклятье. Это нам нельзя брать что-то без спроса. Ей – можно. Четырнадцатый свободен, говорю тебе. Его обаяние, его честность и красота больше не служат негодяю. Он больше не помогает своему убийце выглядеть безупречно в глазах людей.