– Рассказывайте! – велела Элиза, и Первый деланно пожал плечами.

– Да вы и сами, наверное, все знаете, только подано это вам наверняка с другой стороны. Вас же с детства пичкали рассказами о том, как демоны рвали и терзали людей, убивая всех и каждого.

– А это было не так? – насмешливо спросила Элиза.

– Конечно, так, – мягко согласился Первый. – Не буду ни врать, ни отрицать. Все так. Да только чтобы Демон пришел, его ведь надо позвать, не так ли? А звали нас люди. И в шкуру нечисти загнали они же… – Первый оскалился, словно все то, что он говорил, причиняло ему боль. – Эрвин…  проклятый счастливчик, ему удалось каким-то чудом запомнить свое имя и зацепиться в этом мире. Мне – нет. Поэтому я всего лишь пешка в чужих руках. Послушная кукла. Тот, кто знает мое имя, может мне приказать все, что угодно, и я вынужден буду это выполнить, – Первый снова усмехнулся, обаятельно и страшно, будто мысль о невероятных злодеяниях позабавила его.

– В чем ваш грех? – Элиза поняла, что хитрый Первый может притворно жаловаться и улыбаться целый век, а потому решила взять все в свои руки. – За что вас не любит Эрвин?

Первый поморщился.

– Нас было четырнадцать, – нехотя сообщил он. – Давно. Так давно, что я не помню даже черт лица Четырнадцатого. В те времена мы еще были свободны… и, кажется, были кеми-то другими. Четырнадцатый был Хранителем. Самый бескорыстный, самый честный… А у меня был сундук.

 – Сундук с золотыми частями тела! – выдохнула Элиза, вспоминая слова Эрвина в их первую встречу.

– Ну да. Золото, инкрустация… красивые вещицы. Но они были не просто побрякушками – это были мои части тела. С частью моей силы. С частью моей магии и мощи! Ну, и кому же было доверить их охранять, как не Четырнадцатому? Он не мог ни предать, ни потерять. Да только вот незадача: люди очень любят золото. Больше, чем самих себя. И им здорово захотелось раздобыть эти магические вещи… никакого уважения! Наверное, они думали, что я сделаю себе еще, и от меня не убудет. Словом, у Четырнадцатого был друг. Верный, хороший, надежный друг. Почти брат! Четырнадцатый любил его, доверял ему как самому себе. Вот он-то и пришел к Четырнадцатому с ножом, и просто вонзил ему лезвие чуть пониже затылка. Такая, знаете, щадящая мгновенная смерть. По-братски. И все за эти золотые штуковины.

– И? – подтолкнула Первого Элиза. Тот снова поморщился.

– И за артефакт, – нехотя признался Первый.– Артефакт, что лишил нас памяти и разума. Надо ли говорить, что месть за смерть Четырнадцатого была чудовищной?

– Могу себе представить, – сухо ответила Элиза.

– Не можете, – отрезал Первый. – Не можете. Было много жертв и много крови. Очень. Но негодяи ускользнули с моим добром, а люди прокляли нас и подвергли процедуре Забвенья. С тех пор мы видели свет  только тогда, когда нас звали. Но и этого было достаточно, чтобы держать в страхе всех. И тогда нас решено было изгнать совсем. Навсегда. Навеки в небытие и темноту. С эти миром нас связывали лишь мои вещи и хитрость Эрвина. Я не знаю, как ему удалось вписать наши настоящие имена, те осколки, что остались, в книги, да только он это сделал. И благодаря этому мы сейчас здесь.

– И чем же я могу помочь? – удивилась Элиза.

– А! Вот мы и перешли к главному. Мне нужны мои артефакты. Все то, что у меня украли. Неприятно, знаете ли, чувствовать себя ущербным калекой. А Эрвину нужен артефакт Четырнадцатого. Но Эрвина эти негодяи, что владеют моими вещами, легко вычислял, а вот вас – нет. У вас я прошу стать агентом. В ваших силах узнать все об артефакте и помочь его раздобыть. Видите, я честен с вами. И ничуть не лгу. Ну, так что? 

- А чем вы грозите миру? - выпалила Элиза. - Люди ведь не просто так от вас избавились!

- Справедливостью, - ответил Первый так зловеще, что Элиза снова невольно попятилась от него. - Только справедливостью. Вот ты… ты находишься в нашем доме, и никто тебе не причиняет вреда, а знаешь почему? Потому что ты невинна. Тебя не за что карать. Ты не желала никому смерти. Не травила родственников, не обирала неимущих.  Ты ведь прикасалась к моему пальцу, к золотому напёрстку, - Элиза невольно посмотрела на свои ладони, - а на них нет ни следа зла и порока. Люди, получая в руки этот наперсток, тотчас прячут его от посторонних глаз, а затем играют и выигрывают целые сокровищницы, а ты… где этот наперсток?

- Я не помню, - ответила Элиза.  - Я давала его Эрвину. Может, у него?

- Нет. Он не имеет права забирать это себе, если ты не разрешала, - Первый засмеялся, под белоснежными прядями сверкнул его глаз. - То есть, ты даже не знаешь, где оставила ключ к сокровищам мира?

Элиза беспомощно развела руками.

- Ну, это не важно, - продолжил Первый. - Такие вещи не теряются. Хотя я очень сожалею, что его у тебя с собой нет… Так к делу. Согласна ты помочь? Эрвин, - глаз Первого снова сверкнул алым драгоценным камнем, - такой сильный и такой гордый, такой благородный, вынужден жить в изгнании, сидеть, как пес на цепи, пока какие-то воры, эти грязные крысы, развлекаются и живут на полную катушку и смеются над ним.

- Согласна, - еле слышно шепнула Элиза. Отчего-то она вдруг услышала гнусное хихиканье, переходящее в скотский хохот, словно во сне увидела неясные тени, лица, издевающиеся и жующие что-то жирное.

Первый промолчал, лишь вложил в ее руку какую-то маленькую вещицу.

- Это все, чем я могу помочь тебе в твоей нелегкой миссии, - печально сказал он. - Это  перламутровый наконечник копья Четырнадцатого. Им можно поразить любого врага. Даже меня. Надеюсь, он тебе не пригодится, но если вдруг… не сомневайся, рази. Только спрячь… ото всех спрячь подальше. Никто не должен это видеть.

Элизе казалось, что это какой-то страшный сон, что это происходит не с ней. Она не заметила даже, как очутилась в лесу, вне стен дома, и Первый, положив ладони ей на плечи, вывел ее по неприметной тропинке  к двери, которая просто стояла посреди леса.

- Открой ее, - шепнул Первый, - и выйдешь куда хочешь.

- Но что я скажу дома, - до Элизы вдруг дошло, что дома она не ночевала, и ее наверняка хватились. Первый засмеялся:

- Боюсь, им сейчас не до вас и не до того, где вы были. В городе пожар. Притом горят несколько домов. И люди… как-то странно себя ведут.

- Люди? - вскрикнула Элиза, вспоминая вдруг огромную банку ведьмы с трепещущими там обрывками души.

- Да, - сытым котом улыбнулся Первый. - В городе хаос. Так что тебе нечего бояться. Ну, иди!

Элиза, слепо подчиняясь его чарующему голосу, толкнула старую, рассохшуюся, скрипучую дверь и… шагнула прямо на мостовую Старой Дубовой.

Первый не солгал; в городе действительно царил хаос, по крайней мере здесь, на отдельно взятой улице. На Старой Дубовой. Которая вдруг стала так же светла, как все прочие. Может, оттого, что зло отступило, уползло из-под дубов, крепко переплетенных кронами. Или же оттого, что дом старой ведьмы пылал странным синим пламенем, стеная и воя, а из пожарища вылетали пойманные частички душ.

- Какой ужас, - прошептала Элиза, разглядывая пожар, мечущихся людей, пытающихся погасить огонь. В том, что дом поджег Эрвин, сомневаться не приходилось. Это его огонь, его сила и его волшебство освобождали плененные души. Только спокойнее от этого не становилось.

Люди, что встречались Элизе, вели себя странно. Они кричали, бежали куда-то в страшной спешке, словно опаздывающие на поезд, в надежде, что можно еще что-то исправить, или сидели на мостовой и тихо плакали, потому что исправить что-то уже было отчаянно поздно. Жизнь прошла, их ошибка была затеряна, затерта временем, и возврата к прошлому не было.

«Как много несчастных! - поразилась Элиза, шагая меж этими безумцами и оторопело оглядываясь по сторонам. - Как много людей отдало частицы своих душ в надежде жить правильно! И как много из них ошиблось... Это ведьма их такими сделала. Вероятно, эти демоны и в самом деле не такое уж зло, если люди творят с собой и друг с другом такое за какие-то деньги…»