– Наташа, – услышала я тихий голос Громова, – что с вами?

Открыв глаза, я осознала, что одновременно улыбаюсь и плачу. Маленькая слезинка прочертила влажную линию на моей щеке и, спустившись к шее, затерялась в кудрявых волосах.

– Ничего, – я улыбнулась и смахнула остатки влаги с ресниц, – дурной сон.

Максим Петрович обеспокоенно смотрел на меня. Но, к моему удивлению, не стал расспрашивать.

– К нам приближаются стюардессы с тележками. Вы будете что-нибудь пить?

– Да, – я откинула столик, – и есть тоже.

Кормили в этом самолёте вполне сносно. А уж по сравнению с моим обычным завтраком всё было вообще почти как в ресторане.

– Может, вина? – предложил Громов.

– Нет, спасибо. Иначе я усну и не смогу выйти из самолёта в Болонье. Кстати, вы мне так и не рассказали, с кем мы будем встречаться на выставке. Должна же я подготовиться!

– А-а-а, – махнул рукой Максим Петрович, – на месте расскажу, не хочу сейчас забивать голову себе и вам. Всё равно от этого ничего не изменится. Вы, кстати, взяли с собой мазь от синяков?

– Ой… – я хлопнула ладонью по лбу. Н-да, это называется: а слона-то я и не приметил! Как можно было забыть такую важную вещь…

– Не волнуйтесь, – Громов ухмыльнулся. – Я взял на всякий случай. Подумал – вдруг вы забудете…

От удивления я раскрыла рот. Вот теперь я позавидовала его жене и дочкам…

– Максим Петрович, спасибо огромное. Я ваша должница.

– Посмотрим после выставки, кто чей должник, – пробормотал Громов. Что-то в тоне его голоса мне совсем не понравилось…

Ещё через полтора часа мы наконец приземлились. Включив телефон, я обнаружила на нём 10 пропущенных вызовов от Антона. Да-а-а… И как мне ему перезванивать? Так все деньги улетят к чертям… Разговор вряд ли будет коротким.

– Максим Петрович, а в гостинице есть бесплатный вай-фай?

Я ничуть не удивилась, когда Громов кивнул – всё-таки пять звёзд, не сарай какой-нибудь.

– Может, они ещё и компьютеры напрокат дают… – размечталась я.

– Зачем? – с удивлением в голосе спросил мой начальник.

– Мне позвонить нужно… С телефона дорого, я хотела через скайп.

– Приедем в гостиницу, возьмёте мой планшет.

Нет, мне положительно нравилось «путешествовать» с Громовым. Какой предусмотрительный мужчина! И мазь от синяков, и планшет…

– Максим Петрович… А у вас, случайно, нет с собой зелёнки? – я решила проверить Громова на степень предусмотрительности.

– Есть, конечно.

Всё. Я покорена!

Наша гостиница располагалась в самом центре Болоньи, около вокзала. Она была поистине шикарной. Светлый холл, лаконичный дизайн, бесплатный бассейн, платный бильярд и боулинг, ресторан и пиццерия… А уж когда я увидела номер!

Светлый ковёр с мягким ворсом на полу, лампы в стиле Тиффани, огромная кровать, большой гардероб, картины на стенах, зеркало в полстены, душ и ванная с джакузи!

Я хочу здесь жить.

Только я начала распаковывать свои вещи, как в дверь постучали. Это оказался Громов.

– Держите мой планшет. А это пароль от бесплатного вай-фая, – он протянул мне планшет и бумажку с каракулями. – Если вдруг не разберётесь с настройками, приходите, я покажу. Только через полчасика, сейчас я в душ.

Я кивнула, поблагодарила Максима Петровича, закрыла за ним дверь и, сев с ногами на кровать, включила планшет. Пару минут – и я вошла в скайп. Слава небесам, мой любимый блондинистый охламон был в сети. И тут же стал мне названивать.

На экране планшета появилось его усталое лицо с синяками под глазами, как будто он не спал уже несколько дней.

– Антош, – я вздрогнула, увидев его, – ты… почему ты такой помятый?

Несколько секунд он молчал, разглядывая меня. Потом усмехнулся:

– Пил.

– Сильно? – я нахмурилась.

– Достаточно.

Я вздохнула.

– Ты сердишься?

– Нет, пчёлка, – тихо ответил Антон. Его «пчёлка» порадовала меня – значит, не всё ещё потеряно.

– Обижаешься?

– На правду не обижаются.

– Антош… – как жаль, что я не могу сейчас его обнять… – прости меня. Давай забудем всё это, а? Ты же знаешь, что я тебя очень люблю, со всеми твоими недостатками. Ты не был бы собой без них…

– Я всё понимаю, пчёлка. Тебе не нужно извиняться. Ты права во всём. Да, я эгоист, я потребитель, я ни разу в жизни не совершал бескорыстных поступков. И… прости, что я в этот раз так бессовестно тебя домогался. Признаю, я действительно просто надеялся, что ты отдашься мне по причине своей доброты и безотказности… Ну и, само собой, я всегда считал себя неотразимым, – друг усмехнулся.

– Ты такой и есть, Антош.

– Для всех, кроме тебя. Ты всегда – была и будешь – исключением. Ты не такая, как остальные, Наташ. И я, наверное, никогда не смогу постичь всей глубины твоей души.

– Послушай, – я вздохнула, – перестань. Ты так говоришь, будто произошла какая-то трагедия, и я спасла чью-то жизнь. Пойми же – у всех есть недостатки, и их наличие совершенно не значит, что ты не заслуживаешь любви и уважения. Я люблю тебя, ты мой лучший друг, я всегда радуюсь, когда ты приезжаешь – разве этого мало?

Антон смотрел на меня с какой-то непонятной горечью. Я никогда не видела такого выражения в его глазах.

– Это очень много, пчёлка. Но я хочу большего.

– Не поняла? – я нахмурилась.

– Я объясню. За прошедшие годы, Наташ, я начал считать тебя своей. Ты права, я эгоист и собственник, я всегда только беру… а ты отдаёшь. Ты для меня – неиссякаемый источник сил. И в этот раз я… переступил некую черту. Я вдруг увидел тебя в другом свете. Увидел силу твоей души и твоих убеждений, понял, что ты не хочешь меня. А я ведь считал, что это невозможно, Наташ. Я заранее называл тебя своей – во всех отношениях, для меня это был просто вопрос времени… И вдруг – ты отказываешь. А потом этот твой Громов… подожди, не перебивай меня. Я знаю, что у вас ничего нет, ты для этого слишком… порядочная. Но я заревновал! Ты говорила о нём с таким уважением и восхищением… Пчёлка, у меня от ревности даже в глазах помутилось.

Я засмеялась.

– Не смейся, Наташ, это плохо. И после того, как ты на меня накричала, я понял… Я отношусь к тебе, как к своей собственности, к своей вещи. И это неправильно, так не должно быть… Ты… не презираешь меня после всего сказанного?

– Нет, – я покачала головой и улыбнулась. – Я люблю тебя, в который раз повторяю.

К моему удивлению, Антон закрыл лицо ладонями и застонал.

– Пчёлка, ты невозможна… Любая другая женщина оскорбилась бы после всего этого, а ты… говоришь, что любишь!

– Почему я должна оскорбляться, Антош? «Каждый ошибается в меру своих способностей», как говорила моя мама. Ты считаешь меня своей собственностью – ничего, это со временем пройдёт. Кстати, в каком-то смысле я действительно твоя. Люди ведь принадлежат друг другу, особенно близкие люди.

Улыбаясь, я смотрела, как Антон поднял глаза. Он изучал моё лицо и улыбку несколько секунд, а затем выдохнул:

– Как же я соскучился.

– Я тоже соскучилась. Слушай, прекращай пить и заниматься самобичеванием, хорошо? Ничего страшного не случилось, я по-прежнему жду тебя в гости любой день в году.

Антон вздохнул. Кажется, ему стало легче.

– Ты уже в Италии?

– Да, в гостинице. Хочешь, я буду тебе каждый день писать, как у меня здесь дела?

– Конечно, хочу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы распрощались. Антон пообещал, что прекратит свой запой и будет больше спать. Я же, выключив скайп, вздохнула с облегчением. Этот разговор был трудным… Я всегда чувствую состояние близких людей, особенно их боль, и в этот раз боль Антона чуть было не выбила меня из колеи…

Он хочет большего… Может быть, стоило объяснить, что я бы дала ему больше, если бы у меня было, что дать?

Ведь когда ничего нет – нечего и давать…

Приняв душ и разобрав вещи, я постучалась в номер к Громову. Он открыл мне, одетый в белый гостиничный халат. Я смутилась.