Тут она словно сдулась. Вздохнула, хитро усмехнулась и сказала:

– Я совсем забыла… Ты, наверное, ничего не заметила?

– Не заметила когда? Когда ты чай разлила? Ты права, я не заметила, я на Громова смотрела.

Улыбка стала ещё шире и хитрее.

– Ага… Смотрела она… Спящая красавица ты наша…

Вот иногда я себя чувствую совершенно тупой. И это бывает только со Светой. В очередной раз пожав плечами, я направилась к кулеру – за новой порцией чая для себя и Светы.

В остальном этот день прошёл спокойно. Больше Светочка не вела себя странно, более того, когда я решила ещё раз спросить, что же это было за «какого дьявола», она спокойно сказала:

– Забудь. Пройдёт время – сама поймёшь. А если не поймёшь, значит, к лучшему.

И я решила не ломать себе голову. Проблем и так хватает, если ещё рассуждать о странном поведении Светы… так и с ума сойти недолго.

Антона этим вечером не было – и я почувствовала облегчение. После вчерашнего мне совсем не хотелось с ним общаться. Я не обижалась и не сердилась, просто… мне было очень тяжело.

Я долго сидела на том самом диване, где ночью Антон чуть не сделал из меня женщину, и вспоминала, думала…

Я не знаю, зачем – вдруг я просто встала, подошла к большому зеркалу на противоположной стене и медленно начала раздеваться, следя за своими движениями.

Волосы упали на обнажённые плечи. Я стояла перед зеркалом, абсолютно голая, и смотрела на себя… внимательно. Я уже три года не смотрела на себя настолько внимательно. Руками я медленно обвела контуры своего тела – боже мой, как я похудела! Но всё равно… немного пухлости осталось…

Грудь, талия, бёдра… чего во мне такого особенного нашёл Антон? Я повернулась боком и пошевелила бёдрами. Краем глаза заметила, что Алиса, до этого мирно спящая на диване, приподняла голову и уставилась на меня. В её глазах явно читалось: «Хозяйка, ты с ума сошла, что ли?»

Я усмехнулась. Я и сама не понимала, зачем стою тут, обнажённая. Возможно, хочу доказать сама себе, что я всё-таки женщина… По крайне мере в физическом плане... Но почему тогда я ничего не чувствовала вчера?

Я обняла себя за плечи, пытаясь возродить в памяти прикосновения Антона. Но вместо этого вдруг вспомнила… рукопожатие Громова.

Вздрогнув, я отвернулась от зеркала. Мне было стыдно признаться даже самой себе, что это короткое рукопожатие вызвало у меня больше эмоций, чем все вчерашние поцелуи Антона… как будто сотни маленьких иголочек пронзили мою ладонь изнутри… и было очень тепло…

Я тряхнула волосами, возвращаясь к реальности. Я всё сделала правильно. Любой нормальный мужчина должен быть с нормальной женщиной, а не с бездушной куклой, снежной королевой, Медузой Горгоной… спящей красавицей…

Рассмеявшись, я оделась и плюхнулась рядом с Алисой. Кошка посмотрела на меня своими умными зелёными глазами и мяукнула.

– Не волнуйся, – сказала я, погладив её за ухом. – Я не сошла с ума. По крайней мере пока…

Оставшиеся дни недели прошли спокойно. А в субботу Антон уехал. Мне было чуточку грустно от осознания того, что в следующий раз я увижу его только месяца через четыре.

Ни разу за прошедшие дни он не напоминал мне о случившемся на диване. И всё было идеально – разговоры, просмотр кино, прогулки…

И только перед отъездом Антон серьёзно посмотрел на меня, взял моё лицо в ладони и спросил:

– Пчёлка… ты помнишь своё обещание?

– Какое? – секунду я не могла понять, о чём он.

– Обещание… стать моей, когда я приеду в следующий раз.

Я улыбнулась, накрыла его руки своими и чмокнула в нос.

– Помню. Я всё помню, правда. Если ты никого не найдёшь и не влюбишься – ну, и я тоже – то всё исполнится.

Молча Антон обнял меня за талию и прижал к себе.

– Прости, если я обидел тебя.

– Ты не обижал меня, – я зарылась носом в рубашку Антона, вдыхая его запах: я знала, что теперь ещё долго его не почувствую… – Ты никогда не обижал меня. Ты мой самый лучший друг.

– Пчёлка… – Антон вдруг напрягся. – Ты чего там делаешь… своим носом?

– Нюхаю, – я рассмеялась.

– И чем пахнет?

– Тобой.

Тогда и он зарылся носом в мои космы, шепча:

– Надеюсь, ты будешь помнить мой запах, как я помню твой. Он преследует меня уже очень долго… где бы и с кем бы я ни был…

– Он идёт за тобой по тёмным улицам и пытается тебя убить? – дрожащим от смеха голосом спросила я.

Одной рукой Антон поднял моё лицо, заглянул в смеющиеся глаза и тоже улыбнулся.

– Наташ… ты невозможна! Только ты способна быть такой… умной и глупой одновременно!

– Это чего это я глупая-то? – я надула губки.

– Потом поймёшь, – он щёлкнул меня по носу, затем чмокнул в щёку и сказал:

– Ну… до встречи. Я буду тебе писать и звонить.

– Только попробуй этого не делать! – я погрозила ему пальцем. – Найду и убью!

В последний раз посмотрел на меня, подмигнул и пошёл к зоне регистрации на рейс.

И не успел он скрыться с моих глаз, как я уже начала скучать по нему. Я буду скучать, пока Антон не вернётся и не скажет своё: «Привет, пчёлка-труженица!»

После отъезда Антона квартира опустела, и я с нетерпением ждала понедельника, когда смогу наконец пойти на работу и избавиться от этой давящей тишины и от его запаха, который преследовал меня в каждом углу… даже Алиса чуточку пахла Антоном, что вообще было предательством с её стороны.

В воскресенье я позвонила Ане и проболтала с ней три часа, наслаждаясь звуком её голоса. Она рассказывала то, что было мне совсем не близко – тусовки, вечеринки, куча разных молодых людей – но это было неважно. Главное, что она просто говорила, и её голос успокаивал. Так Аня действовала на меня с тех пор, как сказала своё волшебное: «Держись за меня». Вот я и держалась…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Понедельник – день тяжёлый, это знают все. Но у нас он начался с мега-аврала: перед выставкой в Болонье все редакции как будто с цепи сорвались и прислали мне столько новых проектов, что я готова была завыть. Хором вместе с производственным отделом, которому предстояло к завтрашнему дню всё это просчитать. Обычно я принимала заявки за неделю, но на этот раз пришлось сделать исключение из-за грозно надвигающейся выставки – совещание перенесли со следующего вторника на этот.

Громов опять попросил меня провести его, и я с головой погрузилась в несуществующие пока книжки, рассматривая, обдумывая, считая…

В шесть вечера Светочка убежала домой, а я всё оставалась на своём рабочем месте. Семь, восемь, девять… полдесятого из кабинета вышел Громов.

Сказать, что я удивилась, – значит, ничего не сказать. За всё это время, что я сидела скрючившись над бумагами, я умудрилась забыть, что он не ушёл домой.

– Э-э… Максим Петрович, – пробормотала я.

– Наталья Владимировна? – Громов был удивлён не менее. Взглянув на часы, поднял брови. – Зачем вы тут так долго торчите?

Ну вот. Опять это «зачем»!

– Дел много.

– Дел… – сняв свою куртку с вешалки, Громов внимательно посмотрел на меня. – Дел… И всё равно я не понимаю, зачем такой молодой и привлекательной девушке торчать на работе допоздна, пусть у неё там даже куча дел…

– Две кучи, – конкретизировала я. – Нет, даже три.

– Хоть десять, – Максим Петрович покачал головой. – Всё равно. Пошли бы лучше, встретились с кем-нибудь… или просто домой, отдохнуть. Вы так себя угробите!

– Хоть бы и так, – пробормотала я, вновь зарываясь в бумаги с головой, – кому я нужна…

– Ну мне, например.

Я подняла голову и с удивлением воззрилась на Громова. Улыбнувшись, он протянул мне руку и сказал:

– Пойдёмте, я отвезу вас домой. Нечего тут ночевать.

Я взялась за его руку и поднялась из-за стола. Теперь я стояла так близко к Громову, что могла рассмотреть его глаза – они были вовсе не голубые, и не серые, а серо-жёлтые – необычный жёлтый ободок вокруг зрачка словно наделял его взгляд каким-то удивительным тёплым светом.